А они шалят.
Кравченко чуть не застрелил Володю, вернувшегося с разведки вглубь тоннелей. Обошлось пуля прошла по касательной, срикошетив от пластины костюма. Володя перестал делиться сигаретами с Кравченко.
Сова почти не говорит. Хуже, чем Ятаган тот хотя бы двигается. Мы не понимаем, как это место может столь сильно влиять на подготовленный организм. Я имею в виду, что мы уже много раз спускались в подобный же кратер, только к западу отсюда. Откуда такая разница? Почему это место так на нас теперь действует? Мы все, каждый из «Альфы» боец, каких поискать надо.
Сраная поломка в сраном Втором кратере.
Два дня. Мы здесь два дня. Почему я чувствую, что прошло гораздо больше? Плевать. Даже если здесь творится что-то уму непостижимое, я обязан сохранить отряд в живых. Их решение моё решение. Сейчас допишу и попытаюсь растормошить младшего лейтенанта Совину.
10:00.
Мы потратили лишние часы, чтобы изучить весь шестой этаж. Пометили, в каких местах чаще всего появляются тени. Засели в той же лаборатории. Хотя бы свет появился. Пещера чёрная, серая и мёртвая. Такая же, какая была при свете фар наших костюмов.
Володя пытается найти в происходящем логику. Пытается Строить теории. Поднимает учебники по астрофизике. Зачем-то. Хорошо, что у него всегда под рукой тонна энциклопедий в оффлайн-режиме. Вообще, раз уж мы тут застряли, опишу-ка я «Альфу», как есть. Если выберемся и ладно. Если нет
Пусть те, кто придёт за нами, узнают, какие были мои товарищи.
Ятаган. Старший лейтенант. Моя правая рука. Старый и похож на дуб. Невозмутимый, как сто слонов. Непробиваемый, как сто танков. Мало говорит, много делает. Без него я буквально как без рук. Ха-ха. О, боже, я уже начинаю вести диалог сам с собой. Выберемся отсюда и первым делом к мозгоправу. Ладно.
Ятаган способен принимать рациональные решения там, где не способны все остальные. Холодный, острый и мудрый соответствует позывному.
Сова. Совина Юлия Аркадьевна, младший лейтенант. Разведывательная мощь «Альфы», скаут, каких больше не делают. В прямом смысле производство суперсолдат у нас прикрыли ещё в 2033. Её забраковали, выбросив на помойку, где её потом нашли вербовщики старой-доброй ФСБ. Мы приняли тогда ещё молодую девушку в команду. Она быстро сдружилась со всеми. Особенно с Кравченко. Этот весельчак к кому угодно ключик подберёт.
Адаптация, сбор информации и предельная точность вместе с исполнительностью. Это Сова. Вне заданий вечная улыбка и смех. Здесь мертвецкая тишина, ожидание приказов и полная отдача в их исполнении. Без Совы и «Альфа» не «Альфа».
Без каждого из нас. Мы не мы.
Кравченко. Игорь Родионович, младший лейтенант. Вырос сиротой, в тридцать лет потерял жену и двух детей в автокатастрофе. Потому и пьёт, когда может. Тем не менее, я не встречал стрелка с умениями, хотя бы отдалённо похожими на его. Наверно, я мог бы обойти его в стрельбе на пистолетах, но на средних и дальних дистанциях Кравченко абсолютный король тира и, соответственно, поля боя. Душа компании, достойный боец, сердце «Альфы».
Володя. Вообще его позывной Воробей, полностью Владимир «Воробей» Толоконников, лейтенант. Чем-то похож на Ятагана, только более общительный. Дымит всегда и везде. Как-то раз мы штурмовали собственно посольство, пытаясь вытащить заложников. Володя словил три пули две в рёбра и одну в бедро. Истекая кровью, слушая крики Совы, звавшей медика, он выудил из нагрудного кармана пачку, за ней зажигалку, и закурил, лёжа в кровавой луже. Не могу представить ситуацию, в которой он бы не нашёл время на перекур.
Как уже рассказал, Володя наш техник. И ботаник, и химик, и ещё кто и когда придётся.
Рябчиков. Рябчик. Старший сержант. Отличный послужной список, неплохой боевой опыт. Знаете, как говорят «о мёртвых либо хорошо, либо никак». Старший сержант Был хорошим солдатом и честным человеком. Рвался вперёд, везде, где мог. Это был его первый боевой вылет с полным составом «Альфы».
Жаль, что он стал последним.
Про себя, наверно, лучше умолчать. В конце концов, это четвёртый мой дневник. Константин Денисович Лихачёв. Командир спецотряда особого назначения «Альфа», позывной «Рыцарь-один».
Мы собираемся пойти глубже. Постараюсь написать, когда будет возможность.
19.10.2049. 4:43. Запись 4325. Третий день во Втором кратере.
Пишу время по своим часам. Очередная поломка ударила нас в неожиданное место. В этот раз вышли из строя все хроноприборы карманные часы, встроенные в скафандры, чёрт, даже смартфон Володи показывает странное время. Не то, которое прошло, и не то, которое сейчас. Я хорошо чувствую течение времени, поэтому доверюсь своим, цифровым.
Мы точно здесь только третий день?
Еды всё ещё хватает. Скафандры работают, фильтры пашут, хотя мы уже и не паримся, спокойно расхаживая по тоннелям без шлемов. Здесь на удивление прохладно, хотя мы уже должны были погрузиться на глубину более трёх километров.
Ещё одна странность. Исследуя этажи, мы иногда возвращались в те части тоннелей, где уже прошли. Это было хорошо заметно пыли куда меньше, следы чёткие и легко различимые.
На седьмом этаже мы перестали наступать себе на хвост.
Здесь не было лабораторий только груда непонятных строительных конструкций. Металл, пластик, всё под эмблемой ФСБ. Теней всё больше. Избегать их всё сложнее.
После получения полной карты седьмого этажа я приказал вернуться к месту подъёма на шестой. Мы прибыли на место через два часа. Наших следов там не было. Володя аккуратно облазил весь пол их не припорошило пылью. Они стёрлись, словно их там никогда и не было.
Ни окурков, ни пустых банок из-под консерв после перекуса.
Не хочу накаркать, но мне кажется, что дальше будет только хуже.
8:12.
Сова ушла в тоннели полчаса назад. Её рация не отвечает, а ИКБС не посылает радиосигнал. Ятаган попросил меня выдвинуться за ней.
Я отказал.
8:29.
Володя, заменивший Сову в роли передового разведчика, вернулся к нам бледный, как смерть. Сказал, что видел ИКБС Совы. Или самого младшего лейтенанта? Говорит, она проскользнула на перекрёстке одного из тоннелей, мимо которых он шёл.
11:48.
Мы на восьмом этаже. Кравченко разбил все бутылки с алкоголем, что у нас имелись. Остался только технический спирт. Володя перестал курить. Мы дежурим с Ятаганом по очереди, пока оставшиеся двое отдыхают. Слишком много стресса за три дня. Смерть Рябчика, пропажа Совы.
Я начинаю думать, что спускаться глубже было плохой идеей.
15:20.
Каждому из отряда стало хреново. Не то слово их состояние просто ужасно. Володя больше не снимает шлем, выключив подсветку изнутри. Последнее, что я видел это его осунувшееся лицо. Выпирающие скулы, тонка кожа, как будто кое-как натянутая на череп. Он сильно потерял в весе после того инцидента с Совой.
Кравченко всё чаще встаёт на грань панической атаки. На привалах и перед сном он больше не смеётся.
Мы говорим только о задании. О том, что нас ждёт дальше. Никто не заикается о том, что нам следовало повернуть назад. Но я знаю, о чём они думают. Что ж. Это моя вина, как командира. Надо было слушать Ятагана.
Тот, наверно, держался лучше всех остальных. По его безвыразительному лицу и не скажешь, что ему плохо. Только чем дальше мы идём по восьмому этажу, тем чаще я вижу, что зрение подводит старого товарища.
22:45.
Ятаган не видит. Мы с Володей осмотрели его глаза посерели и побледнели, покрылись какой-то плёнкой. Не знаю. Не уверен. Володя говорит, что никогда не видел такого быстрого развития глаукомы. Тем не менее, старик не теряет хватку. Даже манера речи не меняется.
Странно. Только сейчас заметил, что я не подвергся никаким изменениям.
Нет, не это странно. Странно, что эти изменения вообще произошли! Хотя после теней уже как-то плевать. Мы видели всякое. И это переживём. И об этом расскажем.