Здравствуйте, Вера! сказал я дружелюбно.
При-вет! тихо, по слогам ответила сестра, округлила рот и искусно нанизала одно колечко дыма на другое.
С приездом!
Она кивнула и поднялась к сковороде, держа сигарету на отлёте.
На вид Вере было не больше шестнадцати лет. Под белой блузкой из шёлка едва угадывалась подростковая грудь. Джинсовая мини-юбка на узких, как у мальчика, бёдрах очень условно выполняла функции одежды. Девушка при желании уместилась бы в свою огромную дорожную сумку в прихожей. Вера наклонилась к плите, показав своё бельё и полное безразличие ко мне.
Вы сюда надолго? спросил я.
Послушай, давай сразу договоримся, ковыряя ножом в сковороде, предложила Вера, поменьше вопросов. А если ты хочешь обсудить кое-какие детали, то давай без утончённостей твоего батюшки. Обращайся ко мне на ты.
Идёт. Какие детали тебя интересуют?
Мебель пополам. Если хочешь, я тебе сразу выплачиваю её стоимость в баксах по хорошему курсу. Она поставила на стол перед собой сковороду с яичницей и поискала вилку. Насчет квартиры, тачки, дома, я думаю, вопросов нет?
Вера села на стул, выпустила струю дыма и приготовилась есть. В провинции я не привык к подобной деловитости, поэтому растерялся под напором этого «муравья».
Можно спросить? поинтересовался я. Вера насторожилась её лицо сделалось подчёркнуто-безразличным. У отца, кроме дачи и машина была?
В те годы, перечисленные Верой блага считались роскошью для рядового обывателя. Девушка внимательно посмотрела на меня. У неё были припухшие веки, поэтому казалось, что она осторожно подглядывает за мной через две щелочки.
Ты об отце вообще ничего не знаешь? спросила она.
Теперь, наверное, кое-что знаю.
Вера, очевидно, ожидала встретить нахрапистого рвача, примчавшегося за негаданно свалившимся наследством папаши, и моя неосведомленность не входила в её план «жесткого» разговора. Несколько мгновений девушка прикидывала, говорить мне или нет, и, наконец, решила рассказать о наследстве сама, нежели это сделают другие.
Загородный дом, квартира и машина полностью перешли твоему отцу после смерти моей матери, сказала она. Он часто ездил заграницу. Но без моего деда он бы ничего не сделал. Формально Владимир мне никто. После смерти матери мы решили поделить всё по справедливости. Но по закону в наследство можно войти через полгода, и мы договорились, что мою часть твой отец заплатит мне деньгами. Теперь всё надо начинать сначала. Думаю, ты понимаешь, что не имеешь к этому никакого отношения?
Понимаю, ответил я, действительно не представляя тогда все юридические тонкости вопроса. Ты прописана здесь?
Нет. Эту квартиру мой дед покупал для матери.
Ты собираешься здесь жить?
Не знаю, неопределенно ответила Вера. Квартиры на дорогах не валяются.
А папаша мой, похоже, удачно женился второй раз, подумал я без всякой зависти или сарказма его жизнь была мне совершенно безразлична, и проговорил:
На днях я уезжаю, и, честно говоря, не представлял, что делать с барахлом?
Вера недоверчиво покосилась на меня и спросила дружелюбнее:
Если хочешь есть, возьми в холодильнике яйца и масло.
А как ты узнала о смерти, кто он тебе отчим? спросил я, разбивая над сковородой яйцо.
Я же говорю никто. У меня есть отец. Я получила телеграмму от соседки.
От той, что за котом присматривает?
Угу.
Тоже поздно получила?
Вовремя. Раньше приехать не могла. Муж в Италию собирался. Отцу-то твоему все равно уже не поможешь.
Я согласно кивнул.
Мне тоже телеграмму прислали. Правда никто не признаётся кто.
Я бросил на стол сложенный вчетверо лист. Вера вытерла рот и руки вафельным полотенцем и за уголок двумя пальцами взяла бланк.
Наверное, из редакции, сказала она. А зачем они адрес отстучали?
Мы переглянулись. Сообразительная девушка.
Ты знаешь кого-нибудь из близких друзей отца? спросил я.
Вера пожала плечами.
Многие называли себя его друзьями. Но про близких друзей я не слышала. Бывал тут его приятель. Пашин, что ли? Они оба в верховном совете работали. Я его дядя Саша звала. Да нет, он назвал бы себя. О тебе, кроме матери и деда, никто не знал. Я сама совершенно случайно поняла, что ты есть, когда ты в университет поступал. Кто-то от вас позвонил и сказал, что с экзаменами всё в порядке, ты поступишь. Владимира не оказалось дома, и ему просили передать. Я тогда замуж выходила, собиралась переезжать, и мне их дела до фонаря были. Он что, твою мать бросил?
Нет. Она умерла. А как найти этого Пашина?
Вера снова пожала плечами.
У меня где-то его телефон записан. Я потом поищу. А зачем он тебе?
Не знаю. Поблагодарить.
Ой! Я тебя умоляю! Ему твоя благодарность, как телеге лишнее колесо!
Я доел яичницу, неторопливо размышляя. Оказывается, отец всё же интересовался мной, раз ему звонили и рассказывали обо мне. Интересно, знала ли Вера, что наши родители встречались в юности. Я рассказал о фотографиях в папке.
Мать что-то говорила! ответила Вера. Когда они поженились, мне было года три. Мать разошлась с отцом. Потом появился Владимир. Дед купил квартиру. Или наоборот: сначала дед купил, затем объявился твой отец. Мать говорила, что он до этого год чуть ли не каждую неделю летал к ней.
Когда это было?
Откуда же я помню! Я чуть старше тебя была.
А дальше?
В детстве я у деда пропадала. Когда тут оставалась, мы с Владимиром только за завтраком или за ужином виделись. Я в их жизнь не лезла. Вроде он мать любил. Если в командировку укатит, то по полтора часа вечером по телефону плакались о чём-то. Для других он, наверное, был человек неплохой. Но какой-то странный. Вежливый до нуди. Тихо говорит. Мне казалось, корчил из себя интеллигента. Хотел соответствовать семье. Однажды я про мать что-то брякнула. Он на меня глянул, словно по голове огрел. После этого мы с ним только да нет и привет. Он меня презирал. Особенно после её болезни. В жизни мы все ошибаемся. Я думала, с мамой ничего страшного. Рядом Владимир.
Вера замолчала, видно, решив, что и так много рассказала постороннему.
Ты говоришь, для других он был неплохой. А для своих? спросил я.
Вера долго молчала. Потом сухо ответила:
Он предал моего деда, которому обязан всем. Мать этого ему не простила.
Я исподлобья взглянул на Веру.
Всего я не знаю. Мне это было неинтересно. Студентом твой отец вроде какие-то политические плакаты про Чехословакию писал. Потом что-то в защиту Сахарова или Солженицына. Тем от этого ни холодно, ни жарко было, а его выслали в Александров, кажется. Позже, когда всё улеглось, мой дед сделал всё, чтобы спасти Владимира. Чтобы его карьера сложилась. Она помолчала. Потом щелкопёр в газетёнке твоего папаши всё переврал и выставил деда гебешной мразью. А твой отец подписал материал к печати.
Я поёрзал на стуле с ощущением, будто рассказывали обо мне.
Мы выкурили по сигарете и разошлись по комнатам, а за чаем договорились, что дела по наследству Вера уладит сама и вызовет меня, когда понадобятся мои подписи.
5
К вечеру погода разгулялась. В лужах отразилось закатное солнце и серо-малиновая гряда облаков над розовыми крышами. На металлический козырёк за окном с ветки тополя, обсыхавшего после дождя, усыпляюще шлёпались капли.
Я, не раздеваясь, развалился поверх покрывала на двуспальной кровати. Поставил на грудь пепельницу, обнаженную грудастую негритянку из серебра с блюдом между скрещенных ног, в доме было много сувенирных безделиц из разных уголков мира, и тренировался в нанизывании табачных колец одно на другое убивал время до отъезда и лениво думал об отце.
Со слов Веры выходило, что он мотался в Москву к её матери еще при жизни моей. Девушка, конечно, могла ошибиться на пару лет. Кроме того, и Вера, и мой отец, похоже, недолюбливали друг друга, как это иногда случается между падчерицей и отчимом, и поэтому в её словах много преувеличений и несправедливого. Опять же, я не знал, каким человеком был дед Веры. Вдруг газетная статья это малая кара, которую он заслужил: в те годы многие ругали армию и чекистов.