Приезжала, конечно, комиссия плешивый подвижный профессор с бегающими глазами, мрачный патологоанатом, криминалист и двое молчаливых серьёзных мужчин в кожаных плащах и в шляпах. Следствие вели три дня, осмотрели трупы, опросили охрану и напуганных пленных, что-то невнятно объяснили про какой-то болотный газ да спешно отбыли восвояси.
Когда смерть забрала восемьдесят шесть душ четверых арестантов из фильтрационного лагеря, двух конвойников и восемьдесят немецких пленных, высокое начальство повелело «это дело прекратить»! Заключённых отправили по этапу в другие колонии и поселения, а лагерные постройки безжалостно спалили дотла, чтобы дурной окрестный люд не растаскивал из опасного места ценные стройматериалы.
Сидит бабка на пеньке,Держит туесок в рукеКак коряга сгорбилась,Знать, она испортилась!Историю о страшной смерти на болотах мужики рассказывали Витьке Дубровину ещё в бытность его комбайнёром на торфоразработках. Он всегда считал эту байку страшилкой, предназначенной для впечатлительных новичков или суеверных деревенских девок. Всерьёз не воспринимал. А тут сам Сухов почтенный и авторитетный человек, заподозрить которого в желании потешить публику ну никак невозможно, лично повёл речь о делах минувших лет:
И вот, слышь-ка, считай, годов пятнадцать тихо всё было, вёл он обстоятельный рассказ.
Рабочие-вахтовики недавно отужинали, собрались у костра пить чай, курить и слушать стариков. Дед Женя Веселов сегодня больше помалкивал, посасывая трубку и поглядывая на собравшихся исподлобья. А вот Сухов был непривычно словоохотлив:
Года с три назад сызнова неладно. Степановну Мухину-то многие, поди, помнят, ветеринарку? Так пошла она в августе по грибы, сюда, на Ану́тку, а дале вниз, к кабанячей кормушке черти её потянули, стало быть Так она, вишь ты, на старое кладбище немецкое и вышла! Сухов раскурил козью ножку70, прищурился, разогнал едкий махорочный дым ладонью и продолжил рассказ: Там её аккурат и нашли синющую, жуткую, а рот, слышь-ка, как у клоуна из шапито, до ушей, словно улыбается она чему
Витькино воображение вмиг нарисовало синюю Антонину Степановну, криво ухмыляющуюся, с мутными мёртвыми глазами. Стало не по себе А Сухов продолжал нагнетать:
Ладно, схоронили. Через год опять чертовщина! Опосля пожаров лесничество кинулось полосы защитные копать, а народа лишнего в деревнях нет. Срядились с шабашнёй ореховской. Уж не знаю, може и студенты, как говорили сами, но рожи, доложу вам, доверия не внушают А и хрен бы с ними, не в рожах дело! Две лошадёнки им выделили на пятерых, плуги, бороны, лопаты, пилы, топоры. Обеспечили всем Сухов помолчал, словно припоминая детали происшествия, потом махнул рукой, указывая на восток: Вон тама я через два денька лошадёнку нашёл, а вот вторая сама вышла к Жене на огород. Скажи, Жень! обратился рассказчик к хмурому Веселову.
Было, подтвердил лесник, приходила. Свёл я её в лесничество, а сам, вот с Суховым, тремя мужиками и участковым пошёл шабашню искать, Веселов кивнул, передавая слово Сухову, устроился на пеньке поудобней и вновь насупился. Было видно, что разговор этот ему неприятен и тягостен, но он считает его обязательным, как считает и его напарник Сухов, который незамедлительно продолжил историю:
Вот, значит, выходим на бивак шабашей он, вишь, слева под горкой, почти в самой болотени оказался. Глядим инструмент в телеге лежит, плуги в бороздах не вынуты, на столе дощатом котелок с кашей простывшей И сами мужички тута, ага один в костре потухшем обугленный, мордой вниз, другой мертвец глазом на ветку насаженный, так и стоит, трое на спине под ёлкой лежат пальцы скрючены, бельма выкачены, рожи перекошены. Во, етьба-молотьба, опять да сразу пять! Сухов саркастически помотал головой и фыркнул. Следствие, вишь ты, определило, мол, самогону дрянного те работяги перепились и сдохли. Как же, самогону! Ни бутылей, ни банок, ведро одно с чаем наполовину. И рожи у них синюшные, как и у прежних, языки наружу, а сами перекорёженные! Не-е-е, брат, тут дело жуткое, то самое
Витька, воображение которого оказалось ярче, чем он думал, долго сидел оцепенев, поражённый страшной и загадочной былью. Разошлись спать по времянкам притихшие мужики, уехал верхом на свою сторожку дед Сухов. А Витька всё сидел у полуночного костра, смотрел на мерцающие угли, отрешившись от окружающего мира
Сердце мечтателя замерло и упало вниз, по телу пробежала морозная волна мурашек и волосы зашевелились на голове, когда чья-то рука твёрдо легла на его плечо. Не дав Витькиному испугу панически развиться, в тусклый круг света вступил дядя Женя Веселов. Он приложил палец к губам, повелевая молчать, серьёзно и внимательно посмотрел Витьке в глаза, а потом поманил его жестом ладони за собой в глубь ночного леса
Они шли по упругому моховому ковру, надёжно гасившему звук шагов, меж чёрных свечей можжевельников и серебристых стволов сосен, чьи ветви на фоне звёздного неба напоминали Витьке восточные иероглифы. Звонкая тишина наполняла окружающее пространство, а темнота, наоборот, понемногу отступала, позволяя различать всё новые детали и контуры.
Витьку переполнял восторг. Похоже, нынче сбудутся его заветные мечты он прикоснётся к той неведомой тайне, которая будоражила его мысли многие годы. Он чувствовал, что жизнь его круто и навсегда меняется, оставляя в прошлом обыденность повседневного существования
Остановились путники на поляне, покрытой белым исландским лишайником. Здесь было гораздо светлей, чем в лесу, просторней. Веселов замер, вслушиваясь в тёмную даль, потом глубоко вдохнул и громко выдохнул:
Ф-фус-с! подождал несколько минут, а потом опять, громко и резко: Ф-фус-с!
Повторив раз десять эти странные звуки, дядя Женя сокрушённо обратился к недоумевающему Витьке:
Не идёт, понимаешь, опасается! С первого раза не подзовём, надо полагать
Кто не идёт-то, дядь Жень? выдавил из себя главный вопрос Витька.
Ну, кто, кто Фус не идёт! Осторожный лешак Да ты не бойся! заметил крайнее изумление Витьки Веселов, улыбнулся, ободряюще взял за рукав. Во-он, глянь, сторожка моя, пойдём-ка, купчика71 намутим, побеседуем.
Шёл час за часом, а в уютной сторожке лесника Витьке Дубровину раскрывались тайны сокровенные, фантастические, невероятные, умопомрачительные, вмещавшие в себя многолетнюю историю и обширную географию. На столе дымился крепчайший чай. Пахло хвоей и лесными травами.
Я в то время детишкам преподавал, мягко и откровенно рассказывал длинную историю дядя Женя, ботаникой очень увлекался, зоологией, рисовал маленько. Пошёл в начале октября с этюдником на Глухушу бурелом посмотреть да опят подсобрать Глядь, а в осинках молодых, что деревом трухлявым привалило, детёныш малый застрял, лешачонок! Зажало его так, что почти не дышит, попискивает жалобно, да ещё нога, похоже, сломана. Взял я его домой, выходил. Звали его Фус. Очень сдружились мы! С родичами его тоже потом знакомство водил. Они тут вот рядом на свои праздники собирались, по два-три раза в год. Особое место у них Станут в кружок, за лапки свои потешные возьмутся да пойдут хороводы водить, умора! Веселов хрипло рассмеялся и утёр широкой ладонью выступившие слёзы.
Витькино буйное воображение помогло в очередной раз он практически видел, как под ярким лунным светом на песчаной поляне водят свои хороводы маленькие забавные человечки лукавые и волшебные! А лесник рассказывал дальше:
С войны я двух лешаков молодых привёз, из самой Германии. Спасти их удалось там Ух, была история! Но то дело прошлое Поселил их с местными. А те чужаков как родных приняли! Устроили. Детишки пошли у них потом Ус, Оса Фус к тем годам уж вырос, стал хозяин в племени. Веселов начал задумчиво растягивать фразы и явно менять нить повествования на серьёзную и печальную. Нынче Сухов-то не зря страсти говорил, я его попросил. Как те дела жуткие начались, пришли ко мне лешаки Фус и дед его Хоц. Я тогда уже в лесники пошёл, чтобы, значит, помогать им выжить да от людей уберечь. Так вот они мне и поведали о Чёрном Страже, который тысячи лет спал в болоте, пока люди его не пробудили! Очень, говорили, зол он теперь, свиреп! Все лешаки из Глухуши ни ногой, хороводов не водят, какой уж год ныкаются по логовам, боятся.