Как давно и одновременно недавно всё это было!
Ваня! Привет!
Голос мог принадлежать только Глебу Дубровину, ветерану службы, прошедшему все её стадии и ступени, кроме генеральской, и познавшему все её премудрости. Для него служба на девяносто процентов воплощалась в Дубровине, бывшем кураторе. Дубровин, в отличие от других кураторов, с самого начала их знакомства звал его по имени, хотя сам был не намного старше. Он никогда не работал на «нелегалке», но был непревзойдённым наставником и действующих, и будущих нелегалов.
Глеб! Дружище, здорово!
Вано! Сколько зим, сколько лет!
Кажется, три или четыре.
Четыре. А ты ещё ничего есть порох в ягодицах!
Да и ты тоже о-го-го мужчина!
Был, да весь вышел. Обретаюсь теперь на заслуженном отдыхе.
Не рано?
В самый раз. Дубровин нахмурился и сразу стал серьёзным. Вероятно, тема ухода в отставку являлась для него довольно болезненной.
Чем занимаешься?
Баклуши бью. Делать ничего не хочется. Не идти же сторожем на склад! А ты?
Практически то же самое.
Прими мои искренние соболезнования. Я слышал, что у тебя умерла супруга. Извини, что не смог приехать на похороны заболела мать в деревне
Да ладно, чего там
Ну, говори, какие сложности, по старой привычке взял быка за рога Дубровин.
Сложности? Я бы не сказал. Вопросы да, есть. Нужна твоя консультация. Может быть, зайдём в какую-нибудь кафеюшку?
Они пошли по направлению к Арбату и остановили свой выбор на скромном заведении под необычной для новых времён вывеской «Чайная». Спустились в подвал, заказали чай с пирожными и сели за накрытый белой скатертью столик.
Ну, давай выкладывай, что тебя беспокоит, напомнил Дубровин.
Ты помнишь дело «Стеллы»? начал он.
Ещё бы вместе с тобой его и начинали, оживился Дубровин.
Что с ней? Где она сейчас? Жива ли?
Этого я не могу тебе я не в курсе. С ней, видишь ли, прекратили работать почти сразу после того, как тебя отозвали из командировки.
Значит, у «Марты» с ней ничего не получилось?
Да нет, после того как она показала ей твоё письмо, работа вроде наладилась, но потом, спустя год или два я сейчас точно не помню «Стелла» исчезла. Мы искали её, но не нашли. То ли куда-то выехала в другую страну, то ли
На секунду ему показалось, что Дубровин что-то от него скрывает.
Ты предполагаешь, что она
Не исключаю, хотя никаких доказательств у нас нет. Дело на неё в архиве, и я, признаться, давно не держал его в руках.
А «Марта»? Где она сейчас?
Где-то тоже на пенсии.
И это всё, что ты можешь рассказать мне о Тине?
Практически да. Тебе этого мало?
Очень мало. Слушай, ты не мог бы узнать адрес «Марты» и помочь мне с ней встретиться?
Думаю, да. Надо позвонить на работу и спросить знакомых ребят. Я слышал, что она здорово сдала и превратилась в типичную старую деву-отшельницу. Не думаю, что она расскажет тебе больше, чем я.
Надо попытаться.
Слушай, Вань, я вижу, ты переживаешь из-за того, что поломал жизнь «Стелле». Подожди, не перебивай меня я знаю, что ты любил её и всё такое прочее. Но твоей вины тут нет она пошла на это сознательно.
От этого, Глеб, мне не легче.
Неужели ты до сих пор любишь её? Да не смущайся, я давно догадался, что у вас был роман. Пока он не мешал работе, начальство закрывало на него глаза, но когда
Уж не по твоей ли инициативе меня отозвали из командировки?
Грешен, Ваня. Было дело. Дубровин опустил голову. А к чему, ты думаешь, всё это бы привело? К провалу! Как пить дать! Ты уже стал терять рассудок, а этого в твоём положении нельзя было допустить.
Как ты мог? И это называется, лучший друг В его глазах появились слёзы.
Ваня, прости меня ради бога, но тогда я не мог поступить иначе. Тебе была бы «хана». Да и сейчас, если бы мне снова пришлось принимать решение, я бы без сомнения сделал то же самое. Невзирая на то, что ты мне друг и что ты любил её сильно и искренно. Когда любовь и разведка вступают в противоречие, то служба обязана выбрать разведку, ты знаешь.
Знаю, но от этого знания мне сейчас так тошно, что А я, подлец, не вспоминал о ней все эти годы всё некогда было, неудобно, некстати! А вчера вдруг всё так ясно привиделось
Оба замолчали, не находя больше нужных слов ни в утешение, ни в оправдание.
А ты знаешь, Вань, она ведь перед уходом написала письмо и просила «Марту» передать его тебе лично, вспомнил вдруг Дубровин.
Письмо? Где оно?
Наверное, в деле где же ещё ему быть.
И что же она написала мне тогда?
Дословно, конечно, не помню. Она сообщает тебе о своей любви и о том, что скучает без тебя.
Я хочу прочитать его, упрямо повторил он.
Надо подумать, неопределённо пообещал Дубровин.
Нечего думать. У тебя остались там масса знакомых и друзей. Попроси снять копию это ведь никакого государственного секрета не представляет!
Ишь, ты, какой ловкий! рассмеялся Дубровин. Надо получить разрешение на поднятие дела из архива. Для этого нужна уважительная причина.
Как ты, например, довольно язвительно сказал он.
Совершенно верно как я, серьёзно подтвердил Дубровин.
Что ж ты не воспитал таких у себя на рабочем месте?
Почему не воспитал воспитал. Дубровин улыбнулся. Времена в разведке стали другие, Ваня. Ладно, не горюй, постараюсь тебе помочь. Тем более что сам свою вину тут чувствую. Знаешь что, надоела мне эта чайная. Давай зайдём на Новом Арбате в какой-нибудь бар и примем граммчиков по сто коньячку для расширения сосудов. А?
С утра? Коньяк? Стаканами? с наигранным испугом и изумлением спросил он.
А что? удивился Дубровин, подыгрывая и смешно поднимая кустистые брови.
Очень хорошо!
Они дружно рассмеялись и пошли на выход.
К «Марте» он смог поехать уже на следующий день.
Она запомнилась ему сухой и сдержанной дамой лет тридцати с манерами, полученными то ли в институте благородных девиц, то ли в женской партшколе, настроенной исключительно на деловой лад и не приемлющей никаких отклонений от заданной линии беседы. Ему устроили с ней одну или две встречи, перед тем как выпустить её в командировку для работы с Тиной, и он сразу понял, что слиться воедино двум стихиям, олицетворяющим огонь и лёд, будет очень и очень трудно, если вообще возможно.
Но начальство было о «Марте» самого высокого мнения, и если судить по результатам её прежней работы, она объективно заслуживала самых лестных характеристик. Однако для работы с Тиной она подходила мало. Агентура вообще склонна привязываться к одному и тому же оперработнику, а агент-женщина в особенности, тем более что в данном случае оперработник был одновременно и любимым человеком. Сможет ли «Марта», эта воинствующая моралистка, сама никогда не выходившая замуж и, кажется, вообще не знавшая мужчин, понять истинные мотивы сотрудничества с советской разведкой женщины, изменившей своему мужу?
Дверь в квартиру распахнулась сразу, как только он нажал кнопку звонка казалось, «Марта», с тех пор как её предупредили, всё время стояла за дверью и ждала его прихода. Вопреки информации Глеба, он нашёл, что за все эти годы она нисколечко не изменилась та же спокойная, непоколебимая самоуверенность в жестах, в прямой осанке, в собранных в тугой узел волосах, в блеске чёрных цыганских глаз. Она смерила его оценивающим взглядом с головы до ног, кажется, тоже узнала и пригласила войти:
Прошу.
Они прошли в комнату, служившую вероятно гостиной и столовой, и сели в кресла вокруг журнального столика.
Кофе? Чай?
Спасибо, мне чай.
Она бросила в стакан с мельхиоровым подстаканником пакетик «Липтона» и налила кипятку.
Мне сказали, что вас интересует дело «Стеллы», не теряя времени начала хозяйка.
Нет, дело «Стеллы» меня волнует сейчас мало. Он улыбнулся. Я хотел бы узнать от вас кое-что о Тине.
Всё, что я знаю по этому вопросу, я сообщала в Центр, следовательно, в деле «Стелы»
Эльвира Харитоновна, прервал он её, стараясь сдержать накатывающееся раздражение. Я прекрасно могу представить себе, что содержится в оперативном досье «Стеллы». Я пришёл к вам, в общем-то, как частное лицо к частному, чтобы услышать от вас живое слово очевидца, когда-то общавшегося с Тиной.