Официант принес шницель и кофе, и Фрида начала резать мясо, не сводя глаз с двери. Она вдруг почувствовала острый укол вины. Еще не поздно передумать. Не придется обманывать ни Элизабет, ни Эрнеста. Она может уйти, вернуться домой и собрать вещи. Надо думать о матери, которую распутство отца сделало ожесточенной и мстительной. О ненависти, которая бушевала между ними.
Ничего не получалось. Она могла думать только об Отто, о его стройном теле, о его пробуждающих к жизни словах.
Качнулась на петлях дверь. Он вошел, остановившись на мгновение в дверном проеме, в ореоле струящегося с улицы солнечного света. На секунду его силуэт выделился темным контуром, но, когда Отто поспешил к ней, эффект исчез.
Он сел рядом, затушил сигарету и стал искать в кармане другую. Фрида воспользовалась случаем рассмотреть его и увидела сквозь тонкий хлопок рубашки грудь две золотые песчаные дюны, гладкие, теплые и податливые. Отто сидел так близко, что она чувствовала запах древесного дыма, исходивший из его пор, и что-то другое: запах мужской кожи, решила она. Ей нравился этот аромат, которого она очень давно не слышала. Позже она задавалась вопросом, не этот ли опьяняющий запах заставил ее так прямо и без обиняков выпалить:
Можно я тоже буду твоей любовницей?
Ее бросило в жар. Горячая волна поднялась по затылку, залила лицо и кожу головы. Фрида опустила взгляд в тарелку, но, несмотря на смущение, почувствовала триумфальный трепет. Впервые в жизни она потянулась к тому, чего хотела, забыв о приличиях и уместности. Она сама сделала выбор и приняла решение.
Мне нравится твоя прямота. Как ты знаешь, я верю, что нельзя подавлять свои чувства.
Отто вставил в мундштук слоновой кости новую сигарету, зажег и выпустил тонкую струйку дыма.
Сексуальная свобода единственное лекарство, в котором нуждается мир. Такие женщины, как ты не испорченные добродетелью, христианством, демократией, патриархией, наше будущее. Женщины, которые не боятся требовать, чего хотят, которым хватает смелости жить в своем теле.
Его слова прожигали насквозь, и, пока он говорил, прошлое медленно отодвигалось. Она словно остановилась на рубеже, после которого нет возврата. Рука Отто скользнула ей на колено. И это прикосновение тоже несло в себе обещание чего-то нового и необычного.
Я хочу избавиться от всех своих запретов. Поможешь мне?
Она отодвинула тарелку, салфетка упала на пол.
Тебе придется делить меня с моей женой, с твоей сестрой и с некоторыми пациентками. Я не верю, что один человек имеет право владеть другим.
Он смотрел на нее пристальным, изучающим взглядом, от которого она чувствовала себя цветком, раскрывающимся на солнце.
Фрида кивнула. На рубашке Отто не хватало нескольких пуговиц, и в этих местах виднелось тело. Ей безумно захотелось прикоснуться к нему, засунуть пальцы под рубашку и почувствовать тепло. Перед ее мысленным взором возник образ Эрнеста, утопающего в любимом коричневом кресле и сжимающего в руке, покрытой венами и испещренной пигментными пятнами, стакан темного пива. Как получилось, что Отто прекрасно ее понимает, а она замужем за человеком, который ее почти не знает, смотрит на нее и не видит?
Ты на многое способна. Но ты должна свергнуть патриархов твоей жизни, пока они тебя не уничтожили. Он провел большим пальцем по контуру ее губ и отстранился. Я пишу статью о типах личности. Хочешь прочесть?
Фрида подумала, что ослышалась. Эрнест никогда не просил ее почитать свои работы. В самом начале семейной жизни она предлагала помощь, просила его рассказать об исследованиях или о студентах. Он, смеясь, отмахивался, словно это было нечто невообразимое, абсурдное. А однажды заявил, что у нее недостаточно подготовленный ум, и от этой фразы у нее по спине пробежал холодок.
Пойдем ко мне.
Отто взял ее руку, подержал в своих, позволяя почувствовать ток, который пробежал между ними.
Я никогда не желал никого так сильно, как тебя.
Он прижал ее руку к своему гулко бьющемуся сердцу.
Фрида внезапно ощутила свою наготу под платьем, под нижней юбкой, под сорочкой, корсетом и панталонами.
Да, сказала она. Да.
Глава 16
Фрида
Я должна сказать Элизабет.
Фрида провела пальцем по груди Отто, над трепещущим сердцем, по извилистой линии волос, разрезающей живот. Две ночи с Отто способствовали преображению, суть которого она не могла облечь в слова. Вместо вялой, безжизненной крови в венах струились электрические искры, превращающие ее в нового человека. После первого акта любви Фрида открыла глаза и обозрела все вокруг словно впервые. «Как новорожденный младенец, впервые увидевший мир», ошеломленно подумала она, лежа в объятиях Отто, тяжело дыша, и почему-то вспомнила первые минуты жизни Монти. Глаза, которым была всего одна минута от роду, удивленно смотрели на нее, на Эрнеста, на свечи, догорающие на подоконнике. Насколько ярким и сияющим должен был казаться ему окружающий мир! Как ей в эту минуту.
В последующие минуты она испытывала странное ощущение, словно пребывает вне времени и пространства, между небом и землей. Отто продолжал рассуждать о революции и анархии, о том, как психоанализ изменит мир, а она лежала в блаженной истоме, слыша только стук ветра в оконные стекла, церковные колокола и перезвон молочных бидонов, выгружаемых из тележки. Но теперь надо подумать о сестре.
Ты еще ей не сказала? удивленно поднял глаза от своих записей Отто.
Он сидел рядом и лихорадочно строчил в блокноте, записывая все о ней для статьи о типах личности.
Нет.
Фрида откинулась на валик дивана и закрыла глаза. Рядом с Отто она казалась себе великолепной и непобедимой, но, как только вспомнила о необходимости признаться Элизабет, это чувство улетучилось. Она смутно подозревала, что сестре не понравится их сближение и та попытается как-то утвердить свою власть. Как в детстве.
Она не станет возражать. Элизабет верит в свободную любовь. Отто беспечно взъерошил залитые солнцем рыжие вихры. Она будет счастлива делить меня со своей сестрой, как счастлива делить меня с лучшей подругой, моей женой.
Он рассмеялся и притянул Фриду к себе.
Здесь, в Швабинге, мы верим в сексуальную революцию и гибель патриархата.
Расскажи мне об этом месте в Швейцарии, об Асконе.
Фрида зарылась лицом в его грудь. Она любила, когда он говорил о революции. Ей нравилось, как падают и летят его слова, точно акробаты в цирке.
Революция уже началась, Фрида. В Асконе мы боремся с семейным патриархатом. Вся еда, имущество и дети там общие.
Отто отодвинул блокнот и поднял голову.
Это единственное место в мире, где женщины свободны потому что в семье нет власти отца. Одиночества тоже нет, ведь все равны и по-настоящему заботятся друг о друге.
Нет одиночества?
Она вздрогнула, вспомнив свою жизнь в Ноттингеме. Долгие годы ее спасали от одиночества только книги. Однажды зимним днем Фрида совершила поразительное открытие: после замужества она стала еще более одинокой.
Нет, решительно произнес Отто. Мы будем там счастливы, любовь моя.
Фрида взяла из лужи чернил, растекающихся по листу, ручку Отто.
А детям там хорошо?
Там всем хорошо. Никто не испорчен собственностью, властью. Люди полностью свободны!
Он отобрал у нее ручку и наполнил из чернильницы рядом с кроватью.
Перевернись.
Она легла на живот, почувствовала, как кончик пера царапает ягодицы, вдохнула кожаный запах диванной подушки.
«В Асконе я могла бы носить кожаные штаны подумала она. И чулки горохово-зеленого цвета». Перед глазами промелькнула картина: Монти, Эльза и Барби бредут голышом через мелкий ручей, а стайки серебряных рыбок плавают у их ног и кусают за пальцы.