A-а, Светкин хахаль, будем знакомы, я Старцев, «потомок недобитого колчаковского начштаба», как выразился один мой рассерженный оппонент. Следишь за газетной дискуссией о нашем прошлом?
Ветлицкий пожал руку культурника и сознался:
Не всегда.
Ну зря. Некоторые думают, что сейчас не гражданская война и можно запросто отсидеться, а мы, старик, идём от зачатия мира. Впрочем, я тороплюсь, ты забегай, когда время будет, а стихи Лине Фёдоровне не отдавай, они через мой отдел идут, да и на Куксову очень-то не распыляйся.
Хорошо, понято! безвольно согласился Андрей, глядя в спину удаляющемуся Старцеву и поражаясь тому, как быстро его здесь раскусили. «Словно в большой деревне», уныло соображал «стихоплёт», решив, что неплохо бы заглянуть в Союз писателей.
3
В Союзе все куда-то спешили. В воздухе витали слова: «Выборы, штаб, программы»
Ты кого думаешь поддержать? спросил Ветлицкого шустрый старичок, известный своей приверженностью к демократии, хотя, судя по его одежде, ничего хорошего ни от старых, ни от новых властей Василий Степанович не имел.
Ещё не решил, постарался уйти от прямого ответа Андрей. Из всех кандидатов на пост местного главы правительства ему нравился отставной полковник Орлов, и Василий Степанович, кажется, понял это.
Зря на Орла ставку делаешь, мы за Пулькина. Он стройтрест с двумястами рабочими под своё начало принял, а довёл до полутора тысяч. Кормит всех, да и нам кое в чём не отказывает.
Андрей удивлённо посмотрел на агента по пропаганде каких-то знаний, прилепившегося к писательской организации. Ветлицкий знал, что Василий Степанович человек безобидный и поэтому его милостиво терпели.
Ах, Андрюша, оставьте политику. Завидев новое лицо, секретарша Союза Фаечка потянула Ветлицкого в сторону. Я читала ваши стихи в субботнем номере «Енисея». Впечатление неизгладимое: всё снега, снега Где вы их столько берёте снегов и женщин?
Фаечка, я побегу, а вы, молодой вьюноша, подумайте насчёт нашего разговора о Пулькине, заматывая шарф на шее, просипел старикашка. Он ещё даст о себе знать, вот тогда воспрянем!
Нашёл за кого страдать, фыркнула секретарша, вы должны работать для вечности.
Для вечности эхом откликнулся Ветлицкий, поражаясь, что его собственные недавние мысли удивительно перекликались с мыслями этой девочки.
Пойдёмте покурим, чтобы не на глазах, предложила Фаинка, и Андрей покорно пошёл за ней. В дальней комнатушке Союза, возле окна стояло два кресла и смазливая секретарша, раскуривая сигарету, попросила Ветлицкого открыть фортку, дескать, Мирра ругается, когда курят.
Мирра, удивился Андрей, а чего ей ругаться, ты не маленькая.
Да она и сама подымить не прочь, только вчера начальство было, так один мужик, ты его не знаешь клерк, а гонору, говорит нашей Мирре: «Накурено», мол, в культурном учреждении и такой беспорядок. Той и крыть нечем. Даже обидно стало, здесь каждый писатель гения из себя корчит, а Мирра одна.
Тут на пороге комнаты появилась женщина лет тридцати двух, хозяйка Союза писателей Мирра Нестеровна. Секретарша панически замахала руками, разгоняя дым, но тот упорно не хотел отправляться в форточку.
Курите? спросила громко вошедшая. Ладно, чего уж там, дайте-ка сигаретку. Совсем забегалась.
Ну, мне ещё печатать надо, заторопилась Фаинка, тут насчёт выступления из тридцать первой школы звонили.
Подкинем мы им поэтов, пообещала начальница и безо всякого стеснения, хотя знакомы они были весьма поверхностно, сразу взялась за Андрея. Стихи я твои просмотрела. Нормальные, только, сам понимаешь, сейчас не прежние времена, когда рукопись в план вгоняешь и пошло-поехало. Типографии деньги нужны, а деньги где, если слегка подкорректировать Грибоедова.
Где? пожал плечами Андрей, словно давая понять, что материальная сторона его мало заботит.
Брось юродствовать! Все мы писатели, только от замысла до книги ох сколько нервов нужно поистрепать. Ищи спонсора, а я со своей колокольни посматривать буду. Вернётся Василий Степанович, мы его к Левашову зашлём, хотя я этого жлоба знаю. И, видя, что Ветлицкий и впрямь слабо ориентируется в такого рода премудростях, пояснила: Леваш бизнесмен. Выдвигается в кандидаты, как и Пулькин, к примеру.
Меня Василий Степанович уже агитировал в этом плане.
Вот проныра, хотя его кандидат дохлый номер, а проходняк здесь полковник, но мне прямо к нему нельзя.
Почему?
Я с другими повязана, у которых деньги брала. Так вот, ты про Орла запомни. Левашов же запасной аэродром, но вряд ли он раскошелится, а стихи ты пишешь нормальные, ещё раз подчеркнула Мирра, красногорская школа. Чего там делал?
В Красногорске? Учился в пединституте и печататься начинал у Лунина. Андрей незаметно для себя самого перешёл с Миррой Нестеровной на демократический способ общения, но та уже забыла и о Красногорске, и о стихах, а, подбежав к тумбочке, стала названивать по телефону, обещающе помахав собеседнику рукой, и тому ничего не оставалось делать, как ретироваться.
В приёмной, за пишущей машинкой, сидела Фаинка, а возле неё, опираясь на спинку кресла, стоял мужчина, одетый в туго облегающую мощный торс дублёнку, и, посверкивая лысой головой, о чём-то рассказывал прыскающей в кулачок девчонке. Увидев новенького, рассказчик смолк, и Фаинка, всё-таки достучав одним пальцем что-то в своих писаниях, сказала незнакомцу:
Андрей Сергеевич, а это ваш тёзка, тоже поэт. Он на днях в «Енисее» печатался Ветлицкий!
Лысоватый поэт улыбнулся:
Будем знакомы. Значит стихи в «Енисее» печатаешь, а меня, представь, тамошний редактор на дух не переносит. Говорит: «Фомичёва лишь через мой труп на газетную полосу», только я полагаю, что переживу и его, и газету. Вот Орлов придёт к власти, он это осиное гнездо порушит! Ты, конечно, за Лёшку голосовать будешь, а то наши Пулькина двигать намерены, тоже мне фигурант. Я сейчас пародию на него почитаю.
Андрей с грустью слушал фомичёвскую хохму о похождениях гендиректора строительного треста и соображал, что на дневной автобус к себе в Отрадное он опоздал, а значит, вечером, когда люди будут возвращаться с работы, не избежать давки. Потом пародист предложил обмыть «встречу двух поколений», и Фаинка вытащила за стол Мирру Нестеровну, которая, посмеиваясь, продолжала внимать поэтическим изыскам тёзки Ветлицкого. Подвыпившая секретарша повизгивала в особо хлёстких местах, и казалось, конца-краю не будет импровизированным посиделкам. Действительно, расходились едва ли не в сумерках, причём Фомичёв предложил Андрею доехать с ним до автовокзала, но потом раздобрился, и двенадцать вёрст до пригорода, где жил Ветлицкий, были покрыты в считаные минуты.
Поэт вёл машину слегка рисуясь и всю дорогу хвастался, что у него все гаишники «знакомо», во что Ветлицкий почему-то сразу поверил. Он вообще был в раздвоенных чувствах: с одной стороны, жаль времени, угробленного впустую, а с другой стороны лишнее знакомство не помешает, да и не киснуть же в одиночестве?
Высадив Андрея у дома, где в одной половине жили какие-то пенсионеры, а во второй он, Ветлицкий, друг всех ментов развернулся и, посигналив, уехал. Наш герой же махнул рукой и пошёл к себе, радуясь хотя бы тому, что добрался сюда бесплатно.
4
Предвыборная кампания набирала темпы: зарябило в глазах от пестроты плакатов, которые вроде бы сами собой проявлялись на самых неподходящих местах, начиная от дверей магазинов и кончая бетонными стенами общественных туалетов.
У Андрея в пятницу было два урока, а физрук собирался в спорткомитет, вот и предложил подбросить коллегу в город. При въезде, на заборе солдатских казарм, аршинными буквами красовалась надпись: «Банду Комова под суд!» Комов, нынешний председатель правительства, по слухам, был человеком слабохарактерным, и его друзья за спиной шефа проворачивали весьма рисковые делишки. Почти рядом с первым красовался второй призыв: «Орлята учатся летать!»