14. 04. 22.
Черпак боец, отслуживший год. В Советской Армии существовала загадка: почему черпак постоянно злой? Потому, что дох@я отслужил, но и дох@я осталось.
Старый боец, отслуживший полтора.
Шинель
Я зашёл в ленинскую комнату и, оглядевшись, уселся за свободный стол. У меня было твёрдое намерение написать наконец-то письмо. Вот уже неделю как я находился на территории Польской, мать её, Народной Республики, а послать короткую весточку домой не было никакой возможности. Свободного времени в Советской армии, особенно у молодого солдата, практически нет. От подъёма и до отбоя он служит за себя и за «того парня», который оттарабанил год и больше.
Достав из кармана шариковую ручку, я вырвал из блокнота листок, написал первую фразу «Привет из Польши» и задумался над второй.
Кто Колпаков? услышал я голос с кавказским акцентом и поднял глаза.
В дверях стоял невысокий боец, широкий и мощный, с перекатывающимися под пэша мускулами. Я уже успел заметить, что слабых бойцов в разведроте не было. На то она и разведрота. Многие на гражданке занимались спортом, а несколько человек вообще были призваны из физкультурных институтов. Солдаты-разведчики были дерзкими и задиристыми и ставили они себя гораздо выше бойцов из других подразделений, что усиленно поощрялось ротными офицерами и вызывало почти ненависть остального личного состава полка. Но разведчикам было плевать на это. Вся новая техника и вооружение шла на разведроту, а по количеству поощрений и отпусков ей вообще не было равных. Но и отдувалась разведрота за всех, о чём и поведал мне мой земляк дембель Яша.
Колпаков кто? повысил голос боец.
Я Колпаков!
Боец с интересом меня оглядел, подошёл и уселся на свободный стул.
Что делаешь? спросил он.
Письмо домой пишу.
Тот скептически посмотрел на мой неровно оторванный блокнотный лист.
Ты дурак, что ли, на таком писать? Хочешь, чтобы дома подумали, что ты в таком говне служишь, где и нормального листка для письма не достать? для человека, которому русский язык был неродной, он очень хорошо, почти литературно излагал свои мысли.
Ну другого-то всё равно пока нет, озадаченно ответил я.
Сиди здесь! приказал боец.
Он вышел из ленкомнаты, пару минут отсутствовал, а вернувшись, вручил мне новую восемнадцатилистовую тетрадь в клетку.
Здесь пиши! всё тот же приказной тон.
Спасибо!
Я снова написал первую фразу и задумался над второй. Боец не уходил, и я вопросительно посмотрел на него.
Пошли, поговорить надо, поняв мой немой вопрос, предложил даритель тетради.
«Мой немой вопрос» хорошая фраза для стихотворения. Может, вставлю куда-нибудь.
Мы зашли в расположение так в разведроте, да и во всём полку называлось солдатское спальное помещение с двумя рядами двуярусных кроватей, тумбочками и табуретками.
Твоя? спросил боец, указывая на одну из шинелей, висящих в шкафу.
Моя.
Дашь на дембель? боец настойчиво заглянул мне в глаза. Тебе она не нужна, ты же весенник, в парадке будешь увольняться.
«Ах, вот почему ты такой добрый!» осенило меня, а вслух спросил:
А я с чем останусь?
Мою возьмёшь, боец уверенно показал на поношенную, но довольно приличную шинель, и погоны с красных на чёрные перешивать не надо. Лычки только наклеишь. Я скажу Ильенке, он подгонит, сколько тебе нужно.
Деваться мне было некуда, и я согласился. Да даже если бы и не согласился
Всё, иди, письмо пиши, разрешил мне боец и, радостно схватив в охапку мою, уже бывшую шинель, исчез.
А дальше была вечерняя прогулка, вечерняя поверка и отбой. Я уснул, как только моя голова коснулась подушки.
Рота, подъём! услышал я и мгновенно открыл глаза. Спрыгнул с верхней кровати и ногой задел голову механика-водителя Паши Паламара. Паша был моего призыва, поэтому отделался я лишь лёгким матом. Ещё год я буду спрыгивать с верхней кровати и задевать ногой его западноукраинскую голову. Организм, за полгода привыкший к подъёмам, ясно давал понять, что разбудили нас зачем-то раньше, намного раньше.
Сколько времени? спросил я Паламара. Есть часы?
Два часа.
Что за хрень?
Одеваться не надо, командовал замстаршины, старший сержант Хазиев, стройтесь около кроватей.
Зевая, почёсываясь и протирая глаза, мы построились.
Кадиев! Заур! Где ты там? крикнул Хазиев.
В расположение зашёл дембель, тот самый боец, с которым мы совершили обмен. Я если бы не знал, то ни за что не угадал бы свою шинель. Она была ушита, подогнана по фигуре, и начёсана до состояния шубы. Такие шинели я уже видел на дембелях, встретившихся мне на аэродроме.
Рота, смирно! рявкнул Хазиев.
Вольно! улыбаясь, махнул рукой счастливый дембель.
Кадиев прощался с ротой. Он подходил к каждому бойцу отдельно, пожимал руку, обнимал и вручал пару цивильных сигарет. Это была традиция. Молодые молчали, торопливо ныкая сигареты, солдаты постарше, которым довелось послужить с Кадиевым, напутствовали.
Удачи тебе, братан!
Заур! Оторвись там за нас за всех на гражданке!
Фотку пришли!
Адрес не забудь, а то нажрёшься вина
Кадиев подхватил с пола «дипломат» и, махнув на прощание рукой, вышел за дверь. Я с завистью посмотрел ему вслед. До дембеля мне оставалось полтора года.
Численность личного состава разведроты по мирному времени тридцать два человека, по военному пятьдесят четыре, мы шесть младших сержантов стояли в канцелярии и внимали ротному, вы попали в разведку, но это не значит, что все вы прослужите в ней оставшиеся полтора года. Отбор у нас жёсткий, и тот, кто не тянет прямым ходом, отправляется в пехоту или другие подразделения.
Я стоял и, отчаянно борясь с зевотой и непроизвольно закрывающимися глазами, рассеянно слушал ротного.
А Вам что, товарищ младший сержант, не интересно? видимо, заметив моё состояние, обратился ко мне Красичков.
Я вздрогнул и вернулся в реальность. Я уже знал, что когда ротный обращается по фамилии и на «Вы» В общем, ничего хорошего такое обращение не сулит.
Никак нет! Интересно! выпалил я.
Интересно? с издёвкой спросил ротный. Ну тогда сегодня дежурным по роте заступаете. Там ещё интереснее будет. Вопросы?
Никак нет!
После обеда я начал готовиться к наряду. Подшившись и начистившись, я подошёл к шкафу, в котором висели шинели. Нашёл свою, полученную в обмен от Кадиева, и надел на себя. Шинель сидела неплохо, не хватало только лычек на погонах. Этим-то я и решил заняться.
Эй, Колпачок! Ты какого мою шинель напялил? неожиданно услышал я чей-то грозный голос.
Обернувшись, я увидел черпака Васю Краснова. Лицо его, словно в подтверждение своей фамилии, негодующе полыхало. Впрочем, красным оно у него было постоянно. Не Вася, а Чинганчгук какой-то!
Твою шинель? удивлённо спросил я.
Ну, не твою же! Снимай давай!
Я занервничал от нехорошего предчувствия.
Мне эту шинель Кадиев отдал. Мы поменялись с ним.
С Кадиевым? зло рассмеялся Краснов. Ну, сейчас ты увидишь на что ты поменялся, Вася залез в шкаф, порылся там, и вытащил искомую шинель. На! Меряй!
Я был в шоке! Нет, я был просто уничтожен! Шинель имела такой отвратный вид, что её противно было надевать. Вдобавок ко всему она была не по уставу короткой, в нескольких местах прожжённая, а в одном, как мне показалось, даже прострелянной! Такое впечатление, что её сняли с убитого штрафника.
С кем, с кем это ты поменялся? до боли знакомый голос.
Старшина роты прапорщик Балденков стоял в дверном проёме и с интересом слушал наши с Васей препирательства.
С Кадиевым, промямлил я.
Ты мул тупоголовый! заорал старшина. Ты не успел в роту прийти, а уже всю кровь у меня выпил! Ты почему мне не доложил, что у тебя шинель отбирают? Ты почему Хазиеву не доложил? Где Хазиев?
На шум прибежал Хазиев. Получив несколько оплеух от старшины и обещание от Хазиева, что «сгнию в нарядах», я занял у Шуры Князева шинель и ушёл на развод. Надо сказать, что за полтора года я так и не добыл себе новую шинель. На разводы, в караулы и прочие торжественные построения я брал шинели других бойцов, и никто, естественно, не возражал. Даже когда я уходил в отпуск, меня собирали с миру по нитке. Шинель заняли в танковом батальоне, шапку в роте связи. Солдатское братство никогда бы не позволило даже самому чмошному бойцу появиться перед родителями в затрапезном виде. Да, было так! А кадиевскую шинель мы разрезали на тряпки и натирали ими намастиченные полы расположения.