Жаловалась: внучка ещё соплюха, а уже чистая оторва. На шее собачья цепь, на тощих руках болтаются железные наручники точь-в-точь полицейские. Велела называть себя Вилланель, хотя на самом деле она Даша.
Оказывается, современные девочки помешаны на этом киношном белокуром ангелочке с тонким голоском наёмной убийце. Она перемещается по Земному шару, как мы на соседнюю улицу за хлебом. Убивает с особой жестокостью и при этом пристально смотрит жертве в глаза. Потом наряжается как моделька, распускает русалочьи волосы и пьёт кофе с сигаретой, с потупленными глазками. А заказчик спрашивает: «Как прошёл Лиссабон?» или: «Как дела в Антрепервене?». Имея в виду, удачно ли укокошила клиента?
В Нинелином детстве девочки хотели стать учительницами и космонавтками. В перестройку путанами. А сейчас киллершами, вон оно как.
На детских коучей и психоаналитиков у Нинели времени и денег не было. Повезла Дашку в деревню, заплатила сколько-то хозяевам, поймала во дворе курицу. Уложила хохлатку на окровавленный чурбан, всучила внучке топор. Тренируйся, руби голову курице, а иначе какая из тебя киллерша? Курица бьётся, хлопает крыльями, истошно орёт и брызгает от ужаса во все стороны какашками. Дашка стояла-стояла, потом разревелась, выронила топор из дрожащих ручонок и бегом прочь, зажимая рот руками. В кустах её стошнило вот тебе и Вилланель.
Да ты просто Макаренко, подивилась я. Тебе опытом делиться, с лекциями выступать.
Никакие лекции Нинели не нужны. Деньги, деньги, деньги. Одна, но пламенная страсть, беззаветная, очищенная любовь всей жизни Нинели. Взаимная ли? Ну, не знаю. То и дело накопления показывали ей дулю. Однажды, например, Нинель заплатила крупный штраф. У неё имелся тяжёлый допотопный советский зонт-полуавтомат. Спицы прорвали многажды штопанную ткань и щетинились ежом в разные стороны. «Купи, наконец, новый, не травмоопасный». «Ну вот ещё, у меня деньги на дереве не растут».
Она стояла под дождём в очереди за арбузами. Распахнула зонт, и спица едва не выколола глаза женщине сзади. Женщина подала в суд и выиграла.
Случались ещё неприятности. То дефолт. То лопнет микрофинансовая организация с ностальгическим названием «Касса взаимопомощи». То случится пожар в квартире: загорится древний, купленный с рук холодильник. То среди клиентов затешется наркоман и наведёт на Нинелин бизнес ментов, откупайся потом. Жизнь будто тыкала носом: скупой платит дважды. Нагнёшься за копейкой рубль потеряешь.
После потравы Нинель отлёживалась, приходила в себя. И снова вперёд, труба зовёт: глянь, копошится, пополняет запасы. Так муравей упорно, с любовью, по хвоинке, по прутику восстанавливает разорённый муравейник.
В последнее время Нинель была непривычно благодушна. Дела шли недурно, она даже заговорила о планшете для внучки, как раз к выпуску из детдома.
Но случилось так, что в очередной День Великой Генеральной переброски вкладов, Нинель упала и растянула коленный сустав. Добрые люди принесли её на руках. Неугомонная Нинель пыталась ползать по квартире, но Дашка силком уложила её в постель и заставила принять выписанные врачом успокоительные.
Она раздёрнула плотные пыльные шторы, впустила солнце и оглянулась. Будто новыми глазами увидела бабкину квартиру и покачала головой. До этого-то бабушка категорически запрещала ей к чему-либо прикасаться.
Дашка позвала на помощь меня, всучила швабру и ведро. На себя взяла кухню. Танцуют от печки, а кухонную уборку начинают с холодильника. Агрегат изнутри покрылся изрядной плесенью, дышал погребной затхлостью. В морозилке стенки срослись с продуктами в один большой снежный ком, в сталактиты и сталагмиты.
Вот это что? Дашка демонстрировала открытые консервы, чей срок годности истёк в прошлом веке. А это что за кошмар?! потрясала увесистой чёрно-зелёной мясной субстанцией в полиэтилене. Только крыс травить! Говори спасибо, бабуля.
Бесформенные тяжёлые комья с бумажками «2001-й» и даже «1998-й год», со стуком летели в ведро. Я шуровала тряпкой. Нинель сладко посапывала в спальне и не видела святотатства. К вечеру квартира застенчиво сияла непривычной чистотой и свежестью. Проснувшуюся хозяйку ждал на столе скромный ужин из свежих продуктов.
Румяная от сна Нинель с удовольствием поглощала горяченькое она как-то привыкла перебиваться сухомяткой. Хвалила нас с набитым ртом:
Ну, девки-матушки, уважили. Сюда бы сальце с чесночком, где-то у меня хранилось
Попрыгала на одной ножке к морозилке, распахнула. Серебристые, подёрнутые лёгким инеем стенки, аккуратно сложенные свёрточки Мы переглядывались и, довольные, в предвкушении улыбались. Пожалуй, за труды Дашке перепадёт не только планшет, но и гарнитура! Нинель стояла остолбенев. Её лицо на глазах приобрело трупный, зеленовато-чёрный оттенок, как у заветренного фарша.
Где моё мясо? Мясо где?!!
В ведре, я почувствовала неладное. Нинель с той же прытью подскакала к тумбочке под раковиной. Ведро радовало глаз пустотой и отмытыми ярко-красными пластмассовыми бочками.
Я выкинула в мусоропровод, призналась Даша и вся, бедняжка, побелела. А что там было, бабушка?
Там было ВСЁ! Бегом! Бего-ом! взревела Нинель, тыча пальцем в дверь. Мы, толкаясь, выскочили, едва натянув пальтишки. И рыться бы нам в поисках злосчастных лже-мясных свёртков в зловонной куче под жёлобом Но там всё было убрано. На наших глазах громадный мусоровоз отчалил и свернул за угол.
Нинель сидела за столом, уперев глаза в одну точку, в никуда. Она вся сама заледенела, будто это её вынули из морозилки, только губы быстро-быстро, беззвучно шевелились. Вся её жизнь умещалась в этих свёртках и только что была отправлена на свалку. Вместо жизни зияла пустота, оттуда тянуло холодом. Это и называется Смерть.
Нинель не умерла. Она вызнала в жэке номер мусоровоза, расспросила шофёра, в каком приблизительно месте был опорожнён контейнер. Вооружилась палкой с крючком, справила амуницию: непромокаемые плащ и сапоги, в каких ходят рыбаки и искатели цветмета. Каждое утро, как на работу, отправлялась на городскую свалку. Азарт экономии сменился на азарт золотоискателя: ещё немного Чуть-чуть. Под тем холмиком. Под соседним
Шофёр мусоровоза проболтался. Весть о несметных сокровищах на городской свалке и о сумасшедшей старухе разнеслась среди местных бомжей. У Нинели появились конкуренты.
Нахождение на свежем воздухе благоприятно повлияло на неё, она похудела, цвет лица посвежел. Несколько раз с торжеством приносила трофеи: золотую серёжку, обручальное кольцо, старинную мельхиоровую ложечку. Находки внушали надежду и давали силы вести раскопки дальше.
Даша выучилась на юриста-психолога. Открыла фонд «Юлия» для женщин, попавших в трудную жизненную ситуацию. Арендовала здание под уютную гостиничку пока маленькую, но в планах расшириться.
Даш, откуда деньги на это всё?
Она вздохнула:
Ладно, чего уж теперь. Помнишь уборку, морозилку? Я шла к мусоропроводу, свёрток прорвался, из фарша высунулся уголок пакета с франклинами Постой, мне звонят.
«Нахожусь на краю», услышала я из телефонной трубки конец фразы, произнесённый тусклым, бесконечно усталым женским голосом.
Поверьте, этот шаг сделать никогда не поздно. А пока встретимся, попьём чайку. Диктую адрес
Что, дома нельзя чаю попить? ворчит заглянувшая Нинель и по привычке включает мысленный калькулятор: В три раза дешевле бы обошлось.
ДЕРЖИ МЕНЯ, СОЛОМИНКА
Каждый вечер его милый, родной силуэт медленно проступает, сгущается из полутьмы в углу комнаты. Он сидит под торшером в кресле в любимой позе: подогнув ногу под себя, покойно положив красивые сильные, уже почти мужские руки на ручки кресла.