Да и в выходные частенько приходилось вместо прогулок с семьей ехать в полк. То проверочное КЗ, на которое приезжает комиссия из армии, то проверка техники, то просто ремонт казармы или сооружений на боевой позиции. И такая работа мне нравилась.
И вдруг все изменилось. Не стало ни готовности техники, ни необходимости подготовки личного состава
Весной 1978 года наш 304 гвардейский ракетный Краснознаменный полк сняли с боевого дежурства.
***
«Я, Терехов Владимир Витальевич, родился 22 ноября 1950 года в семье офицера». Так я неоднократно начинал свою автобиографию. Ничего особенного: школа, переезды с родителями из одного городка в другой, внезапный уход из жизни отца в возрасте тридцати восьми лет, институт, стройотряды. Свадьба и рождение сына перед окончанием института. Рапорт с просьбой о направлении после института на службу в Вооруженные силы.
Да, я хотел отслужить сразу после института, чтобы потом «строить свою гражданскую карьеру». Мне исключительно повезло. Попасть на службу в Прибалтику Этот район Союза считался «почти что заграницей». Мы с моим другом Славой Сагайдаком почти сутки провели в Риге, потом поехали в небольшой городок Валга, на границе Латвии и Эстонии. Тут наши пути разошлись. Я поехал на север Эстонии в небольшой городок Раквере.
Как человек из военной семьи, я понимал, что приказы не обсуждаются. И когда мне сказали, что моя служба будет проходить в стартовой батарее, я принял это, как должное. В полк из военных училищ прибыло ещё несколько офицеров. Поэтому «новые знания» вместе со мной постигали ещё два офицера. В училищах они изучали другие ракетные комплексы, поэтому, можно было считать, что уровень подготовки по этому ракетному комплексу у нас был одинаковый.
В первый же день, после обеда, я поехал получать военную форму. Военный городок, где жили солдаты и находилась техника, располагался километрах в двадцати на юг от города Раквере. А дома, в которых жили офицеры находились на северной окраине города. Иногда офицеры называли свое место жительства «зимние квартиры». Почему не знаю. Жили там, естественно, круглый год. Кроме домов для офицеров там располагался автопарк, где «ночевали» автобусы, возившие нас на службу. Рядом с автопарком (правильно, по уставу, он назывался просто «парк») находилось здание, где была казарма, в которой жили водители. А на первом этаже здания располагался «вещевой склад». Вот туда я и пришел за военной формой.
Начальник склада, прапорщик лет сорока, посмотрел на меня внимательно, спросил рост, размер обуви и головного убора. После этого он стал выносить из склада полагающееся мне обмундирование. Я и представить себе не мог, как много всего положено офицеру: две пары сапог, ботинки, шинель, три фуражки, шапка, форма полевая, повседневная вне строя, повседневная для строя, парадная, носки, разные портянки, галстуки, погоны, петлицы, эмблемы, звездочки
Вынося отдельные элементы, он предлагал примерить. А когда я попытался надеть шинель на рубашку, остановил и заставил сначала надеть повседневный китель. При этом он расспрашивал, кто я, откуда, кто родители. А когда узнал, что отец был офицером обрадовался и сказал, что всё это я, конечно, видел и понимаю, где погоны, где петлицы и что такое «портупея».
Когда все положенное обмундирование было выложено на огромный, метров пять длиной, прилавок, он показал мне плакат и сказал, что надо зарисовать расположение звезд на погонах и эмблем на петлицах. А перед тем, как оформить и подписать множество бумаг на получение обмундирования, достал из-под прилавка две катушки ниток и несколько иголок.
Прапорщик, начальник склада, особо обратил мое внимание на то, что форма должна «сидеть». Для этого он несколько раз менял кителя, брюки, шинель. «А то идет офицер, не глаженый, форма мешком, сапоги грязные, портупея распущена. От такого народ шарахается, как от чучела. А ты человек военный, родителями к порядку приучен, да и семья уже есть. Жена должна всегда идти слева, чтобы ты правой рукой мог приветствовать своих товарищей, отдавать воинскую честь старшим и младшим. Не стесняйся прикладывать руку к головному убору, когда тебя приветствуют младшие по званию. Надо уважать всех и старших и младших. А то некоторые лейтенанты не то, что солдат, прапорщиков не приветствуют, мол, много чести. Нет, чести много не бывает. Это просто неуважение наших армейских традиций, когда руку к головному убору не прикладывают. А про то, что руку к пустой голове не прикладывают это ты, конечно, знаешь», так напутствовал меня начальник склада, когда я забирал остатки обмундирования.
Донести все это «богатство» до общежития сразу было невозможно. Поэтому мне пришлось переносить вещи в два захода. А дома я начал приводить форму в надлежащий вид. Сначала я закрепил на погонах звездочки, а на петлицах эмблемы перекрещенные орудийные стволы.
Перед тем, как пришить погоны к повседневному кителю, я его надел и подсунул погоны под воротник. Хорошо, что в комнате было зеркало. Можно было посмотреть, чтобы было ровно и красиво.
Проще всего оказалось сделать погоны для рубашки я видел, как это делает отец. Промучавшись около часа, я пришил погоны на повседневный китель и китель полевой формы. Самое сложное оказалось пришить погоны на шинель. В общем, часа за четыре я оборудовал и погладил всю форму. Мой сосед по комнате, начальник связи полка, одобрил мои труды, словами, что лучше сразу все сделать, чтобы потом не оказалось, что надо полевую форму надеть, а она не готова.
***
Первые дни службы были похожи один на другой. Сразу после приезда в полк все офицеры шли в столовую, на завтрак. Я застал то «золотое» время, когда все офицеры «стояли на довольствии по летной норме». Для «двухгодичников», которых в полку было немало, это было отлично.
«Двухгодичниками» в армии называли офицеров, которые закончили гражданские ВУЗы, получили звание «лейтенант» и были призваны на службу. Несколько офицеров нашего первого дивизиона жили в городке со своими семьями. С квартирами у нас было хорошо, а если у жен не было работы по месту предыдущей жизни, офицеры привозили их в Раквере.
Несколько офицеров -двухгодичников из нашего дивизиона были из Ленинграда. Обычно в пятницу вечером они уезжали домой, а возвращались в понедельник рано утром.
На завтрак в офицерской столовой, обычно, подавали стакан молока, небольшой кусочек варено-копченой колбасы, сыр, сливочное масло и второе. Обычно это был кусок жареного мяса или котлета. Ещё был чай или кофе. Обслуживали офицеров одна две официантки и пара солдат. Повара, как правило, были солдаты. Но готовили вполне прилично. Я мог это сравнить с готовкой в студенческих столовых.
Некоторые двухгодичники вообще жили в полку, ездили в Раквере редко, только, чтобы позвонить по межгороду. Так за два года службы можно было скопить довольно приличную сумму.
После завтрака мы шли на развод. Там командиры ставили задачу на весь день. Мы, трое лейтенантов из трех разных батарей, шли в учебный корпус, получали секретную литературу, открывали секретный класс и занимались.
Мы были назначены на должность операторов третьего (электроогневого) отделения. В стартовой батарее, задачей которой было подготовить и провести пуск ракеты, было четыре отделения.
Первое стартовое устанавливало ракету на пусковое устройство и проводило прицеливание. Суть прицеливания заключалась «в установке плоскости первого и третьего стабилизаторов по нужному азимуту». Ещё это называлось «установка ракеты в плоскости стрельбы».