Обед.
Мы побрели на свет. В конце ряда коек оказалась стена с подозрительно чистой штукатуркой и открытые двери. Пройдя по небольшому коридору мы оказались в обычной армейской столовке. На столах уже стояли комплекты из алюминиевых мисок с первым и вторым, а также стаканчиками с чем-то. Вкусно пахло хлебом, который лежал в отдельных больших мисках. Особо не переживая мы сели за стол и поели. Кормят, значит будем жить. А остальное разберемся.
Посуду сдать в приемник, прозвучала очередная команда.
Надпись «для посуды» легко узнаваемого вида была на привычном месте. Особо не переговариваясь, мы собрали посуду и по одному выстроились в очередь. После того, как мы вышли в коридор, оказалось, что двери, которые вели в казарму закрыты, а открыты другие, за которыми поблескивал светлый кафель. Все двери были добротного вида из железа с белой покраской. Поэтому мы побрели в открытые двери. Здесь нас ждал небольшой сюрприз. За дверями было небольшое помещение, которое было перегорожено стальными прутьями и вертушкой во весь рост. За вертушкой были еще одни двери и большое окно матового непроглядного цвета.
По одному, заходи, прозвучал невыразительный голос.
Желания для сопротивления не было, наоборот, хотелось войти первым. По одному мы подходили к вертушке. Она пропускала только одного, затем фиксировалась. Далее каждый подходил ко второй двери исчезал за ней. Подошла и моя очередь. Войдя за вторые двери, я оказался в небольшом помещении, где располагалось несколько коек больничного вида, и несколько человек в белых халатах и масках. В противоположной стене располагалась еще одна дверь. Она была закрыта.
Оголяйтесь по пояс и ложитесь на эту койку, добродушно сказала одна из масок.
Опять, почему-то исчезли все сомнения. Я спокойно выполнил команду.
Сейчас будет немного больно, сказал опять же тот врач.
Он поднес непонятную пластину к моей груди и осторожно ее приложил. Пошла резкая боль. Когда боль, казалось, станет нестерпимой, она внезапно исчезла и сменилась вполне терпимым зудом.
Все, одевайтесь. сказал доктор.
Пластины в его руках уже не было. Непонятно было куда она подевалась. Одеваясь, я заметил на себе надпись и ромбы, которые вы сейчас видите на мне, Сидор Гамович.
Дальше день был невыразителен и пролетел с ужином незаметно. Нас вернули в казарму, и мы хорошо выспались. На следующее утро нас отвели в поле. Перед выходом из казармы всем приказали раздеться по пояс и выдали одинаковые кепки. Необычным было наличие на каждой такого же номера, как внутри ромба на каждом. Пройдя строем через железные ворота внутреннего комплекса, мы прошли по дороге к знакомому внешнему длинному зданию за колючкой. Наших машин и чего-то постороннего на дороге не было. Обычное запустение и мы. Как я узнал дальше, основной комплекс носил название «Блок А» и был медицинским. Наружный комплекс имел название «Блок Б» и был большим. В смысле, само здание «Блока Б» было громадным по протяженности, но маленьким в высоту. Бескрайним было поле «Блока Б». Рядом со зданием «Блока Б» валялся садовый инвентарь мотыги и грабли. Мы без вопросов собрали их и пошли куда-то вдаль. Вскоре появился вид на поля. Они были вспаханы. Мы шли густой цепью и уменьшали разброс комьев. Работали с остервенением до самого заката. Далее, не сговариваясь, собрались и вернулись к основному зданию. Сложив инвентарь там же, где взяли, построились в привычную колонну и пошли обратно. Первые три дня обеда и ужина не было только завтрак. Запасливые в первый день заныкали хлеб, который мы по-братски поделили. В остальные два дня каждый собрал столько хлеба, сколько оставалось с завтрака. Впрочем, его было не так много. После трех дней нас еще раз осмотрели «доктора» и некоторых мы больше не видели. Никогда. Остальные дни были похожи на один. Нам давали ужин и иногда обед. Так прошло все лето и наступила осень. Осенью нас собрали и отпустили. Правда, не всех
В общем, ничего страшного, сказал первый, вернувшись к разговору.
После выборов вы отправитесь в служебную командировку с деловым визитом.
Куда, прошамкал второй, которого слегка поддерживали два угрюмых санитара в нетипичных модных костюмах вместо белых халатов.
В Сан-Педро, весело сказал третий, вы еще не были в Сан Педро? Там хорошо, и очень прекрасные перспективы. А какой свежий воздух!
Правда не для всех, тихо, со значением посмотрев на второго, добавил первый.
Осторожно поддерживая второго, санитары стали поворачивать его к выходу. Раскрытый дипломат с ассигнациями зеленого цвета, по-прежнему стоял на столе. Деньги в аккуратной банковской упаковке лежали в нем ровными стопками. Но уже не радовали глаз второго.
Его действительно в Сан Педро? спросил третий, когда дверь за вторым закрылась.
Да, ответил первый.
А если не получится?
Жуки помешают?
Допустим.
Тогда к родственникам.
Мы же с ними, вроде, на ножах.
Вот именно, что вроде. Они без нас, как без воздуха. Впрочем, как и мы без них, тихо, еле слышно, сказал первый.
А деньги?
Отработает, мы получим реальные суммы, а не этот кубик. Вопросы есть?
Вопросов нет, сухо ответил третий и вышел.
Первый вздохнул и задумчиво почесал свою грудь. В последнее время симбионт перестал подавать о себе знать. Это могло значить одно из двух. И о втором, первый старался не думать.
1 Перспективы
Со стороны ошибки замечать легко, достойные идут путем их исправления.
Лама Но Сов.
За ученого трех неученых дают.
Генералиссимус российских сухопутных и морских сил А. В. С.
Дотд Петров улыбался. Это был его счастливый день. В этот день он был на свадьбе у друга и повстречал лучшую девушку в его жизни. Ее звали Мармеладка. По паспорту, она, конечно, называлась тускло Сенцова Ольга Борисовна. Но очень любила, когда Дот называл ее Мармеладкой. Затем прошла целая осень ухаживаний. Дотд дарил ей цветы, они съездили в Крым, Кипр и Каунас. Каждый месяц, в день их первой встречи, Дотд отвозил свое сердце в самый шикарный ресторан, дарил дорогое кольцо, неизменно огромный букет из специальной композиции узкого ряда. А вечер был полон незабываемых красок. Ночи он просто не помнил.
Дотд Петров грустно вздохнул. Эти воспоминание были так далеки и сейчас приносили только боль. Тем более после пребывания в теле этого дряблого убожества, по недоумению именующегося Вз3244. Было и другое имя, его Петрову не сообщали, но странно было бы если он его не мог знать и не знал. Дряблое убожество звали Сидор Гамович Воеводин. Радостные воспоминания входили в стандартный реабилитационный курс после работы. Профилактика становилась с годами все дольше, но прежней бодрости не добавляла. Правда, результаты были на лицо. Очередная кишка забывалась и отходила на второй план, а Петров чувствовал себя как человек и заново обретал свой взгляд на жизнь. Якобы свой. Об остальном хотелось не думать. Кто мало знает, тот крепче спит. И дольше, что немаловажно для каждого индивида. А Петров считал себя личностью. Высоко нос не задирал, но и терять себя не собирался.
Сегодня был довольно скучный день. Опять пропалывали картошку. Гораздо интереснее было вчера собирали жуков. Некоторые находили особую прелесть в том, чтобы их давить. Петров не находил в этом наслаждения. Он просто собирал жуков в банку, где благополучно теряли связь с реальностью. Так было всегда и так будет.
Выйдя из душного здания «Блока А» Петров посмотрел вдаль. Там свободно парили птицы. Они роем взмывали вверх и опускались вниз. Плавно меняя построение, их рой принимал причудливые фигуры. Их полет был совершенным и при этом они весело с озорством перекликались.