Ты, наверное, думала, что я сволочь
Он полез во внутренний карман куртки и достал оттуда деньги.
Даже если ты не простишь меня, все равно возьми их, прошу, заговорил Кирилл, не давая пораженной Алене перебить себя. Не хочу, чтобы ты вот так работала. Здесь, конечно, маловато, но я заработаю еще! Это только за неделю оплата
Кирилл вложил в ее руки деньги и зажал их ее же пальцами. Она пролепетала:
Кирилл, я не могу Ты не должен
Алена протягивала ему назад деньги так, словно они обжигали ей ладони.
Я не возьму их назад, прекрати! вскричал он. Эти грязные бумажки Они не стоят Я просто не мог помочь тебе в тот день, как и не мог прийти к тебе без них. Алена, прости меня!
Зачем я нужна тебе, я никто, ни с чем Ты правильно сделал, что ушел тогда.
Крупные слезы закапали ей на колени. Она не могла поверить, что действительно нужна кому-то. Он передумает. Разве она, дочь беспутных, вечно пьяных родителей, достойна любви?
Кирилл взял ее лицо в ладони. Она не смела поднять глаз, и накопленные за всю жизнь слезы продолжали непрестанно литься из них.
Посмотри на меня! Ну! Кирилл не узнавал свой сдавленный голос.
Алена послушалась. В его глазах, во взгляде, ее душа, разорванная когда-то на две половины, измученная, изголодавшаяся, наконец нашла утраченную часть самой себя. Юные и потерянные, искренние и ранимые, они обрели друг друга, и в этот момент пустота, снедающая Алену, исчезла, заполнив ее существо до краев теплом и сладким чувством любви, нужности кому-то.
Ты больше никогда не будешь лить горьких слез, слышишь? прошептал Кирилл. Только слезы счастья. Я не допущу Я заберу их все прямо сейчас.
И он поцеловал ее щеку, по которой катилась слеза.
* * *
Первый снег валил за окном, ветер подхватывал снежинки и легко, с озорством кружил их, подолгу не давая упасть. Они сидели на диване перед телевизором. На огромном животе Алены стояла тарелка с нарезанными фруктами. Она поморщилась.
Что, толкается? улыбнулся Кирилл и положил руку ей на живот. Ого! Сильная девочка! И все-таки, как мы ее назовем?
Только не Анжелой! И не Ритой! Самые вредные девчонки, донесся из комнаты голос их десятилетнего сына.
Родители засмеялись.
Ну, предложи какое-нибудь имя, сказал ему отец.
Мальчик помолчал, а потом воскликнул:
А давайте назовем ее Аленой, как тебя, мам. Ты ведь у нас самая лучшая!
Алена запротестовала.
Нет, нет! Что это будет? Две Алены! Люди подумают, что мы совсем с ограниченной фантазией.
А, что, неплохая идея задумался Кирилл. Я обожаю твое имя. Молодец, сынок!
Ну, что вы тут
Все, цыц! А-ле-нуш-ка обратился он к ребенку в животе, ты у нас будешь Аленушкой, самой красивой в мире девочкой!..
Алена посмотрела в окно. Снег бился о стекло, без шансов проникнуть к ним в дом. Она тоже когда-то билась, билась безрезультатно о прозрачный, прочный лед нелюбви одноклассников, о немую стену родительской холодности и безразличия. Она до сих пор бьется об этот лед во снах, что переносят ее в школьные годы, раз за разом заставляя вспоминать, не давая забыть В душе она так и осталась забитой и никому не нужной, ожидающей очередного пинка девочкой в заношенной одежде.
Алена подошла к окну и распахнула его. Вихрь снега ворвался в их дом и растаял на полу. Алена наклонилась и провела рукой по образовавшимся каплям. Вот и нет больше ничего. Ни снега, ни льда, лишь вода на ее теплых руках.
Без дома
Ее младший брат сидел на холодном полу общего коридора и всхлипывал. Он был в куцых штанишках и без носков. Ножки замерзшие. За дверью мачеха громким и заплетающимся голосом доказывала что-то своему младенцу. В основном она советовала ему замолчать, а иначе Оля подхватила на руки братишку.
Тишка! Давно ты здесь? Почему не в саду? спросила Оля и вспомнила, что сама же его сегодня не отвела, потому что сильно опаздывала на уроки.
В ответ четырехлетний мальчик нахмурился и покрепче обнял ее за шею. Оля заметила, что правая щека брата полыхает красным. Девочка почувствовала, как от голода заурчал его животик. Сама она была тоже не особо сыта после школьной «хлебной» котлеты и прозрачного супа.
В их коммунальной комнате все стояло вверх дном. Младенец кричал, а мачеха, опухшая и полупьяная, рылась в ворохе тряпья и отбрасывала в отдельную кучу нужные ей вещи. Они снимали эту комнату третий месяц. Отец всегда был любителем выпить. Зарплату, которую он обычно тратил на водку, не выплачивали сто лет, поэтому отец бросил работу и ради выпивки начал выносить из квартиры все, что представляло хоть какую-то ценность. Кроватку Тиши он отдал за бутылку, и дети вынуждены были спать «валетом» на раскладном кресле Оли.
Но мало. Мало. Безумная инфляция 90-х все сильнее проявляла свой бешеный оскал. Организм требовал водки, и отец, который всю сознательную жизнь дочери пребывал на дне общества, вынужден был продать бабушкину квартиру. Сама бабушка годом ранее почила с миром.
Они гуляли с размахом. Мать не дошла до дома в четверг. В субботу в их семью вошла она испитая, грязная и вонючая Валюха, которая первым делом сожрала все, что нашла в холодильнике, и бросила своего чуть дышащего младенца на попечение Оли.
Пап, кто это?
Отец разлепил заплывший глаз, опрокинул рюмку и невнятно промямлил:
Ва-а-а-люха-а. Ваша новая эта самая мать.
Было счастьем, если они вместе с такими же соседями-алкоголиками квасили на кухне, а не в комнате. Отец неизменно всех угощал. Тишка перестал разговаривать только смотрел на всех запуганным зверьком и посильнее жался к Оле. Опрелости мачехиного младенца давно превратились в раны. Он то плакал, то кряхтел, то, обессиленный, засыпал.
Как-то из-за дефицита компания пьяниц несколько дней не могла раздобыть спиртного. Отец так и не дождался заветной бутылки к нему явилась белочка и выманила в окно. Мачеха поленилась забирать тело из морга, сказав, что и без них похоронят, как собаку.
Валюха изо всех сил пыталась сосредоточиться на нужном ей тряпье, не обращая никакого внимания на вошедших детей. В кучу полетело Олино одеяло и осенние ботиночки Тиши.
Мы что, съезжаем? робко спросила Оля и сжалась, приготовившись к привычному удару.
Я да, а вы делайте, что хотите. За хату платить нечем, прохрипела мачеха и всунула в рот кряхтящему младенцу найденную на полу соску. Ребенок выплюнул ее и вновь зашелся в плаче.
Услышав голос мачехи, Тишка, легкий, как перышко, по-обезьяньи крепко вцепился в сестру, давая понять, что на пол он не сойдет.
Как это нечем платить? похолодела Оля. Ведь прошло всего три месяца, как папа продал квартиру
Ха-ха! Те деньги уже ничего не стоят! Скажи спасибо правительству! Твой папаша почти все пропил, а то, что осталось, я забираю себе в качестве компенсации за пользование вот этим, она провела рукой по своей бесформенной фигуре.
Что??? Это наши деньги, отдавайте сейчас же!
Оля отлепила от себя брата и сжала кулачки. Мачеха фыркнула. Она уже зашвыривала отложенные вещи в сумку. Оля набралась храбрости и для начала выхватила оттуда ботиночки Тиши.
Отдайте деньги, а иначе
Голос предательски зазвенел. Что она может сделать? Позвать не вяжущих лыка соседей? Вызвать милицию? К тому времени, пока приедет участковый, от мачехи не останется и следа.
Что там иначе, что?
Лицо согнувшейся над сумкой мачехи налилось кровью от неудобной позиции. Она выпрямилась, потерла поясницу, и до Оли донесся отвратительный букет ее немытого тела. Оля знала, что мачеха имеет привычку хранить деньги в лифчике. Он как раз топорщился с одной стороны. Ни на что особо не надеясь, девочка кинулась на ее крепкую тушу.
Они наши, отдайте!
От неожиданности и тумана в глазах Валюха среагировала не сразу, только испуганно взревела. Щуплая девочка на мгновение повисла на ее груди, а потом полетела к стене. Из-за пазухи женщины посыпались золотым дождем рубли. Оля, не обращая внимания на кровь из носа и сыпавшиеся проклятия, бросилась собирать их в карманы куртки наперебой с мачехой. Испуганный Тишка вновь выскочил в коридор. Оля подхватила его и бросилась наутек от разъяренной Валюхи, готовой вырвать деньги из рук девочки вместе с этими самыми руками. Одним махом дети оказались на пятом этаже, но, по всей видимости, мачеха смирилась с потерей и не стала их догонять. Когда они спустились через полчаса назад, комната была уже пуста.