Утром в субботу, 21 июня, Степанида рассказала Ольге про скверный сон. Будто они вышли все голые во двор, а над двором в небе столько ворон каркает, туча! И Катю видела плохо. Она вся в черном, как монашка, и какой-то сверток белый у нее.
И так нам горя хватает, сказала Ольга, подумав о муже. И вспомнила о том, что несколько дней тому назад узнала поразившую ее новость Владлен Полонский сделал предложение дочери директора консерватории. Ольга Ивановна не поверила дошедшим до нее слухам, но потом сама увидела. Он вышел из кабинета директора и, заметив ее, тут же свернул в боковой коридор, выходящий во двор. И не поздоровался Она рассказала об этом Степаниде.
Пустышка. Я его сразу невзлюбила, сказала Степанида. А с лица иконка. Ухлестывал, ухлестывал за Лёной и переметнулся.
Ольга расплакалась. Степанида стала ее утешать.
Марина лежала в соседней комнате и слышала весь разговор тетки с матерью. Она тоже видела Владлена с какой-то девушкой и хотела преподнести сестре эту новость как «сюрприз» в отместку за Миху, когда та вернется с Волги. Теперь же ей стало жаль сестру. Она расплакалась и укоряла себя за то, что так плохо думала о Лёне и собиралась так жестоко ее наказать.
Ей стало жалко и мать, которую она обидела без причины. Разве мать виновна в том, что тот, кого любит Марина, такой несерьезный парень? Перед мамой надо извиниться. «Помирюсь с ней. Ей и так тяжело Какая была красивая женщина, а переживания после ареста отца быстро ее состарили. О Кате тоже переживает. Марине было известно, что старшая сестра ожидает ребенка. Теперь вот Лёнино горе свалилось на плечи матери, а тут еще и я так несправедлива к ней»
И Марина решила сегодня же вечером, как придет мать с работы, просить у нее прощения
Часть вторая
Война
Александр ПушкинИ быстрым понеслись потокомВраги на русские поля.Перед ними мрачна степь лежит во сне глубоком,Дымится кровию земля;И селы мирные, и грады в мгле пылают,И небо заревом оделося вокруг,Леса дремучие бегущих укрывают,И праздный в поле ржавит плуг.
Глава первая
1
Ничто так не сближает людей, как общее горе. Этим общим для всех горем стала война.
Когда осудили полковника Дмитрия Дмитриевича Оболенского, между супругами Гришиными мужем Василием Ильичом и его женой Степанидой Ивановной произошел бурный разговор За ним вскоре последовал разрыв. Она ушла к младшей сестре Ольге и стала жить у нее и помогать, скрашивая ее безрадостное бытие.
Прошло больше трех лет, но Степанида помнит, как они расстались с Василием Ильичом, будто все, что случилось, произошло вчера.
Она прибежала домой от сестры со слезами на глазах, упала на диван и зарыдала. Муж никак не мог ее успокоить, допытываясь, что с ней случилось.
Скажи толком, что с тобой?
Дмитрия осудили, ответила она, вдруг перестав плакать.
Когда?
Вчера. За что такое наказанье? спросила у него Степанида.
Невиновен разберутся и выпустят А натворил чего, ответит перед народом, сухо ответил Василий Ильич.
Ах ты, бездушный чурбан! крикнула она и бросилась из комнаты.
Василий Ильич и не удерживал ее. Баба есть баба, пошумит, покричит у всех нервы! на этом и кончит.
Но Степанида не вернулась в тот день ночевать. Не было ее и на второй, и на третий день. Он уже собрался обратиться за помощью в угрозыск, но вдруг случайно обнаружил письмо в домовой книге, написанное на бумажном клочке неровным, будто поваленный набок забор, почерком: «Между нами все кончено. Ты мне больше не муж. Живи как знаешь. Придешь к сестре выгоню. Так и знай». И корявая подпись: «Степанида».
Не стал он ходить к сестре ее Ольге и выяснять свои отношения с женой
Вот после этого и жил Василий Ильич как знал, одиноким бобылем. Постарел, замкнулся. Его угрюмый вид отпугивал людей, прежде знавших его по заводу.
2
3 июля 1941 года на автозаводе собрали коммунистов и ознакомили с постановлением Военного совета округа от 2 июля: «О добровольной мобилизации в дивизии народного ополчения». Гришин подал заявление первым. А через две недели, 16 июля, нескольких старых коммунистов их завода, в том числе и Гришина, вызвали на бюро МК и МГК и зачитали постановление об утверждении заместителями командиров дивизий и полков. Василия Ильича назначили заместителем командира полка по политчасти в 18-ю Ленинградского района ополченскую дивизию.
В красноармейском обмундировании, с солдатским сидором за плечами он и пошел на квартиру Оболенских. «Как бы там ни было, а надо попрощаться. Не в командировку, а на войну, думал он, ссора ссорой, но почти четверть века вместе прожили. Все же она мне жена. Мало ли что может быть на войне? Можем и не увидеться больше»
Гришин неуверенно переступил порог квартиры Оболенских. К нему бросились Марина и Лёна.
О, кто у нас! Степанида Ивановна, поглядите Раздевайтесь, дядя Вася. Садитесь с нами обедать.
Марина сняла солдатский сидор, Лёна взяла у него фуражку защитного цвета.
Но Василий Ильич не решался следовать дальше и топтался на месте, пока ему не сказала Степанида:
Ну, раз пришел, Аника-воин, проходи, садись с нами отобедать. Не ломайся, не невеста, а мы не сваты тебе.
Василий Ильич отпустил пышные усы и был похож чем-то на Буденного. Он положил большие натруженные руки с крупными потрескавшимися пальцами, от которых пахло железом и машинным маслом, на стол.
Степанида, видать, накоротке всплакнула. Вышла с кухни с припухшими, красными глазами, молча поставила перед ним рюмку водки, соленые огурцы и налила всем по тарелке щей.
Василий Ильич молча выпил, закусил огуречной долькой и принялся шумно хлебать щи, изредка поправляя хлебом усы.
Погруженный в свои раздумья, он сидел, ел и, казалось, не замечал никого из тех, кто был с ним за столом. Степанида украдкой косилась на мужа. Отощал заметно без ее заботы. Никогда он не отличался разговорчивостью, а сейчас и вовсе выглядел каким-то угрюмым. «Бирюк бирюком, подумала Степанида. На войну, чай, уходит, мог бы и поговорить о чем-нибудь. Или совсем отвык от меня. Чужая я, понятно, теперь ему».
Притихших, настороженных, молча сидящих за обедом Оболенских всколыхнул появившийся Лиханов.
Поздоровался, кивая головой, и обратился ко всем, будто они могли ему чем-то помочь:
Вы мне скажите, товарищи, существует какая-либо справедливость на белом свете?
Ты о чем? сочувственно поглядела на него Лёна. Тебя что, кто-нибудь обидел?
Хуже Вторую неделю, как подал заявление Чтобы в армию призвали. Ни ответа ни привета. Все ребята вместе подали в один день. Несколько товарищей с факультета и Миха Байрон. Их всех призвали, а я вот перед вами. Миха уже в запасном полку обучается. Вчера открытку прислал. От Андрея тоже получил. Вот. И он протянул Лёне письмо. Призвали и направили в студию Грекова. На днях будет в Москве. А меня Он развел руками. Несправедливо.
«Уехал и не попрощался, подумала Марина о Михе. Обиделся. Мне что, легко?»
Какой ты еще тут справедливости добиваешься? спросила, вздыхая, Степанида. Войну Гитлер против нас открыл, ни у кого ничего не спрашивал. О Господи, перекрестилась она, а ты справедливость отыскиваешь.
У тебя же больна мать, Виталий, сказала Лёна. Куда же ты? Она останется одна.
Мамашу, я договорился, возьмут в больницу. За ней уход особый надо, под наблюдением медиков. Я ей тут плохой помощник, ничего не смыслю в медицине. И Лиханов обратился к Гришину: Василий Ильич, а вас кто назначил?
Московский городской комитет партии утвердил.
Понимаю. По партийной линии, значит, вас. А кем вы, извините за нескромный вопрос?
Комиссаром полка в дивизию ополчения.
Вот бы мне туда. Возьмите меня, Василий Ильич. В ноги вам поклонюсь, возьмите.