Мама, я ничего не думаю, Вика бросила дольки помидора в миску. Он сам мне об этом сказал. И добавил, что после операции брезгует ко мне прикасаться.
Так и сказал? Галина Петровна снова взялась за нож, чтобы успокоить нервы. Вот гад. Может, перебесится?
Дочь покачала головой:
Нет, мама, не перебесится.
Я позову отца, мать снова бросила нож и побежала в гостиную.
Вика услышала шелестящий шепот, и вскоре отец, тоже побледневший, положил на плечи дочери свои тяжелые руки.
Значит, это правда?
Женщина кивнула, и так долго сдерживаемые слезы хлынули из покрасневших глаз.
Да, это правда. Она вдруг сжала кулаки. Скажите, какая вещь в нашей квартире когда-то была украдена? Вика вскочила, опрокинув табуретку, и бросилась в гостиную.
стревоженные родители двинулись за ней. Дочь рыдала и била кулаками по шкафу:
Скажите, она здесь? Где вы ее прячете?
В серванте трясся хрусталь, звенели дорогие фарфоровые сервизы, и Галина Петровна испугалась, что Вика разгромит всю антикварную посуду.
Да прекрати ты, сумасшедшая, прикрикнула она. Сейчас все расколотишь. А это, между прочим, наш кусок хлеба.
Где, где эта вещь? Вика будто не слышала, и отцу пришлось скрутить ее и силой усадить на диван. Умоляю, дайте ее мне.
Да про какую такую вещь ты говоришь? удивленно проговорила мама. Что у кого мы украли? Ты в своем уме?
Вика повалилась на диван и уткнулась носом в подушку.
Цыганка, выдавила она сквозь рыдания. Она сказала, что я тяжело заболею и потеряю мужа, если не выброшу вещь, которая находится в моем доме.
Родители переглянулись, и мать всплеснула руками. С ее смуглых щек уже сходила бледность.
И ты поверила какой-то гадалке? она села рядом и стала гладить вздрагивавшие плечи дочери. Да они всем говорят одно и то же.
Но я заболела и потеряла мужа, Вика продолжала рыдать. Мамочка, умоляю тебя, скажи, какая вещь могла принести мне такие беды
Да ты просто спятила! Галина Петровна ударила кулаком по кожаной обивке дивана. Мы с отцом в жизни не брали чужого. Все, что ты здесь видишь, досталось нам от твоих деда и прадеда.
Значит, брали они, Вика резко поднялась, и мать с жалостью посмотрела на ее заострившееся лицо. Надо заказать грузовую машину, и пусть она увезет все к чертовой матери.
Точно, рехнулась, Галина Петровна посмотрела на встревоженного мужа: его беспокоило состояние дочери. Еще спасибо нам скажешь, что мы это наследство тебе с детьми оставили.
Ты не хочешь меня понять, дочь снова рванулась к серванту, но отец перехватил ее и ударил по лицу:
Немедленно прекрати истерику!
Вика схватилась за щеку и осела на ковер. Андрей Ильич помог ей подняться:
Пойдем на кухню. Слава богу, дети нас не слышали, я предусмотрительно закрыл дверь в их комнате. Пора уже поговорить серьезно.
Поддерживая дочь за локоть, он проводил ее на кухню. Галина Петровна засеменила за ними. Андрей Ильич усадил Вику на табуретку, другую придвинул жене.
Значит, вы с Денисом разводитесь. Он собирается делить квартиру?
Дочь покачала головой:
Он сказал, что квартиру оставляет мне. Все же помнит, что ее купил нам ты.
Надо же, как благородно! буркнул Андрей Ильич. А что с клиникой?
Вика посмотрела на свои руки:
Я предупредила, чтобы он убирался вместе со своей любовницей.
А вот это правильно, отец наклонил голову. Когда он пришел в нашу семью, мы дали ему все. Он уходит по собственной воле, поэтому мы ничего ему не дадим. Кроме того, дети остаются с тобой. После развода подашь на алименты.
Дочь тяжело вздохнула. Думала ли она, что их брак так печально закончится? Мысль, что Денис уйдет голый и босой, бросив не по своей воле все, что ему было дорого, не согрела ее измученную душу.
Если он будет упираться, я вмешаюсь в ваш бракоразводный процесс, Андрей Ильич сжал ее плечо. И не нужно терзать себя. Раз такой негодяй, пусть катится. Мы проживем и без него.
Вика снова заплакала. Она не представляла, как станет жить без Дениса, разведенкой, брошенкой, Не будет больше обедов в ресторане на годовщину свадьбы, поездок за город, семейных вечеров. И вообще в ее жизни его не будет. Как это пережить?
Глава 13. Русское царство, 1525 г
Великий князь действительно отправился по делам, как предупредил Соломонию. Он объезжал свои владения, сидя на своем любимце гнедом коне. Василия интересовали строившиеся и недавно построенные храмы, и он с удовольствием созерцал возведенные стены и слушал звон колоколов. Возле одного из них, храма святителя Петра, Василий остановился, увидев кривую старую березу, возле которой толпились крестьяне.
Что там такое? спросил он у сопровождавших бояр, и один с готовностью вызвался:
Сейчас узнаю, княже.
Через полминуты он, смущенно улыбаясь, прискакал обратно.
Мужики срубить ее хотели, пояснил боярин. И вдруг на верхушке гнездо увидели, а там птенчики малые. Ну, и пожалели и дерево, и птенчиков.
Василий поднял голову, взглянул на солнце и зажмурил глаза. Он представил себе маленькое гнездо из соломинок и перьев, теплые комочки внутри и почувствовал в горле предательский ком. Он подступал, когда великий князь видел детенышей, неважно чьих щенят, котят, птенцов, и горестные мысли уносились к Соломонии, к их бездетному браку.
«Ничему я не подобен, подумал Василий, и его глаза увлажнились, ни птицам, ни зверям, ни даже воде, которая тоже плодится и множится. Не надобно мне тянуть с разводом, если не хочу разделить свою власть».
Великий князь боялся признаться, что больше всего его беспокоило не то, что он потомок византийских императоров. Привык он к своей жене Соломонии за двадцать лет брака, привязался, с радостью спешил в свою опочивальню после дальних странствий, желая обнять ее теплое, мягкое тело, поцеловать румяные, как яблоки, щеки.
Хорошей она была женой, что и говорить, красивой, домовитой, преданной. Вот почему Василий, давно задумавшийся о разводе, тянул, ждал неизвестно чего. Не было у него для развода никаких причин, не поняли бы его люди. Хотя, чего уж тут обобщать
Некоторые его приближенные все уши прожужжали: дескать, ежели власть делить придется, то и государство раздробится, как когда-то, ежели раздробится, ослабнет, и рванут к нему полчища поганых, и застонет Русь под ударами их мечей.
Нет, один должен быть у Руси хозяин, один царь.
Знал Василий, что митрополита Валаама при желании можно сместить, поставить Даниила, и тот не станет ему противоречить, наоборот, благословит на задуманное, но не хотелось великому князю только на его мнение опираться. О жадности, властолюбии и жестокости митрополита говорили многие люди. Вот ежели б святые старцы дали свое благословение И необязательно старцы, пусть молодые, только благочестивые, как Максим Грек из Чудова монастыря, слава о котором разнеслась во все пределы Руси.
Что, если прямо сейчас к нему поехать, поговорить?
Василий пришпорил коня, свернул с проторенной дорожки. Бояре встревожились, особенно окольничий Тучков:
Куда, государь?
В Чудов монастырь, бросил Василий.
Его свита сразу поняла к Максиму Греку. Ценил государь этого монаха за образованность и разумные речи. Когда-то он, желая разобраться в греческих рукописях и книгах, принадлежавших его матери, Софии Палеолог, обратился к Константинопольскому Патриарху с просьбой прислать к нему ученого грека, старца Савву. Патриарх не возражал, но уж больно Савва был немощен пришлось ехать Максиму Греку.
Увидев великокняжеское книгохранилище, монах пришел в восторг и немедленно принялся за работу. Начал с «Толковой Псалтири», а потом дошел и до других служебных книг. Со временем князь лучше узнал ученого монаха и еще больше зауважал. Не терпел Максим нарушения нравственного закона, всегда резко и прямо высказывался о том, что осуждал.