Сержант! Ко мне! услышал я чей-то властный голос.
Выронив от неожиданности сигарету, я обернулся. Два высоких старших лейтенанта, один пошире, другой постройнее, выжидающе смотрели на меня. Я подошёл, изобразил три строевых шага, приложил ладонь к виску и нехотя доложил.
Товарищ старший лейтенант! Младший сержант Колпаков по вашему приказанию прибыл!
Я ещё не принадлежал ни одному подразделению, прямого начальства у меня не было, поэтому я особо не старался. Вытягиваться перед каждым никакого подобострастия не хватит.
Вольно! разрешил тот, что пошире. Откуда?
Из Куйбышева. Мотострелковая учебка, командир БТР.
Командир! насмешливо протянул тот, что постройнее у него было удивительно интеллигентное лицо с голубыми глазами и светлыми усами, и даже военная форма не могла скрыть эту интеллигентность. Будь он без формы, я бы никогда не подумал, что он офицер. Откуда родом, боец? Откуда ты прибыл мы в курсе.
Из Башкирии. Уфа.
Из Башкирии это хорошо! констатировал тот, что пошире. Вот он точно был похож на военного. Серые, холодные глаза, тяжёлый взгляд, заставляющий становиться ниже ростом, негустые усы над плотно сжатыми губами. Всё в его облике говорило о том, что он не привык повторять дважды. Очень хорошо! У нас двое из Башкирии, и оба отличные воины! В разведроте хочешь служить?
Так точно! Хочу! выпалил я, почти не раздумывая. Надо уже было прибиваться к какому-нибудь берегу, и я выбрал берег разведчиков. Но оказалось, что не всё так просто.
Ещё молодые есть здесь?
Так точно! Есть!
Зови сюда.
Я метнулся в казарму, наткнулся на двух младших сержантов, не знающих, куда себя деть, и вытащил их на улицу. Старлеи завели нас за казарму, и нашему взору предстала спортплощадка с турниками, брусьями, шведской стенкой и самодельными тяжестями.
Подъём-переворот кто может сделать? был задан нам вопрос.
Я! обрадованно выкрикнул я. Остальные двое смущённо потупились.
Шесть раз сможешь?
Так точно!
Давай.
Я подошёл к турнику и нерешительно затоптался.
Шинель можно снять?
Можно Машку за ляжку! всё так же насмешливо произнёс старлей-интеллигент.
Я выругался про себя. В советской армии нет слова «можно».
Разрешите снять шинель?
Снимай.
На гражданке я легко делал двенадцать подъём-переворотов, но там я был в спортивной форме и кроссовках. Другое дело здесь. Парадка слабо подходила для гимнастических упражнений, но свои шесть раз я сделал. С трудом, но сделал.
Хорошо! заключил тот, что пошире. Занимался чем-нибудь на гражданке?
Дзюдо.
Дзюдо? он недоверчиво осмотрел мою неказистую фигуру. Ладно, время покажет, а вы чего молчите? старлей презрительно посмотрел на моих по воле судеб сотоварищей. Десять раз сможете подтянуться?
Так точно!
В общем, нас взяли, взяли всех троих. Мы рванули в казарму забрать свои вещмешки. Яша, узнав, куда меня угораздило попасть, длинно и изобретательно выругался.
В разведроту?
В разведроту!
И ты, дурак, согласился? Яша посмотрел на меня как на умалишённого.
Согласился. А что не так-то?
Да замучаешься там служить! почти закричал Яша. Этой разведротой все дыры в полку затыкают! В караул какой-нибудь сложный разведрота, кросс, марш-бросок разведрота, урод какой-нибудь сбежит, опять разведрота ищет. Проверка из Союза приезжает снова разведрота отдувается! И как же я забыл тебя предупредить?
Я смотрел на Яшу и улыбался. Он был похож на расстроенного родителя, который недосмотрел за своим чадом.
Чего ты улыбаешься, как придурок? Смотри, как бы плакать не пришлось, тем более с таким ротным. У них там сейчас Красичков командует.
Это не старлей? Здоровый такой, с тяжёлым взглядом? заволновался я.
Он самый! воскликнул Яша.
Он-то и предложил мне в разведке служить.
Ну, всё, ты приехал! Конечная!
Ну, тогда я выхожу, пошутил я и, подняв с пола вещмешок, вскинул его на плечо.
Бывай, Зёма! моя ладонь утонула в Яшиной клешне. Служи нормально, не косячь! Может, свидимся когда.
Уже на улице, шагая в расположение разведроты, я вспомнил, что не записал Яшин адрес. «Да ладно, рядом живём, по любому пересечёмся где-нибудь», беспечно подумал я.
Ох, как я ошибался! После демобилизации, уже находясь в родном городе, я довольно часто встречал земляков, служивших со мной в одном полку, а вот огромного, двухметрового Яшу грозу МСБ, я так и не встретил. А жаль. Мне было что ему рассказать.
22. 02. 22.
МСБ мотострелковый батальон.
Пэша полушерстяная гимнастёрка. Выдавалась на зиму только в частях, находящихся за границей.
Стрелка
Я, Лебедев и Макаров стояли перед старшиной роты прапорщиком Балденковым и ёжились под его цепким и придирчивым взглядом. Небольшого роста, худой и жилистый, лет тридцати, не больше старшина производил впечатление видавшего виды вояки, в чём все мы вскоре и убедились.
Ильенко, ко мне! даже не взглянув на дневального, скомандовал старшина.
Рядовой Ильенко, на выход! срывающимся голосом завопил дневальный.
В коридоре появился высокий, мускулистый боец с весёлым и добродушным лицом.
Чего орёшь? недовольно осведомился он.
Дневальный молча кивнул в сторону старшины. Боец мгновенно изменил выражение лица и ускоренным шагом подошёл к Балденкову.
Я! Товарищ прапорщик!
Принимай бойцов, Ильенко, прокуренным пальцем Балденков ткнул в нашу сторону. Парадки и вещмешки в каптёрку, ремни сменить на кожаные пэша оборудованные у вас?
Никак нет!
Ильенко! Выдай им погоны, петлицы и лычки. Пусть пришивают.
Товарищ прапорщик! Так ведь нет у меня ничего! Где я им всё это возьму? заголосил Ильенко. Как и все каптёры, он был хитёр и прижимист.
Кому ты тут рассказываешь? возмутился старшина. Чтоб к обеду всё готово было! и, ловко развернувшись на каблуках, исчез из нашего поля зрения.
Вполголоса матеря и проклиная Балденкова, Ильенко повёл нас в каптёрку, где с кровью, отрывая от сердца, выдал нам бэ-ушные погоны и петлицы, и, уж совсем ошалев от своей щедрости, добавил к ним моток ярко-жёлтых лычек. Мы принялись за работу. Я достал из вещмешка свое новое пэша и нерешительно над ним замер. Дело в том, что оно было пятьдесят четвёртого размера.
Товарищ прапорщик! ещё в Куйбышеве кричал я местному старшине. У меня сорок шестой размер! Куда мне пятьдесят четвёртый?
Прапорщик смотрел на меня как на дурака.
Нет у меня твоего размера! В часть прибудешь у тебя это новое пэша ротный старшина с руками оторвёт и другое по размеру подберёт. Понял?
Я не верил, но этот ушлый прапор оказался прав. Ильенко, увидев мою форму, проворно выхватил её из моих рук и также проворно спрятал в одном из шкафов.
Повезло тебе, обрадовал он меня, есть один комплект как раз твоего размера. Вечкаев хотел в пэша увольняться, да когда гладил, рукав немного прожёг. Пришлось ему в парадке домой ехать, с этими словами Ильенко протянул мне ушитое и отглаженное пэша, лычки клей, и хоть сейчас на дембель.
Я снял парадку и натянул пэша.
Как по тебе шито! удовлетворённо констатировал Ильенко. Только ты это стрелку на спине разгладь. Она тебе ещё по сроку службы не положена.
Я повернулся спиной к стене, на которой висело потускневшее зеркало. Острая стрелка от лопатки до лопатки, грозила порезать любого, кто попытался бы к ней прикоснуться. Ох уж мне эта стрелка! Между собой солдаты называли её «дорога домой», и носить её имел право только «старый», или оборзевший «черпак», но никак не «пупок».
Я получал за неё оплеухи и наряды от сержанта Абсалямова, мне «пробивал фанеру» сержант Минаков, про замстаршины старшего сержанта Хазиева я вообще молчу. При каждом удобном случае я разглаживал эту стрелку через мокрое полотенце, прилагая неимоверные усилия что я только с ней не делал, но она упорно не хотела сходить с моей спины. Только через полгода разгладил я эту стрелку, попортившую мне столько крови, а разгладив, понял, что зря старался. К этому времени я уже отслужил год и плевать хотел на Абсалямова, Минакова и Хазиева. Последние двое к этому времени вообще дембельнулись. Но до этого было ещё далеко, а сейчас я старательно клеил лычки на погоны и мечтал о домашних пирожках.