Спасибо за приют. Мы пойдём. Игнат Тимофеевич отблагодарил двухкопеечной монетой дворника, и они вместе со штаб-ротмистром вышли на свежий воздух. И тут их взору представилась весьма пренеприятная картина, которой они, по долгу своей службы, должны были дать отпор: выходившая из дома за дровами и санками женщина увидела, что их пытаются украсть какие-то лихие люди! Пятровский и Гекк были как раз посередине и чуть глубже от происходящих событий, но воры, увидевшие жандармский мундир и руку его владельца, машинально потянувшуюся к кобуре с револьвером, моментально бросили сани и скрылись в подворотне.
Помощник статского советника принялся было их преследовать, но старший окриком его остановил и обратился к перепуганной до смерти хозяйке санок:
Твои?
Она, ещё вполне не отошедшая от шока, с трудом глотая воздух ртом, который до этого, по русским представлениям, должен был кричать «Помогите! Грабят!», выдохнула, посмотрела сначала на жандарма, а потом на Пятровского, ответила:
Мои.
Причём ответ её был короткий, как выстрел пули, без растяжки на «и». Как будто бы прозвучало слово «Мой».
Пойдём в дом, ответил ей Игнат Тимофеевич, взяв в охапку дрова, а Гекку показал, чтобы он забрал санки.
Так втроём они и зашли. А со стороны за ними наблюдал удивлённый дворник. Как только они скрылись за дверьми, он ещё немного постоял, подкинул на ладошке только что полученную монету и двинулся отмечать откуда ни возьмись прилетевший «праздник».
Войдя в комнату, статский советник отметил явный аскетизм в её содержании. Его признаки проявлялись во всём, начиная от убранства и одежды, висящей на крюках, и заканчивая продуктами, только что привезёнными хозяйкой с рынка. Лишь два предмета выходили за рамки увиденного: какое-то божество, размером с небольшую сову и обвешанное пепельно-коричневыми перьями, и фотография, на которой были изображены женщина, мужчина и ребёнок. Подойдя поближе, Пятровский увидел, что женщина на фотографии хозяйка комнаты, только гораздо моложе. По крайней мере формальная хозяйка.
Арина Александровна Вайхомова? уже предчувствуя ответ, спросил статский советник.
Да, так же коротко ответила хозяйка.
А это кто? указывая на ребёнка на фотографии, спросил Пятровский.
Сын.
Вы не очень многословны, Арина Александровна, попытался упрекнуть и вывести её на откровенный разговор Игнат Тимофеевич.
Да.
Разговор явно не клеился, и статский советник решил действовать по-другому.
Куда пошёл ваш муж, Микита Никанорович, в утро на первое марта?
В глазах женщины, куда он смотрел на протяжении всего этого небогатого словами разговора, вначале появился испуг, потом растерянность, смятение и отчаяние. Через секунду из глаз брызнули слёзы.
Штаб-ротмистр, увидев огорчённый и озабоченный взгляд начальника, обвёл взглядом комнату, увидел стоящий на столе кувшин с водой, налил в кружку и передал хозяйке. Она с благодарностью приняла и сделала несколько глотков.
Повторю свой вопрос. Куда пошёл ваш муж, Микита Никанорович, в утро на первое марта?
Было видно, что женщина успокоилась. Но её ответ поверг её гостей в некоторый шок:
К царю.
Следователь и жандарм недоумённо переглянулись и опять направили свой взор на женщину.
Куда?!
К царю, уже совсем успокоившись, ответила Арина Александровна.
Но зачем?!
Чтобы убедить его отказаться от ранее принятого решения.
Эта фраза, очень длинная и сказанная хозяйкой комнаты практически без запинки, поставила в тупик обоих должностных лиц.
Что это значит? Первым, как и следовало, пришёл в себя Игнат Тимофеевич. О каком решении вы говорите?
Найдите тело мужа. И вы узнаете ответ на этот вопрос.
Её слова привели в полное замешательство представителей власти.
Как тело? Его уже нет в живых? Откуда вы знаете?! Вопросы от статского советника сыпались один за одним.
Хозяйка, сидя на стуле, закрыла глаза и стала равномерно раскачиваться в такт качающимся ходикам, висящим на стене, еле слышно выдавливая из себя звуки, которые, как потом вспоминал Пятровский, могли быть очень похожими на звуки загробного мира
Она входит в транс, ваше высокородие! сдавленным голосом прошептал Гекк в ухо статского советника, не сводя глаз с женщины. Сейчас она всё расскажет!
Его убили. В то же утро, когда он ушёл. И убили специально. Мне об этом поведал наш Бог Игалук «Лунное божество», тот, кто связывает светлое и тёмное, солнце и луну, жизнь и смерть И, не открывая глаза, Арина показала рукой в направлении «совы» с перьями
Игнат Тимофеевич с силой набрал воздуха в лёгкие, чтобы задать очередной вопрос, но тут Арина вскочила и также, не открывая глаза, состроила гримасу невыносимой боли.
Мой сын!!! Игалук говорит, что и тебе угрожает опасность!!! Спасайся, я бегу к тебе!!! И со всей мочи рванула в сторону выхода.
Штаб-ротмистр первым пришёл в себя, успев поймать за талию пытавшуюся сбежать женщину.
* * *
Солянка вышла на славу! Конечно, скорее всего и может быть, её прекрасный вкус был сдобрен долгой прогулкой бывшего титулярного советника на свежем воздухе в первый весенний день, но это лишь версия! В действительности же солянка вышла на славу!
Игнат Тимофеевич с удовольствием облизнул ложку, отломил кусочек поминального хлеба чёрного, с кориандром и тмином, как символом картечи, впоследствии названного «бородинским», обмакнул им оставшиеся в миске следы солянки, поднял крайнюю на сегодня (как он думал)рюмку хереса и выпил её залпом, закусив «черняшкой».
План на сегодня практически был выполнен. Оставались послеобеденный сон, прогулка перед ужином, лёгкая трапеза, чтение книг (газет) и опять сонА что ещё нужно пенсионеру?!
Клава! прокричал Пятровский, когда после третьего его звонка в колокольчик в комнату никто не вошёл. Клавдия!!!
На пороге появилась кухарка.
Чего изволите, Игнат Тимофеевич?
Завари мне, Клава, самовар. И приборы все убери, помой. Я сейчас спать лягу, и ты уж постарайся не шуметь. А вечером я далее распоряжусь.
Как желаете, ваше благородие.
Она достаточно быстро убрала со стола и переместилась на кухню. Громыхание посуды в процессе её мойки не мешало бывшему титулярному советнику, но он, соблюдая рамки приличия, зашёл за ширму, снял с себя верхнюю одежду, облачился в видавший виды атласный халат и прилёг на кровать.
Только заснуть он не мог. То ли переел, то ли выспался в санях по дороге домой, но глаза закрывал, а веки не тяжелели.
Проворочавшись этаким образом не менее получаса, он поднялся и подошёл к столу. На дне бутылки оставалось совсем мало хереса, но Игнат Тимофеевич, для успокоения души, решил его прикончить.
Взяв на кухне вымытую Клавдией рюмку, он вернулся, долил в неё остатки и, не прибегая к закускам, лихо запрокинув голову, выпил. Ожидаемого тепла внутри своего организма он не почувствовал.
«Ну вот, началось с лёгким разочарованием подумал Пятровский. Читал же в Новом слове, что ежели человек теряет всякие чувства к внешним раздражителям, становится полностью апатичен, то всё пиши пропало! Старуха с косой уже стучится к тебе в дом»
И так стало Игнату Тимофеевичу себя жалко! Так он скукожился и вмял в своё и так не особенно твёрдое тело подушку и кусочек одеяла, что аж слёзы потекли из глаз в самые складки рта. Да такие горькие, что ещё тяжелее стало бывшему титулярному советнику!
Но! Мозг был всё ещё свободен!
«Раз плачу значит, не закончились чувства! Значит, ещё поживём!»
От этих внезапно нахлынувших мыслей, сметающих друг друга, словно морские волны, Пятровский вмиг пришёл в себя.
Да где же самовар?! насколько мог громким голосом закричал Игнат Тимофеевич!