Вдруг ладони зажгло невидимым пламенем: тысячи иголочек-огоньков заиграли, запрыгали от кончиков пальцев до запястий. «Вот оно! Началось! пронеслось в голове юного послушника. Слава Тебе, Господи!» И Ник схватил карандаш. Фразы медленно стали всплывать в голове и стихотворными строками ложиться на пожелтевшую измятую страничку:
Наш милый сын! Приветствуем тебя!
Сегодня Мы Завесу открываем,
Чтоб много разъяснить любя,
И быть тебя послушным призываем
Исполнить Наш завет! Сегодня ты
Опасности невероятной жертва,
Но все твои прекрасные мечты
Спасём и воплотим. Не просто смертный
Ты, мальчик! Нет! Небесное Дитя,
Рождённое для Высшего Свершенья,
Совместно с Богом своего Творенья,
Которое замыслил ты шутя
В своём первоначальном воплощенье.
Ты Магнус Горнвальд в прошлом бытии!
Ты искупить пришёл деяния свои
Своим Последним и Великим воплощеньем.
Надеемся, сей раз заслужишь ты прощенье!
Ты победишь уродливое зло,
Которое в неведенье содеял.
Его ты в книгах семена посеял
Теперь твоё творенье ожило:
Игуменом Плеоном возродилось
И над землёю теменью сгустилось.
Он создал монастырь, но лишь названьем
Сим ложно пользуется это зданье
Притон богоотступников и палачей!
Сюда попал ты, чтобы Свет пролился
И истинный здесь Божий дом родился,
И приютил родных своих детей!
О сколько зла и горя создал Горнвальд!
Но милость Божьих Ангелов безмерна:
Он всё же чтил в душе мир Бога Горний.
В нём и теперь царит Любовь и Вера!
Так вот, ты Нас послушай, мальчик милый!
Чтоб обрести невиданную силу
И наказанье плетью превозмочь,
Вдыхай потоки Света ты всю ночь!
С Небес, вообрази, дождь золотой польётся,
И с вдохом пусть он входит в плоть твою,
И в клетке каждой эхом отзовётся.
Лучи пусть Тело Света создают.
Так обретёшь ты качества его!
Пусть тьму погубит Света волшебство!
Пусть Чудотворцев славных имена
Григория и Николая вспомнят!
Пусть затрепещет завтра сатана
И Херувимы гимн Творцу исполнят!
А Мы за сим прощаемся с тобой!
Теперь усердно Тело Света строй!
Твои Ангелы-Хранители.
Не веря своим глазам, что написал такое собственной рукой, Ник перечитывал ангельское послание, всё время спрашивая себя, действительно, ли это слова Ангелов, а не плод его поэтического воображения, разыгравшегося под гнётом столь тягостных жизненных обстоятельств. И, быть может, он, желая утешить себя, выплеснул в пылу отчаяния весь этот бред! Но нет! Как же быть со страничкой из Псалтири, покалыванием ладоней, таким отчётливым, таким ярким, что просто нельзя не заметить нестерпимое их горение и лёгкую боль, пронизавшую, казалось, каждую поринку кожи?! Это-то уж, точно, не бред! Выходит, ангельское перед ним послание! Ангельское! Да! И он, Ник, когда-то писатель Магнус Горнвальд, в прошлой жизни наломал дров и теперь пришёл очистить мир от создания своего собственного воображения Плеона! Невероятно! Ему дали шанс всё исправить, ведь он чтил всегда мир Горний, наверное, поэтому и Горнвальдом звался когда-то! Но как могло его воображение ожить и превратиться века спустя в реальность? Уж не чудотворцем был этот Горнвальд, не волшебником ли? То есть он сам, Ник, как сказали Ангелы. Нет, всё это слишком невероятно, чтобы быть правдой! И всё же
Придя в себя после волнующих размышлений, послушник решил действовать, ведь на рассвете ему предстоит жуткое испытание смертью. Главное, он теперь знал многие вещи, которые, правда, еле укладывались в его голове, но всё же, оказывается, когда-то были частью его жизни или цепи жизней. Ник почти уже не боялся предстоящего. Он вдруг поверил в своё предназначение, узнав в эту ночь цель своего пребывания на Земле. Он понял, что знает свой путь, но вполне отдавал себе отчёт в том, что знать путь и пройти его не одно и то же. Завтра отменить нельзя. И с этим надо смириться.
Свеча на тумбочке как-то особенно громко затрещала и вмиг погасла. Ник оказался в кромешной темноте, но это не смутило его. Послушник поудобнее устроился на жёсткой кровати: сел, скрестив ноги, как-то весь вытянулся, словно стараясь ближе быть к Небу, и начал воображать идущий сверху поток яркого золотистого света, который на пути своего следования к земле вдруг собирается в узкий тугой снопик и пронизывает голову в области макушки. Ник вдыхал его будто носом, но поток входил всё же через воображаемое отверстие в голове. На выдохе, который почему-то хотелось сделать через рот, будто обливая всё внутри, золотистый свет входил в каждую клетку и затем пробивался из каждой поринки кожи наружу тонкими густыми лучиками, окружая тело плотным коконом. Ник видел себя в своём воображении окутанным тонким одеянием из световых нитей и с каждым новым вдохом уплотнял его снова и снова.
Занятый этой работой послушник не заметил, как в узенькое оконце начали пробиваться первые рассветные лучи. В замочную скважину кто-то с чрезмерным усилием всадил огромный ключ и резко два раза повернул. Дверь истошно скрипнула и распахнулась. В узкий проход втиснулись, наклонив головы, один за другим тучные братья-конвоиры и в ужасе попятились, чуть не сбив с ног брата Анила Гремучую Змею, входящего третьим.
Где мальчишка, болваны? бросил взгляд на кровать, где никого не было, Анил. Прокараулили, уроды! Обыскать келью! сквозь зубы процедил брат-соглядатай. В Астусе сгною, если не отыщете! было последнее, что он выдавил из себя, злобно резанув взглядом обоих.
Те изумлённо переглянулись и опустили головы.
Ник был потрясён не меньше. Он замер на кровати и не знал, что ему делать. Монахи-конвоиры принялись неуклюже метаться по крохотной келье, едва вписываясь в неё своими необъятными размерами, и заглядывать в шкафчик и тумбочку, в которые едва ли мог поместиться годовалый ребёнок, а не то что двенадцатилетний отрок!
Ника разбирал смех: он еле сдерживал накатывающие спазмы хохота, которые вот-вот вырвутся из-под контроля. Один из монахов, совсем сбитый с толку нелепостью поставленной перед ним задачи, уселся на кровать вплотную с Ником и в отчаянии схватился за голову обеими руками. Другой залез под кровать и долго там приходил в себя, пока до него не дошло, что своей тушей он раздавил мышь. Монах вылетел обратно, крепко выругавшись. Вытянув из-под Ника одеяло и подушку, конвоиры окончательно убедились, что ни на кровати, ни под кроватью, ни в шкафчике, ни в тумбочке дерзкий отрок не обнаруживается, и вмиг поняли, кого на самом деле сегодня принародно выпорют. Обречённые, они покидали келью, медленно пятясь к выходу и обводя её недоумёнными и полными суеверного ужаса взглядами.
Ник торжествовал, глядя на своих тюремщиков в упор и не получая от них ни единого знака в ответ. «Спасибо Вам, милые Ангелы-Хранители! Спасибо Тебе, Господи! Вы спасли меня!» всё ещё с трудом веря произошедшему, шептал Ник и бесконечно крестился.
Глава 3
ЭКСТРЕННЫЙ СОВЕТ
Шестеро монахов расположились в высоких креслах за невероятно громоздким круглым столом. Шёл экстренный совет. Владыка Плеон, восседавший на своём троне чёрного бархата, был вместе с троном сейчас выше всех присутствующих. Он, нервничая, буравил взглядом каждого сидящего был бледен и скрипучим осипшим голосом произнёс:
Начнём, братья! Я созвал всех вас по одному архиважному делу, касающемуся нашего с вами будущего! Будущего нашего монастыря! Вчера я обнаружил пропажу рукописного документа ценности неимоверной. Его пропажа для всех нас означает начало краха нашего господства в монастыре и в известной степени за его пределами. Крах! Вы понимаете?! Крах! Крах!
Плеон произнёс последние слова, прокаркав, как старый ворон перед грозой.