Он принялся бездумно ходить с газетой в одной руке, с шляпой в другой, с желанием остановить прохожего, чтобы сказать ему: «Купите ее! купите ее! здесь моя статья!» Ему хотелось закричать изо всех своих сил, как кричат некоторые люди вечером на бульваре: «Читайте «Французскую жизнь»! читайте статью Жоржа Дюруа «Воспоминания африканского охотника»! И вдруг ему захотелось самому прочитать эту статью, прочитать прямо на публике, в кафе, у всех на виду. Он поискал место, где уже часто бывал. Ему пришлось долго туда идти. Наконец, он сел перед баром с вином (здесь уже находились несколько посетителей) и спросил рома, как будто, не думая о времени, спрашивал абсента. Потом он позвал: «Гарсон, дайте мне «Французскую жизнь».
Подбежал человек в белом фартуке:
У нас нет «Французской жизни». Мы не получаем ничего, кроме «Вызова», «Века», «Фонаря» и «Маленького парижанина».
Возмущенно и разъяренно Дюруа заявил:
Вот футляр. Тогда пойди и купи ее для меня.
Гарсон побежал и принес.
Дюруа начал читать свою статью. Несколько раз совсем громко он говорил: «Очень хорошо! Очень хорошо!» чтобы обратить внимание соседей и вызвать у них желание знать, что же на этом листе. Потом, уходя, он бросил газету на стол.
Хозяин заведения заметил и сказал: «Мосье, мосье, вы забыли вашу газету!»
Дюруа ответил: «Я оставляю ее вам. Я уже прочел. Впрочем, сегодня в ней есть очень интересные вещи.
И он не указал на статью, но видел, как один из посетителей взял со стола «Французскую жизнь».
Дюруа подумал: «Что же я буду делать теперь?» И он решил пойти на свою прежнюю службу, забрать жалованье за месяц и подать в отставку. Он трепетал от удовольствия при мысли, какими глазами посмотрят на него начальник и бывшие коллеги. Мысль о недоумении шефа вдруг восхитила его.
Он пошел медленно, чтобы не прийти ранее девяти тридцати, касса открывалась только в десять.
Его учреждение было большой темной комнатой, где почти с утра до вечера зимой светил газовый фонарь. Оно выходило в тесный двор, на другие учреждения фасадом. В нем находилось восемь служащих, плюс еще один руководитель, прятавшийся в уголке за ширмой.
Дюруа пошел сначала, чтобы взять сто восемнадцать франков двадцать пять сантимов, запечатанных в желтом конверте и размещенных в ящике платежного сотрудника, а потом с победоносным видом проник в огромный зал для работы, где он проводил все дни.
Как только он вошел, помощник начальника, мосье Потель, обратился к нему:
А это вы, Дюруа? Шеф о вас спрашивал несколько раз. Знаете, он не признает больных на два дня без справки от врача.
Дюруа, стоя посреди бюро, приготовившись к эффектному слову, сказал сильным голосом:
К примеру, мне на все это наплевать!
Среди служащих возникло изумление, и появилась голова мосье Потеля, сбитого с толку, закрытого ширмой, которая, как ящик, скрывала его.
Он забаррикадировался там, боясь движения воздуха, так как он ревматик. Он проделал всего две дырочки в бумаге, чтобы присматривать за персоналом.
Слышался полет мух. Помощник начальника, наконец, спросил в нерешительности:
Что Вы сказали?
Я сказал, что мне наплевать. Я пришел только за моим жалованьем. Я теперь редактор «Французской жизни» с жалованьем в пятьсот франков в месяц. Плюс еще плата за строку. Я даже дебютировал этим утром.
Однако он пообещал себе продлить удовольствие, но не мог сопротивляться желанию бросить все одним махом.
В остальном эффект был полный. Никто не шевельнулся.
Тогда Дюруа заявил:
Я предупрежу мосье Пертюи и потом вернусь, чтобы попрощаться с вами.
Он вышел, чтобы найти начальника, который воскликнул, увидев его:
А! Вот вы. Вы знаете, что я не желаю
Служащий оборвал его на слове:
Не дело так орать
Мосье Петюи, огромный и красный, как петушиный гребень, задыхался от изумления.
Дюруа произнес:
Мне надоела ваша лавочка. Этим утром я стал журналистом, где мне сделали очень хорошее назначение. Имею честь откланяться.
Он вышел. Он был отмщен.
Он пожал руки старым коллегам, которые осмелились немного с ним поговорить, боясь скомпрометировать себя, так как слышали через открытую дверь его разговор с шефом.
Он оказался на улице с жалованьем в кармане. Он расплатился за вкусный завтрак в хорошем ресторане по умеренной цене, который он знал, потом там, где он ел, снова купил и оставил на столике «Французскую жизнь». Он обошел несколько магазинов, где покупал мелочи, только для того чтобы указать свое имя: Жорж Дюруа. Он добавлял: «Я редактор «Французской жизни».
Потом он указывал улицу и номер, оговаривая с заботой: «Вы оставьте у консьержа».
Поскольку у него еще было достаточно времени, он зашел к литографу, делавшему тут же, на глазах прохожих, визитные карточки, и заказал визитных карточек; немедленно он сделал сотню, которые отпечатали его имя в новом качестве.
Потом он вернулся в газету.
Форестье принял его громко, как принимают подчиненного:
А! вот и ты. Очень хорошо. У меня есть несколько дел для тебя, подожди десять минут. Сначала я закончу мою работу.
И он продолжил писать начатое.
С другой стороны большого стола стоял маленький, очень бледный пухлый, очень полный лысый человечек, с белым сияющим черепом, уткнув нос в бумаги (он страдал сильной близорукостью).
Форестье спросил его:
Итак, скажи, Сэн-Потен, во сколько ты будешь брать интервью у наших людей?
В четыре часа.
Возьми с собой молодого Дюруа, здесь присутствующего, раскроешь ему тайны профессии.
Ясно.
Потом, повернувшись к своему другу, Форестье добавил:
Ты принес продолжение про Алжир? Дебют этим утром был очень успешен.
Дюруа смущенно пробормотал:
Нет. Я полагал, что у меня будет время после обеда. Мне нужно было сделать кучу вещей; я не мог
Второй в раздражении пожал плечами:
Если ты не будешь точен, ты прозеваешь твое будущее. Папаша Вальтер рассчитывал на твою рукопись. Я скажу ему, что это будет завтра.
После молчания он добавил:
Нужно ковать железо, пока горячо, черт!
Сэн-Потен поднялся.
Я готов, сказал он.
Тогда Форестье развернулся на стуле и принял почти торжественную позу, чтобы дать инструкции, и, повернувшись к Дюруа, сказал:
Так. В Париже в течение двух дней китайский генерал Ли-Тенг-Фао, вышедший из Континенталя, и раджа Тапосаиб Рамадерао Пали, вышедший из отеля Бристоль. Вы должны начать с ними разговор.
Потом, повернувшись к Сэн-Потену:
Не забудьте принципиальных точек зрения, которые я наметил. Спросите у генерала и у раджи их мнения о кознях Англии на Дальнем Востоке, узнайте их мысли об английской системе колонизации и господстве, их относительные надежды на вмешательство в дела Европы, в частности Франции.
Он замолчал, а потом добавил, громко сказав: «Нашим читателям было бы интересно узнать, что думают в Китае и в Индии по этим вопросам, которые в данный момент волнуют общественное мнение».
Для Дюруа он добавил:
Понаблюдайте, как Сэн-Потен будет брать интервью, он отличный репортер. Задача изучить струны души, чтобы в пять минут опустошить человека.
Потом он с серьезностью начал писать, с очевидным стремлением установить правильную дистанцию, поставив на место своего бывшего товарища и нового коллегу.
Как только они вышли за дверь, Сэн-Потен принялся смеяться и сказал Дюруа:
Вот работничек! Мы сотворим это от нас самих. По правде говоря, он нас принял за своих читателей.
Потом они спустились на бульвар, и репортер спросил:
Что-нибудь выпьете?
Да, с удовольствием. Очень жарко.
Они вошли в кафе, где подавали освежающие напитки. И Сэн-Потен принялся говорить.
Он говорил обо всем на свете и о газете, изобилуя удивительными деталями.
Патрон? Настоящий еврей! Вы знаете, евреи никогда не меняются. Какой народ!