Да название всегда стандартное: Лётная книжка такого-то, отозвался Арсений. В лётной книжке только дату, пункт назначения, расстояние и указываешь.
Ску-уч-но, протянула девушка.
Зато понятно. Начальству. Это персональный отчетный документ. Да и самому полезен Для самоанализа. Сколько налетал, какие кренделя выписывал в воздухе.
А могли бы вести судовой журнал, замечает плотный невысокий Илья, зашибая на голых плечах комаров. Его майка запачкана кровью. Круглые линзы очков в металлической оправе поблескивают на толстом носу. Если бы ты вовремя сообщил об отпуске. У моих друзей-археологов есть байдарка. Но я их просто уже не застал
Можно было и на простой плоскодонке плыть, отвечает Арсений.
На лодке идти долго, она тяжелая, неповоротливая, отвечает Илья, хмуря светлые брови. А байдарка пушинка! Его синие глаза загораются под стеклами очков. Пирога Гайаваты. Он же там просил, мол, дай коры, мне, о береза, и все такое. Мы с ребятами ходили на байдарке по Днепру, вверх, до Дорогобужа. Есть такая идея подняться до самых истоков Днепра. Оттуда перевалить на Волгу. Вверх по ней. А там вниз по Двине до впадения в нее нашей Каспли и уже вверх по Каспле до села, озера и в Смоленск.
Ого. Зачем?
Ну так и охватить весь древний этот лес.
Адмирал его упоминал, сказал Арсений, усиленно вспоминая, и вспомнил: Оковский?!
Илья усмехнулся:
Вообще первым о нем писал Нестор в «Повести временных лет», мол, есть такой лес на Руси, из коего вытекают реки: Днепр на юг, Двина к северу, Волга на восток.
Двина на север? быстро переспросил Арсений. Какая Двина? Наша или Северная?
Наша, наша, смоленская, ответил Илья. Просто насчет севера летописец того, дал маху, ошибся. На запад Двина бежит, вот Он посмотрел под ноги и добавил: А сейчас вместо воды под нами дорога.
Так что, по коням? спрашивает Арсений, бросая окурок в кострище и поворачиваясь к велосипедам у деревьев.
А название для книжки? напоминает девушка.
Давай.
На самолетике покатаешь?
Слово пилота.
«Пятый океан»!
Арсений белозубо смеется, стаскивает кепку и приглаживает смоляные волосы, качает головой.
Эх, Анька, не видать тебе моего ишачка, не восседать на нем, так сказать.
Девушка удивленно смотрит на него.
А слово?.. Пилота?
Да пилоты стыренное не берут. Геродот, как по-научному? Ну стыренное название?
Плагиат, важно изрекает Илья.
Вот-вот. Рабы не мы и не плагиаторы. А просто авиаторы. Не видели, что ли, «Пятый океан»?
Кинокартину?.. отозвался Илья. Про летчиков?
Ну разумеется. Про Леонтия Широкова, таежника, ставшего летчиком и героем Халхин-Гола.
Видно, недавно вышла, проговорил Илья.
Кинокартина? переспросила Аня. «Пятый океан»? И, взмахивая руками, воскликнула: Да он над нами! А музыка шестой!
И, насвистывая, она пошла к своему велосипеду.
Ань, Штраус? уточнил Арсений.
А кто ж еще? «Персидский марш»!
Это за него ему дали орден? Орден Льва и Солнца?
Всссуиусс! Вссуисс! выводила девушка странную мелодию.
2
Оседлав пыльные велосипеды, троица двинулась дальше. Впрочем, Арсений свой велосипед очистил травой; военный человек, летчик, он не мог позволить себе восседать на такой грязной технике. А Илья с Аней над ним только посмеялись, мол, все равно сейчас же все запылится на этой великой Вержавской дороге, отправиться по которой они давно мечтали.
Мечта-то у них, правда, была немного другая.
Все началось с рассказа шкраба, то бишь школьного работника, учителя Евграфа Васильевича Изуметнова об исчезнувшем древнем городе Вержавске.
В давние времена в Смоленском княжестве это был второй град после Смоленска Вержавск. И земли вокруг него именовались Вержавляне Великие. Самую большую подать платили жители этих Вержавлян Великих тысячу гривен серебра. Много это или мало? Корова стоила полгривны. Кобыла гривну. «Значит?» вопрошал этот тощий Евграф Васильевич с всклокоченными вихрами и расплеснувшимися по лицу в веснушках синими глазами, которые будто не умещались под круглыми стеклами очков с железными дужками. «Тыща кобыл!» кричали поселковые умники. «А коров?» «Две тыщи!» И тут начался шум-гам: это ж скоко свиней, овец, велосипедов, а то и мотоциклетов?! И даже не одна полуторка и, того и гляди, самолет? Или даже два, три самолета?!
Величие Вержавлян мгновенно было возведено в высшую степень несомненности. Глаза у ребят касплянской школы так и сияли. Полыхали они и у товарища учителя, который и сам в тот момент был похож на странного мальчишку-переростка в выцветшей красной косоворотке, армейских галифе, заправленных в сношенные, растрескавшиеся облезлые юфтевые сапоги. Его редкие усы топорщились, будто сотворены были из железной проволоки.
«Эти Вержавляне Великие сами были как княжество, говорил он. Девять погостов, входивших в эту волость, были раскиданы по рекам: Гобзе, Каспле, Западной Двине, Ельше, Мёже». И он тут же объяснял кому-то, воскликнувшему о кладбищах, что погосты не кладбища, а центры, объединявшие несколько сел, деревень. «И каждый погост Вержавлян Великих платил князю Ростиславу в Смоленск, продолжал он, по сто гривен» Тут же ему заметили, что получается тогда не тысяча, а девятьсот гривен, ведь погостов-то было девять? «А Вержавск вы забыли?» вопросил Евграф Васильевич. «А сколь платила Каспля?» «Тоже сто». «Сто кобыл?» «Да». «Двести коров?» «Именно». «Много Но Каспля городом не состояла?» «Нет. Городом наше село пробыло только два года по указу Екатерины Великой». «Эхма! Чиво ж она так-то? Екатеринка-то?.. Были б мы теперь все хо-ро-жа-а-не». «Все из-за происков фаворита царицы, Потемкина. Он же родом из-под Духовщины, разъяснял Евграф Васильевич, и упросил отобрать у Каспли статус города, а селу Духовщине отдать. Та так и поступила». «Дурная баба! И фаворит дурак!» «Ну, ну, ребята, полегче. Это все ж таки исторические личности, много сделавшие для страны, хотя и царской». «Но Духовщина какой город?! Срамота, а не город, все там занюханное, пыльное, куцее, куры и свиньи бродят по улицам! Речонка жидкая, жидовская какая-то, переплюнуть! кричал, распаляясь, рыжий Михась, бывавший в соседней Духовщине. А у нас: озеро богатое раз, говорил он, загибая грязные от каких-то домашних работ может, с картошкой, может, с луком пальцы. Река из варяг в греки текёт, и село вы́соко стоит, вольно».
Евграф Васильевич грозно блестел очками, топорщил рачьи усы, требовал прекратить черносотенные разговоры, не для того били по фронтам беляков с черными помыслами, чтобы теперь походя еврейскую нацию обижать. И продолжал свой рассказ о Вержавске.
Да, жил-был такой город на реке Гобзе, что означает «богатство». И город, и вся волость горя не мыкали, дань собирали с купцов, что ходили из моря Варяжского, то есть Балтийского, в море Греческое, то есть Черное, или в море Хвалынское, то есть Каспийское. Да и другую дань брали с дебрей глухих, звериных, пчелиных, птичьих Оковского леса, который простирался от Каспли и Гобзы до верховьев Волги, Днепра и Западной Двины с юга на север, и от Западной Двины до Вазузы и Вязьмы с запада на восток. Великий был лес. И дары давал изрядные: меха, мед, дубы, мясо. А в реках кишела стерлядь да форель и осетр, уж не говоря о судаке, щуке, соме, леще. «Да ну?! тут же не поверили почти все мальчишки, бывшие, разумеется, с пеленок заядлыми рыбаками. Стерлядь? Осетр?!» «Именно так, товарищи рыбаки. Мне вот этими собственными глазами довелось читать статью Ихтиофауна верховьев Днепра, и среди прочих рыб, водящихся в Днепре на территории нашей области, там указаны и эти. И номер журнала Вестник рыбопромышленности тот был еще дореволюционный, не помню уже, пятнадцатого или двенадцатого года. Вроде и недавно такое было, а все, повыловили стерлядей. Так вообразите себе, что в реках творилось при князе Ростиславе в двенадцатом веке!» У всех дух захватило. А учитель не успокаивался, рисовал картины того летописного Оковского невиданного леса, но как будто и виденные им самим: великие ели до неба, сосны как терема солнечные, дубы как вавилонские башни, а из дупел мед струится. Воск-то в цене был, не меньшей меда. Крестившаяся Русь, да и соседние христианские страны, в праздники и в будни по церквам жгли тыщи свечей. То же и Вержавск. Там были церкви. Город был обнесен дубовыми стенами не подступишься. А еще и на моренной гряде город стоял, и с одной стороны озеро Поганое, с другой Ржавец. Невдалеке течет речка Гобза, по ней ладьи ходили до реки Каспли, оттуда в Западную Двину и дальше в Витебск, Полоцк, а то и в Ригу на Балтике. Торговать туда ходили вержавские купцы. Ну или в другую сторону вверх по Каспле до нашего села и дальше волоком в Днепр и в Смоленск, а то и сразу вниз до матери городов русских Киева. Могли и по Западной Двине вверх пойти, а там волок на Волгу и вниз, в Каспийское море, а там и хоть и в Персию за шелками да всякими пряностями и духами.