Бернар выждал мгновение, потом все же нажал на газ, чуть резче, чем следовало. Машина сорвалась с места.
Софи посмотрела ему вслед, затем повернулась к дому. Совсем чуть-чуть, и весь этот двор, со всеми его запахами и обитателями, останется в прошлом.
Она подняла голову к небу, затянутому тяжелыми, брюхатыми тучами. Не было видно ни звездочки. Полная луна пряталась за темный бок облака, освещая его кромку:
Я везучая, прошептала Софи то ли себе, то ли небу и улыбнулась, закрыв глаза. Какая же я, черт подери, везучая!
Она вставила в уши наушники и включила динамичную музыку. Пританцовывая и подпевая мимо нот, направилась к подъезду.
Слабо освещенная дверь все приближалась.
Шаг, еще один
Позади, от тени раскидистого дерева отделились две вытянутые, тощие тени.
И двинулись вслед за девушкой.
Шаг, еще один
В руке первой тени что-то блеснуло. Острое лезвие карманного ножа.
У второго была пустая пивная бутылка.
Он разбил ее о бордюр.
Софи ничего не слышала. В ушах звучала музыка.
Шаг, еще один
Кто-то стоял у окна и смотрел вниз, во двор.
Он услышал короткий, пронзительный вскрик, быстро превратившийся в сдавленное мычание.
Несколько мгновений человек все так же смотрел во двор.
Могло бы показаться, что на нем черный костюм с узким воротничком.
Человек закрыл окно и задернул шторы.
Год, два десятилетие, второе
Женщина за сорок, бледная, располневшая, лежала, накрывшись давно не стиранным одеялом.
Если приглядеться, можно было различить на ее обрюзгшем лице, изуродованном шрамом, родинку в уголке губ.
Полуседые волосы сбились в нечесаный ком. На ногах, торчащих из-под сбившегося одеяла, темные пятна пролежней.
Женщина скривила рот в нечленораздельном мычании, будто пытаясь что-то сказать или кого-то позвать.
Пальцы правой руки потянулись к засаленной веревке, на которой висел колокольчик. Эти пальцы немногое, что двигалось в ее теле и подчинялось ей.
Дотянулась.
Она дергала и дергала веревку, которая то и дело выскальзывала из ее неуклюжих толстых пальцев.
Тишина. Никто не приходил.
Женщина замычала.
Мычание и неровный, гнусавый звон старого колокольчика. Трудно переносимая смесь уродливых звуков.
Ничего. Тишина.
Женщина нахмурилась, поджала губы и тяжело сглотнула.
Вокруг ее вялых, бледных бедер начало расползаться желтое пятно. Мокла и липла к телу ночная рубашка.
Наконец в коридоре послышались шаги, и на пороге появился крупный, одутловатый мужчина. В его опухшем лице смутно различались черты Бернара.
Чего тебе опять? невнятно проговорил он, дожевывая бутерброд. Его взгляд упал на желтое пятно. Ах ты тварь! Опять обоссалась! Лучше б ты сдохла тогда!
Двумя быстрыми шагами Бернар подошел к кровати и наотмашь ударил женщину по лицу. На ее глазах выступили слезы. Она молчала, даже не мычала. Молчание единственное, что она могла противопоставить ему.
Теперь, когда Бернар оказался так близко, на нее пахнуло перегаром. Он был пьян. Как и всегда.
Женщина отвернула голову.
Мужчина нагнулся над ней. Запах стал еще сильнее. Бернар схватил ее лицо большой, грубой рукой и резким движением повернул к себе.
Женщина только беспомощно дергала плечом парализованной руки, инстинктивно пытаясь защититься.
Лучше б ты сдохла тогда, мразь, повторил Бернар, наклонив голову так низко, что почти вдавил свое лицо в ее, подмяв нос. Софи задыхалась. Как же я тебя ненавижу!
Софи сделала то, что всегда делала сильно, до боли, зажмурила глаза. Она делала так с того самого дня, когда он из чувства вины женился на ней, потому что врачи сказали, что есть шанс
Темнота. Темнота. Она желаннее всего.
Темнота
Глава 11
Тогда же: за три месяца и 15 дней до конца
Темнота
Неожиданно темнота дернулась, голос Бернара исказился и исчез, запах перегара испарился, и яркий, слепяще белый свет резанул глаза.
Темная высокая фигура стояла прямо перед ней.
Зажмуриться, зажмуриться изо всех сил
Открой глаза. Давай-давай, открывай.
Она приоткрыла глаза, сощурившись.
Знакомое лицо, знакомая комната
Неплохая демоверсия, да? лицо над ней начало обретать очертания.
Она затравленно оглянулась, дернула парализованной рукой та неожиданно поддалась. Послушная. Живая.
Она ошарашенно пялилась на свою молодую мягкую ладонь.
Совсем как настоящая жизнь, если не приглядываться. Наша разработка, пояснил Сизиф.
Лиза подняла глаза он как раз заканчивал отсоединять от нее провода шлема.
Сизиф выглядел в точности как в их последнюю встречу. Тот же пиджак, та же ухмылка, только в руке дымящаяся кружка с какой-то мутной бурдой без запаха.
Мгновение и ошарашенное, потерянное выражение лица Лизы сменилось яростью. Нос сморщился, обнажив верхние зубы, глаза сузились.
Она ринулась вперед, чтобы наброситься на него. Сизиф даже не отшатнулся. Он стоял на месте, в упор глядя на нее и улыбаясь.
Уже перед самым его носом Лиза резко затормозила, едва не потеряв равновесие. Ее глаза забегали. Взгляд метнулся на белый пол на то место, куда она упала, пролетев сквозь Сизифа и где потом корчилась в судорогах.
Смотри-ка, чему-то ты все-таки учишься, сказал Сизиф, сделав большой глоток из кружки.
Чтоб тебя, тихо проговорила Лиза, приблизив свое лицо к лицу Сизифа. Ты держал меня там пятнадцать лет, ублюдок!
Сизиф сделал глоток, чуть было не задев чашкой нос Лизы, но та и не подумала отступить назад. Не собирался отступать и он.
Размечталась, ответил он. Все длилось минут пять. Я как раз успел сходить за кофе.
Лиза нахмурилась, огляделась вокруг, осмотрела свою мятую серую робу.
Что? жалко переспросила она.
Сжала руками виски и попятилась назад. Все это не умещалось в голове.
Я хочу домой
Голос ее зазвучал совсем по-детски.
Сизиф выдохнул.
Знать бы еще, где этот дом.
Он тоже сделал шаг назад и опустился в удобное, но старомодное кресло, появившееся из ниоткуда.
А теперь слушай. Слушай внимательно, ибо я не люблю повторять. Твоя земная жизнь в облике Лизы Чайковской закончилась. Твое тело уже гниет в могиле. Возвращаться тебе некуда. Лучшее, что тебе светит, это десятки таких жизней, как эта довольно гуманная демоверсия. Стандартный путь души с таким неприглядным кармическим счетом.
Да что ты, говнюк, понимаешь? У меня была ужасная жизнь!
Твоя жизнь была идеально подобрана, чтобы дать тебе возможность искупить кармические задолженности, научиться новому. Но ты убила человека.
Лиза открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но Сизиф жестом остановил ее.
Я бы на твоем месте заткнулся и послушал. То, что предлагаю тебе я, это не только служба, это еще и знание. По крайней мере, то, какое открыто на нашем уровне. Немного, но все же лучше, чем там внизу, в этой мясорубке.
Я не понимаю Ты говорил про каких-то там демонов. Как можно этим искупить свою чертову карму?
Ну вот, пошел разговор. Ты, оказывается, деловой человек.
Лиза нахмурилась. Конечно же, она хотела обложить Сизифа крепким матом. Или плюнуть в его наглую, самоуверенную рожу. Но события сегодняшнего дня подсказывали, что это не лучшая идея. По крайней мере, прямо сейчас. Лиза была сбита с толку.
Ладно, пусть рассказывает.
Сизиф едва заметно улыбнулся уголками губ.
Все, что тебе надо сейчас знать, это то, что мир произошел от одного начала и в нем нет ничего, кроме этого начала. Ангелы, бесы все эманации, формы одного. Следишь за мыслью или тут закончим?
Слежу, заикаясь, ответила Лиза. Наверное
Мир, к которому ты привыкла, своего рода гимнастический зал, созданный лишь для того, чтобы души смогли стать лучшими версиями себя или, как тут у нас выражаются, вернуться домой. Если бы в мире не было боли и того, что люди называют злом, человеку не приходилось бы делать выбор. А без выбора нет ни роста, ни эволюции, ни перемен, ни, собственно, человека. Ну а мы, Сизиф неловко поклонился, мы те, кто эту боль создает, кто вынуждает делать выбор. Мы экзаменаторы. И мы же падальщики.