На мое удивление, в Уоквенте практически не было детей. Ну, не считая нас с сестрой, моего двоюродного отсталого брата, у которого проблемы с парковкой и ещё одного человека дочери нашего школьного психолога, Евы Бронсон. Мы познакомились на чьём-то дне рождения, перед зачислением в школу. Я помню, как она постеснялась взять какие-то сладости со стола.
Вообще, она производила впечатление очень стеснительного человека. Я помог ей со сладостями, просто принеся их. Так мы и познакомились, после чего стали относительно неплохо общаться.
Когда тебе шесть лет, а ты живёшь в деревне без единого сверстника, выбирать особо не из кого. Я не считал сверстниками людей моего возраста. Не знаю почему, наверное, глупое предубеждение. Для меня это были люди, с которыми я находил общий язык, в первую очередь, с которыми я был на одном уровне. А возраст это всего лишь цифра, статистика. Не люблю статистику. Да и в классе у меня было человек восемь от силы. Даже не помню их имена. Но Ева была необычной и довольно милой. Она почти всегда носила джинсовое платье-комбинезон с разными нашивками, какие-то кеды и маленький рюкзак в виде белого кролика, с розовыми лямками. Я на самом деле не знаю, что это за одежда и как она называется, там не было штанин. Какое-то платье на подтяжках. Наверное, так выглядит платье-комбинезон. Но кролик был милым, как и сама Ева.
У нее были чёрные, как смола, волосы. Короткие, вроде бы, это называется каре. Поэтому она мне чем-то напоминала человечка из лего-конструктора, только лицо не было желтым. Наоборот, я считал её лицо весьма и глубоко интересным. Оно было очень живым, если вы понимаете меня. Бывает смотришь на человека, а лицо у него ничем не занято, кроме повседневности. Смотря на Еву, складывалось впечатление, что она ежесекундно что-то обдумывала или даже мечтала.
У неё была на удивление восхитительная кожа, белая. Только щёки покрывала россыпь веснушек. Она их стеснялась и считала уродством, каким-то недостатком, потому что ни у кого больше из наших сверстников такого не было, но я убедил ее в обратном. И у нас были велосипеды!
Так вот, я уже подъезжал к этому дому и смотрел на него издалека, но что-то меня останавливало войти туда. Это даже домиком-то назвать было нельзя. Целый особняк! Я бы не сказал, что я боялся, но нечто меня останавливало.
Лето проходило очень медленно. Каждый день напоминал расплавленную патоку, которая едва тянется. Не помню, как я готовился к школе. Но в какой-то момент мне сказали, что завтра я туда пойду.
Спустя какое-то время я уже сидел за партой вместе с такими же несчастными. Всё было достаточно прозаичным. Серые школьные стены этой деревни немного угнетали меня, хотя учился я с большим успехом. Рутинные будни разбавлялись болями в коленях от отцовских наказаний.
Наказания это моё хобби, я их коллекционировал. Когда я разбил вазу, которая случайно, между прочим, упала, меня отхлестали стеблем розы, очень больно, и на три часа поставили коленями на кукурузные зёрна.
Суть таких наказаний проста: собственное тело и его вес твои главные враги. Первое время ты не ощущаешь ничего, но затем ноги вдавливают в себя зёрна кукурузы. Неприятно, думал я тогда. Пока не случился один забавный случай.
Однажды я стал свидетелем родительской ссоры прямо перед уходом в школу. Они громко ругались, Джесс, моя сестра, ревела как резаная. Я не мог слышать даже свои мысли, одни сплошные крики. Меня это смутило в достаточной степени, поэтому весь день я был очень задумчивым.
Я не понимал, зачем люди ругаются, когда банальные споры можно решить мирным путем. У меня болела голова, поэтому на уроке физкультуры я просто сидел на мягком газоне около футбольного поля. Солнце заливало все вокруг.
Конечно же, такая отрешённость не допускалась. Много чего не допускалось в школе. Отец, например, переучил меня писать именно правой рукой, в то время как я был левшой потому что это не допускалось, по его строгому и субъективному мнению.
Ко мне подошла мой учитель, мисс Каарт. Приятная женщина, я бы даже сказал, девушка. Она всегда с большим уважением относилась ко мне и называла уникальным. Всё дело в том, что я почему-то осваивал весь материал быстрее остальных учеников, для шести лет.
Питер, все хорошо? Ты сегодня сам не свой. Может, тебя отпустить домой? она мягко подсела ко мне и приобняла за плечи.
Нет, спасибо. Домой я как раз не хочу, ответил я и уставился на зеленую траву.
Проблемы? мисс Каарт всегда задавала правильные вопросы. Тебе как бы и не надо было говорить, она будто все и так понимала.
Почему люди становятся такими глупыми с возрастом? я сверлил взглядом газон. Не видят простых решений проблем?
О, Пит, знаешь, это весьма сложный вопрос. Я думаю, ответ на него придёт к тебе с возрастом и опытом.
Ответ, кстати, так и не пришёл. Вместо него пришла привычка привыкать к таким людям.
А если ответ придёт в том возрасте, когда я сам стану таким же? я бросил на неё пронзительный взгляд ребенка. Она мягко улыбнулась, будто объясняла малышу, почему небо голубое, а трава зелёная.
Я думаю, тебе это не грозит. Иди-ка ты домой сегодня. Я тебя отпускаю.
Спасибо, мисс Каарт.
Я забрал свой рюкзак из класса и медленно побрел в сторону своего дома. По пути решил заскочить к бабушке, там всегда была какая-то уже готовая еда. Я шел максимально медленно не было у меня сегодня настроения идти домой быстро.
На следующий день меня забирал после занятий отец. Но мисс Каарт, при всём её светящемся нимбе учителя от Бога, имела один большой недостаток она считала, что исправить можно кого угодно в вопросах воспитания.
Она была молода, гуманна и в некотором смысле, как уже сейчас я понимаю, амбициозна. Это очень хорошо для большого города, однако для маленькой деревни в шестьдесят домов и очень консервативных людей это было сродни рыжим женщинам во времена Инквизиции. Они на генетическом уровне не воспринимали ничего, кроме собственного мнения.
Именно по этим причинам я смотрел на то, как сейчас мисс Каарт отчитывает моего отца по некоторым вопросам воспитания, а мои колени так и стонали, предчувствуя глупое животное непонимание отца и такие же методы. Это был настоящий факап. Он то и дело бросал на меня суровый взгляд.
С одной, нормальной стороны, меня не за что было наказывать, но с другой, вы его не знаете ни черта. Я увидел, как он разворачивается и идет ко мне. До этого я слышал обрывки фраз по типу «не стоит выносить ссор из избы и учить мальчика ссориться с женой чтобы ребёнок этого не слышал Вы же понимаете, как И сами были ребёнком Ну почему сразу неженка?!».
Пойдём.
Он был как никогда краток и категоричен. Я сделал вид ещё до его прихода, что мои шнурки безумно интересны моему вниманию, однако он просто взял меня за ворот рубашки и потащил в машину. Резко и черство, как и всегда.
А теперь скажи, какого черта ты всем в школе рассказываешь, что творится у нас дома, ты трепло?
Я всей школе ничего не рассказывал, сказал я, насупившись.
Если бы не рассказывал, я бы всю эту ересь не выслушивал сейчас. Дома поговорим, нытик. Давай, скажи: «Да папа, я нытик и больше так не буду». Ну? я смолчал.
Тебе сейчас вмазать или дома? Я не слышу!
Я больше так не буду, тихо сказал я и уткнулся в стекло. Всяко интереснее того, что меня ждало дома.
А дома меня ждала соль. Самая обычная пищевая соль. На заботливо расстеленной газете лежало около полкилограмма соли. Знаете, чем отличается какая-то крупа или кукуруза от обычной соли? Да тем, что эти чёртовы кубики соли очень мелкие и въедаются в кожу! Жжение адское. Соль на рану, так сказать. Так я проучился полгода. Наступила весна.