Костю он встретил на подходе к санчасти, расположившейся в уцелевшем здании бывшей районной больницы. Здание было маленьким, но зато почти не затронутым боями. Костя сидел на лавочке у входа и курил. Вид у него был усталый, впрочем, такой вид для него был обычным, сколько его Веня помнил работы у фронтовых медиков всегда было очень много.
Увидев своего приятеля, Костя вскочил, отбросил папироску и они крепко обнялись.
Венька! Чертяка! Живой! А я уж подумал было, что сгинул мой друг в той мясорубке.
Веня нахмурился:
Как не сгинул, сам не понимаю, по самому краешку прошел. Видно, потерял сознание и фрицы за мертвого приняли в темноте. Когда очнулся, все мои ребята уже ушли за кромку. А мне, видишь, повезло, опять ни одной царапины.
Костя успокоительно похлопал его по спине, отодвинул от себя и взглянул в лицо:
Не суди себя, я уверен, в том нет твоей вины. Если остался живой, значит, будет возможность за ребят отомстить. Так это и рассматривай, хорошо?
Веня только кивнул, здесь их мысли совпадали.
Так, не понял, Костя удивленно выкатил глаза, а где твой шрам на лбу, который я самолично полгода назад зашивал?
Как где? Не понял Веня и пошарил ладонью над левой бровью На ощупь лоб был гладким, никакого шрама не ощущалась. А где у вас зеркало?
Костя молча достал маленькое прямоугольное зеркальце из кармана кителя и повернул его к Вене:
На, сам смотри.
Старший лейтенант Вениамин Данилов взглянул и с удивлением увидел чистый, без единой царапинки и морщинки лоб. Если бы он не знал точно, то с уверенностью бы заявил, что на этом лбу никогда никакого шрама не было. Он задумался, крепко задумался. Стал вспоминать и понял, что ни комполка, ни особист его, скорее всего, последние полгода после того ранения не видели. Иначе бы они сразу обратили внимание, уж слишком броская была примета напополам разваленная и зашитая левая бровь и уходящий под челку кривой красный шрам. Как тогда чиркнувший на излете осколок глаз не задел только чудом, не иначе. Взвода его, где всем этот шрам был хорошо знаком, уже нет почти трое раненых, отправленные в госпиталь, скорее всего, в свою часть не вернутся. А если и вернутся, он что-нибудь придумает. Да и не будут они трепаться. Кто еще видел? Да черт его знает, видеть многие могли, тот же комроты, командиры взводов, а вот кто запомнил, а кто нет, так и не скажешь, на войне такие вещи в глаза не бросаются, многие ходят со шрамами. Но если начальство об этом узнает, тот же особист, например, хана ему точно, замучаешься доказывать, что ты это ты. Одного подозрения хватит, чтобы по законам военного времени
Веня удивился тому, что думает не о том, куда делся шрам, а о том, как бы это скрыть. Он поднял голову и посмотрел на Костю, который удивленно разглядывал его лоб:
Слушай, Костя, Вениамин взял друга под руку и повел в сторону, подальше от санчасти, ты-то веришь, что я это я?
Тот удивленно вытаращил на него глаза, но потом понимание отразилось в его взгляде, а с пониманием и задумчивость. Веня встряхнул его покрепче и повторил, глядя ему прямо в глаза:
Костя, ты веришь, что я это я или нет?
Тот тряхнул головой, но ответил не сразу. Сначала наклонился, сорвал травинку, сунул ее в рот и зачем-то посмотрел в хмурое темнеющее небо. Потом подошел поближе к Вене и внимательно ощупал его лоб, словно подозревал, что его друг, решив разыграть его, как-то загримировал свой шрам. Наконец, вздохнул и задумчивым, странным таким голосом ответил:
Верю, Веня, конечно, верю. Неужели я своего друга не узнаю? Но ты должен рассказать мне все, понял?
Веня пожал плечами и задумался, вспоминая события прошедших дней. Потом ровным голосом начал говорить:
Да что там рассказывать, не знаю даже. Как два дня назад эсэсовцы поперли в контратаку, так почти сразу весь взвод выбили. Хорошо еще, пока была связь с нашими, успели тяжелораненых отправить. А потом вообще потерялись, отступая под шквальным огнем. Да о чем я? Какое там отступали? Правильнее сказать драпали мы, Костя, куда глаза глядят, лишь бы выжить. Я не стесняюсь говорить это, ты знаешь, я не трус. Но и погибать, да и людей своих губить в бессмысленном сопротивлении не буду. Потому и выжил до сих пор, хотя за то время, пока воюю, в других взводах командиры не по одному разу сменились.
Веня помолчал и продолжил:
В общем, к вечеру оказались мы на окраине какого-то леска, от немцев удалось оторваться и я принял решение там, в лесу, и заночевать. Нас всего-то девять человек осталось, некоторые раненые, правда легко, но все же. Выставил двух часовых, распределил смены, ребята сразу же вырубились, а я не могу заснуть и всё тут! Первый раз такое за всё время, пока воюю. Ну, я и присел у костерка уже почти потухающего, подхватил какую-то палку, что под ногами валялась, достал нож и стал ее машинально строгать, так что кол получился. Я не собирался, правда, руки сами выбрали, надо было их чем-то занять.
Веня замолчал, обдумывая сказанное и снова удивляясь такому совпадению, не мог же он знать, что этот кол поможет ему выжить. Не слишком ли много странного происходит с ним в последнее время? Но Костя ждал и надо было продолжать рассказ.
Тут слышу, вроде, шорох какой-то, но не поймешь, то ли почудилось, то ли зверек какой пробежал. И неожиданно прямо из темноты мне в грудину сильнейший удар. Костя, там точно никого не было, я бы заметил, веришь? Удар словно из самого мрака пришел. Ну, мне так показалось тогда, сейчас уж и не поручусь У меня аж дыхалку перехватило, я к кустам отлетел и чувствую, ребра у меня сломаны. Я еще подумал, что, не дай Боже, ребро легкое заденет или еще чего там. В глазах потемнело от боли, заорал даже, помню, а как тут не заорать? Руку машинально поднимаю, чтобы глаза протереть, потому что все как в тумане, и в это время на меня здоровенный эсэсовец прыгает. Зачем, я и сейчас не понимаю, ведь мог же просто дать очередь из автомата? В общем, не знаю, может, у него патроны кончились или еще что, только прыгнул он на меня как зверь какой-то. Только не повезло ему, в руке у меня, которую я поднял, кол этот был заточенный, понял? Просто совпадение, я про него и забыл уже после того удара в грудь. Но помог он мне, представляешь? Кол, в смысле. Бывает же такое в жизни! Немец прямо на острие и насадился как муха на иголку. И на меня сверху навалился. Я уже подумал, что труп, но он вдруг глаза открывает красные такие, кровью залитые, век их не забуду, и говорит
Веня вдруг замолчал, почесал в затылке и как-то неуверенно продолжил:
Знаешь, Костя, я ведь тогда не понял ничего. Ты в курсе, что с немецким у меня не очень так, несколько фраз заучил, не более. Но сейчас я откуда-то точно знаю, что он тогда сказал, даже удивительно просто знаю и всё.
Что? не выдержал Костя. Что он сказал?
Да этоЧто-то типа: «Дьявол, да это же осина!». Вроде как ругнулся.
Осина? удивился Якубовский.
Тогда времени не было, а сейчас я думаю, это он про кол, которым я его проколол, что он оказался осиновым. Я-то в деревьях не разбираюсь, ну, березу там, дуб, клен, сосну с ёлкой отличу, конечно, а остальные для меня все одинаковые.
Костя кивнул и поторопил:
Дальше что?
А дальше он по-немецки пожелал мне долгой жизни, назвал братом, улыбнулся и тут у него кровища фонтаном как хлынет прямо изо рта! А у меня у самого в это время рот был открыт, я вздохнуть пытался, вот вся эта кровища мне прямо в рот, представляешь? А мне и голову не отвернуть даже, так он меня прижал, кабанина здоровый был! Пришлось мне эту кровь глотать, чтобы не захлебнуться. А потом будто что-то у меня внутри взорвалось и я потерял сознание. Очнулся уже светать начало. Встал, ощупал себя, вроде, не болит ничего. Даже грудь не болит, представляешь, а ведь я точно чувствовал, что фриц мне ребра сломал! Не, конечно, мог и ошибиться, понятно, но удар был очень сильный, а тут вообще ничего не чувствую и даже синяка на груди нет.