Таисия была на десять лет моложе Юрия, отличалась мощным здоровьем и рассчитывала на долгие годы благоденствования после его кончины.
Несколько раз она говорила ему, чтобы он нашёл себе приработок. В расчёте получать дополнительные отчисления в свою пользу.
Дарья Михайловна знала о деловых намерениях недавней снохи и тихо кипела в негодовании.
От сих «высоких материй» зеленело в глазах, я старался не думать о них и только жалел своего опрометчивого друга, связавшегося с жестокой, бессердечной женщиной. Мне она виделась змеёй, заползшей за пазуху человеку и кусающей и жалящей его нескончаемым ядом.
Никакого продвижения на службе в полиции у Юрия Самойлова не было. Он так и остался с капитанскими погонами на прежней должности начальника подразделения, занимавшегося сигнализацией и прочими электронными штучками, препятствовавшими проникновению воров в производственные и жилые помещения.
Я спросил у него, как Дарья Михайловна поживает теперь? И выслушал ещё одну невесёлую историю.
Спустя малое время после моего бегства за границу, односельчане её, престарелые Иван Кузьмич и баба Настя, почили с разницей в неделю. Кузьмич ушёл из мира сего во сне, а баба Настя возвращалась с огорода, упала возле двора и так испустила дух. В руке она зажимала пучок огородной зелени.
Ладно, Дарья Михайловна заходила проведать обоих; предвидя печальные события, они заранее условились о взаимных посещениях, что регулярно и проделывали.
Хоронить усопших приезжали капитан полиции Самойлов и двое его товарищей по работе. Никто из Абреков, сыновей Кузьмича, так и не появился. Несмотря на то что двум «законным» Юрий отправил телеграммы по местам их жительства, а трём внебрачным, кого удалось отыскать в соцсетях, сообщил по интернету.
Один из сынков, Семён Абрек, последний из народившихся от колхозного бригадира, прямо ответил ему, что на свет они появились только потому, что папаше захотелось получить сексуальное удовольствие, и за эту его давнишнюю похоть никто из них никаких проблем иметь не желает: окочурился предок, и хрен с ним.
Юрий аж обомлел от таких беспардонных слов Абрека-младшего и по некотором размышлении отнёс их к воздействию ликёроводочных угаров, в которые этот бывший односельчанин любил регулярно окунаться ещё с молодых годов.
Оставшись одна в деревне, Дарья Михайловна сильно заскучала и повела разговоры о переезде в Ольмаполь. Сын поддержал её в этих намерениях.
Немного погодя она и в самом деле переехала. Присмотрела небольшой деревянный домишко в пригородном посёлке Тихоновка и купила его, благо имелось на что.
По странному стечению обстоятельств это оказалось то самое жилище о два фасадных оконца, в котором мне довелось укрываться после огневой схватки у моста через речку Агапку. Услышав о том, я сразу подумал о пистолетах, закопанных в подпольной завалине сего строения.
Машину «Нива», скотину и большую часть птицы, которую Дарья Михайловна держала долгими годами и которой в основном кормилась, пришлось распродать. При переезде она взяла с собой лишь три десятка кур с петухом, собаку Шарика и кота Тимофея. Четвероногие друзья пребывали в полном здравии, хоть и заметно постаревшие.
Дом же в Салымовке остался брошенным, как и жилища всех уехавших ранее; покупателей на него не нашлось.
Как же она обходится теперь? спросил я, выслушав рассказ. Пенсия-то у неё, бывшей колхозницы, всего ничего. Это раньше она торговлей жила.
Огород выручает, ответил Юрий. Овощи, фрукты всё с него. Ещё мать садовую клубнику наловчилась выращивать на продажу, тоже кое-какой доход. Ну и курочки хорошо несутся. Часть яичек себе на пропитание, а остальное соседи раскупают цены-то она умеренные держит, опять приварок, пусть и небольшой.
И ты помогаешь? снова спросил я.
А как же. Землю вскопать или по дому чего отремонтировать всё на мне. Предлагал и денег, но она отказывается, говорит, и того, что у неё есть, хватает. Тогда я по-другому начал: то пальто зимнее куплю ей ко дню рождения, то сапожки или кофточку какую-нибудь. А в прошлом году компьютер преподнёс; она так им увлеклась, особенно интернетом, что телевизор не нужен стал отдала подружке одной на своей улице.
Совсем, значит, Салымовка обезлюдела.
Ага, никого там нет. Да разве мало таких деревенек по району и области заброшенных и просто исчезнувших!
Как же дом-то ваш?
Дому ничего особо не сделалось, стоит, даже стёкла в окнах целёхоньки. Но это до времени, потом на глазах ветшать начнёт. Пока же только краска с дверных косяков и оконных наличников облезать стала да бурьян к стенам со всех сторон попёр. Заглядываю иногда в деревню по старой памяти, вижу.
Под конец встречи с друзьями я сказал, что в Салымовке мне и надо побывать. Не в самом урочище, в каковое она превратилась, а в одном из лесных схронов, где мы прятали дензнаки и бриллианты, отчуждённые у вороватых госчиновников.
Зачем тебе туда? спросил Пётр.
Вот бумаги и закопаны там.
Интересно, что в них может быть такого особенного?
Посмотрим узнаем. Я раньше как-то не задумывался об этом; просто выполнил просьбу Филиппа Никитича принял документ, убрал подальше, и всё.
Глава шестая. Последняя воля
Давай, я тебя подброшу до Салымовки, предложил Юрий.
Буду признателен, ответил я. На тебя я и рассчитывал.
Можно и мне с вами? спросил Пётр. Что я буду тут один без вас!