В основе всех этих запретов лежит как будто своего рода теория, гласящая, что запреты необходимы, ибо отдельные люди и вещи наделены от природы опасной силой, которая передается при соприкосновении, почти как зараза. Во внимание принимается при этом величина данного свойства. Человек или предмет может обладать им в большем или меньшем количестве, а опасность соразмеряется с различием силы заряда. Самое же странное то, что всякий нарушитель подобных запретов сам приобретает признаки запретности, как бы принимая в себя весь опасный заряд. Эта сила приписывается людям, занимающим особое положение, царям, жрецам или новорожденным, а также проявляется в исключительных состояниях, будь то физиологические (менструация, наступление половой зрелости, роды) или попросту жуткое (болезнь, смерть и все, с ними связанное) через способность к заражению и распространению.
Словом «табу» обозначается буквально все люди, места, предметы и преходящие состояния, что является носителем или источником этого таинственного свойства. Также им обозначаются запреты, проистекающие из указанного свойства. Наконец имеется дополнительное значение, благодаря которому под табу подразумевают одновременно святое, стоящее превыше обычного, и опасное, нечистое, жуткое.
В этом слове и обозначаемой им системе находят выражение те качества душевной жизни, которые далеки, по-видимому, от нашего понимания. В особенности затруднительно для нас приблизиться к постижению всего этого, не углубившись в характерную для культуры низкого уровня веру в духов и призраков.
Но для чего, могут меня спросить, вообще интересоваться загадкой табу? Не только потому, полагаю, что всякая психологическая проблема заслуживает попытки разрешения, но и по другим причинам. Мы начинаем подозревать, что табу полинезийских дикарей не такие уж чуждые нам, как кажется с первого взгляда; что нравственные и диктуемые обычаями запреты, которым мы сами подчиняемся, вполне могут иметь некое родство с этими примитивными табу; что объяснение табу способно пролить свет на темное происхождение нашего собственного «категорического императива».
* * *
Соответственно, нас крайне интересует мнение о табу столь видного исследователя, как Вильгельм Вундт, особенно раз уж он обещает «дойти до глубочайших корней понятия табу» (1906).
Вундт пишет, что понятие табу «охватывает все употребления, в которых оно выражает боязнь определенных предметов, связанных с представлениями культа или с относящимися к ним действиями». В другом месте он говорит: «Если понимать под ним (табу. Авт.), соответственно общему значению слова, всякий запрет утвержденный обычаем и нравами или посредством ясно изложенного закона прикасаться к какому-либо предмету, пользоваться им для собственной выгоды или произносить какие-то запретные слова», то вообще нет ни одного народа и ни одной ступени культуры, свободных от вреда, наносимого табу.
Далее Вундт объясняет, почему, на его взгляд, полезно изучать природу табу в примитивных условиях жизни австралийских дикарей, а не в более высокой культуре полинезийских народов. У австралийцев он распределяет запреты табу на три класса в зависимости от того, касаются ли они животных, людей или других объектов. Табу на животных, состоящее главным образом в запрете убивать и употреблять в пищу те или иные породы, составляет ядро тотемизма[42]. Табу второго класса, направленное на человека, совершенное иное по своей сути. Оно исходно ограничивается условиями, в силу которых человек, подверженный табуированию, оказывается в нетипичных обстоятельствах. Например, юноши объявляются табу на церемонии посвящения во взрослую жизнь, женщины при менструации или непосредственно после родов, и то же самое можно сказать о новорожденных, больных и, прежде всего, о мертвецах. Имущество человека, находящееся в постоянном употреблении, неизменно остается табуированным для всех остальных, будь то одежда, оружие или орудия труда. В Австралии к личной собственности человека относится также новое имя, получаемое мальчиком при инициации; оно табуируется и должно сохраняться в тайне. Табу третьего класса, когда объектами выступают деревья, растения, дома и местности, менее устойчивы и определяются, по-видимому, тем правилом, что все, вызывающее опасение или внушающее страх, признается запретным.
Примечания
1
Психоаналитический журнал, основанный З. Фрейдом в 1912 г. Примеч. пер.
2
В. Вундт немецкий физиолог и психолог, один из столпов экспериментальной и социальной психологии, а также психологии народов; считал, что сознание, подобно предметам физики или химии, разложимо на опознаваемые составные части. Автор ссылается на 10-томное сочинение Вундта «Психология народов». При- меч. пер.
3
Имеется в виду школа аналитической психологии К. Г. Юнга. Примеч. пер.
4
В дальнейшем изложении автор сам опровергает это утверждение о «незначительности» следов тотемизма в современном обществе; см. также, например, очерк К. Леви-Стросса «Тотемизм сегодня» (рус. пер. 1994) и многочисленные примеры использования тотемических приемов и контекстов в практиках движения нью-эйдж (нью-эйдж в России см. Шнирельман В. А. Интеллектуальные лабиринты. Очерки идеологий в современной России. М.: Academia, 2004 и др.). Примеч. пер.
5
Имеется в виду сионистское движение, которое значительно окрепло из-за переезда множества евреев в Палестину ради создания еврейского государства. Примеч. пер.
6
Так у автора; в начале XX столетия этот термин употреблялся в достаточном широком значении и охватывал всех живых существ, а не только животных. Примеч. пер.
7
«Тотемные узы крепче кровных и семейных в современном их значении» (Фрэзер). Примеч. авт. Список литературы см. в библиографии. Ред.
8
Это чрезвычайно сжатое изложение тотемической системы требует, безусловно, дальнейших уточнений и разъяснений. Само слово «тотем» (в форме totam) было впервые употреблено в 1791 году англичанином Дж. Лонгом (торговец; провел несколько лет среди индейцев оджибве, оставил любопытные по содержанию дневниковые записи. Перев.), который ссылался на североамериканских индейцев. Постепенно это явление удостоилось широкого научного интереса, и появилось множество исследовательских работ, среди которых я выделяю те, которые представляются мне наиболее важными. В первую очередь это книга Дж. Фрэзера «Тотемизм и экзогамия» (в четырех томах, 1910), а еще работы Эндрю Лэнга (британский историк, этнограф, писатель, один из основоположников культурной антропологии. Перев.), в частности, «Тайна тотема» (1905). Первым, кто осознал важность тотемизма для доисторического человека, был шотландец Джон Фергюсон Макленнан (18691870; юрист и этнолог, автор теории взаимосвязи социальных структур и примитивных религий. Перев.). Тотемические установления наблюдались и наблюдаются в действии не только среди австралийцев, но также среди индейцев Северной Америки, среди народов Океании, Ост-Индии и во многих областях Африки. Кроме того, из многочисленных свойств душевной жизни, иначе не поддающихся объяснению, можно сделать вывод, что некогда тотемизм был распространен среди арийских и семитских племен Европы и Азии. Поэтому во многих исследованиях он рассматривается как неотъемлемая часть развития человечества, как этап, через который род людской проходит повсеместно.
Как именно первобытный человек пришел к почитанию тотемов? Каким образом, если уж на то пошло, эти люди набрели на мысль, будто происхождение от того или иного животного налагает на них некие общественные обязательства и, как будет показано далее, определенные половые ограничения? На сей счет имеется ряд теорий их обзор для немецкого читателя предложил Вундт (1906), однако согласия среди ученых нет. Сам я намереваюсь в скором времени посвятить тотемизму отдельную работу, в которой рассмотрю этот вопрос с точки зрения психоанализа (См. четвертый очерк в настоящем издании. Ред.).