Данилов вспомнил, как в юности с распределительного пункта в Якутске его направили в Хабаровский учебный центр сержантского состава.
Пацаны! Есть кто из Якутии? доставал Игнат бесконечными расспросами новобранцев, но среди его роты не оказалось ни одного земляка. Игнат было уже отчаялся, но как-то после марш-броска к нему подсел запыхавшийся паренек и, отложив автомат, протянул руку.
Здорово! Я Василий. Это ты искал земляков из Якутии?
Ну, я, вглядываясь в восточное лицо сослуживца и ожидая подвоха, нарочно растягивал слова Данилов. А что?
Ты якут?
Ну, якут, а ты? Бурят, киргиз или казах?
Нее, я тоже якут!
Земляк, значит! пытаясь придать встрече некую значимость, прищурился Игнат, но, не сдержав эмоций, расплылся в улыбке, Сахалы билэҕин дуо, бырыат? По-якутски говоришь, брат?
Нет, по-якутски не понимаю, смущенно улыбнулся Василий и в оправдание добавил. Родители из Якутска меня еще совсем маленьким увезли, я среди русских рос, да и предки на своем не общались
А хочешь, научу?
А точно научишь?
У меня по якутскому языку всегда отлично было, даже учителя хвалили!
А как мое имя по-нашему будет?
Бааска! Я тебя так и буду звать, ты не возражаешь?
Называй! воодушевленно откликнулся Васька. Бааска, значит!
Родной якутский давался Василию на редкость легко, и уже через пару месяцев он свободно общался на нем, чем был несказанно доволен. Так между земляками завязалась крепкая мужская дружба. Но полгода строевой подготовки на плацу и часовая муштра перед присягой пролетели как один день, до распределения по воинским частям оставалось не больше недели, а там кто его знает, в какую тьмутаракань призовет Родина: Советский Союз огромный! Горькое чувство скорого расставания с другом сильно расстраивало Игната, он привязался к скромному пареньку и не хотел терять такого товарища. Помнилось, отец часто рассказывал про своего друга, с которым служил на сторожевом корабле «Бесстрашный». Столько лет минуло, а он не мог забыть, как крепко они дружили, как после службы много лет переписывались, а потом потерялись, раскидала жизнь и семейные заботы. Вспоминал это отец с огромным сожалением, и в комнате на столе его стояла фотография, где они в бескозырках у оружейной башни. Рассказ отца был для Игната уроком, он долго обдумывал, как вернее будет завести разговор, и решился наконец-то сделать это на перекуре:
Слушай, Бааска! Давай адресами обменяемся, если что через родоков спишемся! И еще, слушай, ты никогда не думал на родину переехать, в Якутию? Все ж земля предков! Неужели не тянет? Не екает вот тут? Данилов приложил к сердцу ладонь.
На родину, в Якутию? улыбнулся Василий, и глаза его заискрились по-особенному. Если честно, тянет, я всегда мечтал вернуться, только у меня там родных не осталось! Ехать не к кому.
А я? Я что, не в счет?!
Ты?
Да, я! вскинулся Игнат. Твой друг, Данилов, якутский якут! А тебе кого еще нужно? Поедем ко мне, председатель совхоза у нас мужик во! Игнат поднял вверх большой палец, Если в совхоз работать пойдем, то и участок выделит, и дом построить поможет! Поселок наш на берегу Лены стоит. Ты и не представляешь, какая это богатая река! И самое главное: когда вскроются реки и пойдет лед, мы с отцом выбираемся на охоту в протоки, а там утка, гусь!!! Да ты такой охоты с роду не видал!!
Когда вскроются реки! загорелся Василий и тут же расхохотался. Эй, якутский якут! Сам-то не передумаешь?
За меня не беспокойся! Я кремень, главное ты не спасуй!
День распределения свалился как снег на голову, ранним осенним утром командир поднял роту по тревоге и объявил общее построение у штаба воинской части. Спустя час началось распределение:
Город Уссурийск, воинская часть , прозвучало из громкоговорителя. Рядовые
В конце длинного списка фамилий прозвучало:
Данилов И.С., Алексеев В.В.
* * *
Игнатушка! выхватил из воспоминаний звонкий голос супруги. Председатель пришел, поговорить с тобой хочет
Данилов наспех влез в трико, набросил на плечи шубейку и прошел в дом. Председатель в распахнутой дорогой дубленке угощался домашними оладьями, запивая их чаем с молоком.
Ты, Игнат Семеныч, по-деловому обратился он к Данилову, впустую себя изводишь. Что случилось, то случилось, человека не вернешь, а жизнь она дальше идет! И поверь мне, старому бобылю: раны душевные только семья и работа лечат! Сам знаешь, не мне тебе рассказывать, народу в совхозе не хватает, молодежь в город бежит за легкой деньгой, мужики спиваются, работать на земле стало некому! Выходи на ферму, там сейчас полный завал! Коровы в навозе, доярки не справляются, грозятся заявление подать на увольнение!
Игнат, потупив взгляд, уставился в пол. Прав был во всем председатель: и Ваську не вернуть, и не дело ему, крепкому мужику, на бабьей шее сидеть. Понимал умом все это Данилов, а вот сердцем не принимал; силился изо всех сил, но не мог.
Прости, Федор Капитонович! проговорил он дрожащим голосом, поднял на председателя глаза, полные слез, и с досадой ударил себя кулаком в грудь. Душит меня воздух, понимаешь, Капитоныч, душит! Задыхаюсь я, людям в глаза смотреть совестно, как жить дальше не знаю, Капитоныч
Ладно, понял я тебя! собирался уже уходить председатель, но у двери неожиданно задержался. Слушай, а если в ночь, в коровник? Скотником! Уходить можешь раньше, как управишься!
В ночь? В ночь, пожалуй, пойду! уцепился за предложение Данилов.
Вот и договорились! Вот это правильно, ты, давай, отходи понемногу, а с понедельника на работу.
Супруга налила Игнату чай с молоком и придвинула к оладьям блюдце со сметаной.
Ты поешь, поешь немного! Осунулся, почернел весь, нельзя так, Игнат! Прав председатель, дело говорит!
Данилов взглянул на жену и со стыдом отметил, что прежде не обращал внимания, как за эти несколько дней она осунулась, как сошел с ее прекрасного лица здоровый румянец, каким утомленным стал ее взгляд! У самой, небось, на душе кошки скребут, а она виду не подает! Наверняка у себя в телятнике, оставшись одна, повоет по-бабьи, а потом отдышится, приведет себя в порядок и спешит домой, мужа утешить! И каково Верке сейчас даже не представить, ее-то утешать некому! Женщины народ терпеливый, где-то характером покрепче мужика будут и боль свою напоказ не выставляют. Как ни крути, а выходит, что Верка эту ношу в одиночку тянет!
* * *
Суд по делу Данилова назначили на середину апреля. Измученный душевными терзаниями, он ждал этого суда с болезненным нетерпением. По утрам первым делом отрывал листок календаря, затем перебирал и старательно укладывал в большую китайскую сумку свои вещи, которые намеревался взять с собой в колонию.
В день судебного заседания Данилов сходил в баню, надел чистое белье и собрался было в дом, но у крыльца вдруг остановился и поднял вверх голову. Бездонное синее небо дышало весенней свежестью. Игнат Семенович смотрел в него долго, не отрываясь, будто видит в последний раз.
В суд приехали за полчаса до начала заседания. Игнат все время был задумчив и спокоен, даже когда высокий милиционер велел ему пройти в зал и закрыл в клетку. Однако все изменилось с момента, когда в дверях появилась семья Василия. Сахаяна, что скрывала лицо за черным платком, даже не взглянула в сторону Игната, а ее младшая дочь, не удержавшись, бросила взгляд, полный глубокого душевного презрения и жалости. Данилова охватило внезапное смятение, он не вникал в суть речей, что произносили выступавшие, а когда ему задавали вопросы, растерянно смотрел на судью, потом быстро поднимался, кивал и частил невпопад: я согласен, согласен, не отрицаю, признаю вину. Адвокат то и дело поправлял подзащитного, а иногда и вовсе отвечал за него. Судья был раздражен и недоволен, сурово поглядывал то на защитника, то на поручителей, а те, сконфуженно переглядываясь, пожимали плечами. Лишь когда после короткого перерыва судья вернулся в зал и для вынесения приговора громыхнул молотком по столу, Игнат Семенович вздрогнул и поднялся с места. Он напрягся, нахлынувшее волнение мешало сосредоточиться. Разобрав среди нагромождения юридических терминов и статей УК слова «признать виновным», Игнат с облегчением выдохнул и с благодарностью посмотрел на председательствующего. Люди оживились, шумно покидая зал заседания. Высокий милиционер, что весь процесс стоял, вытянувшись, у решетки с подсудимым, отворил дверцу. Пожилой мужчина решительно шагнул ему навстречу и протянул запястья, ожидая, что тот немедленно застегнет наручники. Но сержант в некотором недоумении учтиво отошел в сторону. Сбитый с толку Игнат так и стоял, вытянув руки, не понимая, что происходит.