Я несколько раз просыпался в бреду и весь мокрый, чьи-то руки заботливо меня успокаивали и опускали в мягкие объятия постели, каждый раз, когда я порывался встать с неё.
Последнее, что я видел это абсолютный мрак, разрываемый лишь изредка звуками падающих капель. Я был в какой-то пещере без толики света. Открыв глаза, я обнаружил себя лежащим в темной луже. Пол пещеры заменял тонкий слой воды. Вода и была полом. В темноте передо мной сидел кто-то. Я встал, подошел к нему. Он сидел, уткнув голову в колени. Он поднял взгляд это был я сам. Я сам, только в каком-то рванье вместо одежды. Он сидел молча, смотрел на меня впалыми глазами. Его рука протянулась ко мне, и как только он коснулся меня, все исчезло.
Проснулся я у себя в постели, чистый, почти ничего не болело. Первое, что я спросил, удивило родителей.
Где Ева? прохрипел я.
Ева дома, у своей бабушки. Причём здесь Ева? Где ты был?
Кровь много. Кости. Детские. Где Ева?
Ты совсем дурак? Где ты шлялся? Знаешь, как мы волновались?
Да знаю я, как вы волновались. Знали бы вы все, как я волновался. Как я залез в дом, в котором меня чуть не сожрал волк-переросток, не считая чертовых птиц и их визгов, детских костей, имен и прочего Или это был еще один лихорадочный сон?
Ева была со мной. Я ничего никому не расскажу, пока вы её не приведёте.
Сказано сделано. Ева через два часа сидела напротив меня с лицом полнейшего непонимания.
Ты рассказала им?
Нет.
Ничего?
Что? сказала она, немного потупив взглядом.
Ты издеваешься? я начинал чувствовать гнев, который сменил обиду предательства.
Я приподнялся, возле моей постели все собрались родители, бабушки, Ева.
Ева, где вы были, чёрт возьми? отец был в гневе. Хотя ему-то что
Мы поехали кататься на велосипедах. Доехали до озера, искупались, потому что было жарко. Я проголодалась ближе к вечеру и захотела домой. И начали где-то лаять собаки на другой стороне озера. Стало страшно. Питер захотел остаться, я ему сказала, что не стоит, что все будут волноваться, но он же упрямый, как осёл. Я и поехала одна. Доехала до развилки, меня там встретил папа Всё это время Ева сидела и рассказывала эту ложь, глядя в пол, на будто бы заученный текст.
Ложь! Ты была со мной, ты же видела всё это в этом сраном проклятом доме! Ева, почему ты врёшь им? Почему ты врёшь мне?! я был в бешенстве.
Ева смотрела в пол. По её щеке стекала слеза.
Извини прошептала она, наклонившись над кроватью и выбежала из комнаты, ломая пальцы. Моему удивлению не было предела. Шоку, скорее. Я ничего уже не понимал и не хотел.
Короче, всё понятно. Сам дурак, потащил ещё и девчонку за собой. Она хоть додумалась домой поехать, а этот с собаками там веселился. Теперь ещё и прививки ставить от столбняка. Не можешь нормально? резюмировал отец.
Я промолчал. Как итог, меня несколько раз отправляли к «доктору» Бронсону, который только и делал, что задавал мне вопросы в своём кабинете. Я ему ничего не рассказывал. Я больше никому ничего не рассказывал.
Моё начало больше походило на чей-то конец. Я ходил к этому докторишке оставшиеся месяцы учёбы.
Только сейчас я заметил все его странности. Он весь был странный. Толстая роговая оправа очков, усы как щётка под носом. На руке, правой, порез. Глубокий, как стеклом, и старый. Рубашка в клетку, ещё одни очки в нагрудном кармане.
Учебный год вот-вот должен был закончиться. Исигуро я так ничего и не рассказал. Ева ходила на уроки так же, как и раньше, но теперь она выглядела какой-то пришибленной. Я с ней не разговаривал.
Мне прописали курс посещений этого мозгоправа до самого лета. В один из таких внеурочных опросников я начал задумываться над тем, где же было мое начало в лесу с отцом или в этот самый день, сегодня.
Самый солнечный день за весь май и вместе с тем самый чёрный в моей жизни, потому что один из первых по-настоящему чёрных дней в моей жизни. А первое мы запоминаем всегда очень ярко и в подробностях.
Я попытался мягко рассказать маме о том, что случилось, но она мне не поверила. Они верили друг другу взрослые взрослым. Но больше меня убивал главный аргумент: «Не лезь в чужие дела. Это не твоя семья». Мистер Исигуро просто отмахнулся от меня, сказав что-то из серии «Это немного не по теме пройденных занятий, Питер». Поэтому всё, что мне оставалось, это посещать занятия очкарика в халате, горе-отца Евы. Сегодня в школе её не было. Как и вчера. Может, заболела?
Здравствуй, Питер. я зашёл в его кабинет. Очень тускло освещённый. Стол был из дуба, кипа бумаг, книжный шкаф справа ломился от книг. Сам он сидел лицом ко мне, уткнувшись в какие-то бумаги.
Здравствуйте. Бросил я и сел напротив него, потому что досконально знал этот процесс какие-то кляксы на бумаге, которые я должен был с чем-то ассоциировать, десяток вопросов насчёт дома и костей, моих кошмаров, попытка убедить меня в том, что это моё воображение играется на фоне ссор родителей. Знаем, проходили. Там еще и мисс Каарт насыпала.
Год заканчивается, Питер, а ты так мне ни на что и не ответил. продолжая читать что-то, сказал он.
В чём подвох? Я не знал, что мама с ним говорила, но на её месте, я бы тоже поговорил с ним насчет психического здоровья своего ребенка.
Подвох в том, Пит, что я единственный, не считая моей дочери, кто тебе может поверить. А ты ведь хочешь, чтобы тебе поверил хоть кто-то в этом мире он впервые на меня посмотрел. Глаза холодные, как у мертвой рыбы. Грязно-голубые с зеленоватым отливом. Мерзость. Фу.
Хорошо, что Вас интересует?
Я вчера нашел у Евы в комнате вот это, он показал мне детские рисунки.
На них был черный дом, огромная чёрная собака внутри этого дома. Очень много чёрного и красного, на некоторых был изображён ворон, чёрный, как смоль, на некоторых просто был чёрный цвет, пробиваемый синеватым и голубоватым светом. На одном листке был нарисован мальчик в оборванных тряпках посреди косточек. Костей, скорее. Выходит, Ева тоже это видела. Но она не могла видеть то, что мне просто приснилось, я же ей не говорил, что вы видели там, внутри?
Я видел наверху, в спальне, картину молодого человека и девушки. Больше ничего. Не знаю. Остальное мне просто приснилось. Меня сделали сумасшедшим козлом отпущения. Это очень чёрный дом. Он стоит на костях детей. Я их видел, трогал эти кости во снах. Я ничего не понимаю уже. Что было сном, а что явью. Я устал. Можно мы это всё забудем, и я пойду домой? У меня нет сил разбираться в этой головоломке без кучи нужных деталей, я с шумом выдохнул и опустил взгляд.
Ты видел их? Спросил он и у меня побежали мурашки по спине, размером со слона. Я взглянул на него. Он сидел и улыбался.
Кого? Я начал себя морально готовить к тому, чтобы быстро выскочить из-за стола и убежать домой.
Имена на стене, в подвале. Мне еще раз спросить?! Он хлопнул ладонью по столу и его очки съехали набекрень. Теперь он был похож на сумасшедшего ученого. Я встал и оглянулся.
Если эта груда камней Ваш дом, то у Вас большие проблемы, мистер Бронсон.
Встал, чтобы убежать к маме? Тебе никто не поверит. Даже моя дочь тебе не верит, день великих открытий, а то я не знаю.
Где Ева?
Нужно было запереть тебя там, чтобы ты понял, что нельзя просто так брать, Питер, и влезать в чужую жизнь, в чужие секреты, переворачивая и сжигая все внутри. Последствия, Питер. Запомни это слово!
Чокнутый придурок!
Я выбежал из кабинета в отдалённом уголке школьных коридоров. Сломя голову я нёсся за своим велосипедом.
В голове был хаос. И этот чокнутый был отцом Евы? Промыл ей мозги, и она нагло лгала мне и всем вокруг, что я осёл упертый. Секреты, последствия, сраный я олень! Мне явно что-то не договаривали с детства.
Через полчаса я уже трезвонил в забор бабушки Евы. Мне нужно было с ней поговорить.
Здравствуйте, Питер. Как ты? Её бабушка всегда отличалась большим радушием. Почему Ева жила с ней, при живом отце, я не знал, но выбор её одобрял.