Наблюдать, чтобы что?
Мама Толли! Ты где? Август высовывается из двери.
Капелька, иди домой, тут холодно.
Вам тоже холодно!
Мы с Дым взрослые! строго говорит мама Толли.
И мне это очень нравится. Хотя сейчас не до мелких удовольствий.
Почему я должна следить? За кем?
Ну сама разберёшься, ты же умная!
Я не умная. Я другая, нездешняя. И я никак не могу понять очень многое. То, как этот мир устроен. Но я и у себя там тоже многого не понимала.
Я брожу по комнатам, собираю чашки и салфетки. Замечаю, что в комнате мамы Толли рядом с её постелью, на диванчике, на котором она обычно сидит с вышивкой или вязанием, теперь стопкой сложено постельное бельё. Детское, с узором из каких-то котят. А ещё подушка и одеяло, тоже маленькие. Это для Августа. Он теперь будет спать в нашем доме, в комнате мамы Толли.
Я сразу вспоминаю про Тай. Она вроде хотела спать в книгоубежище. Но подушки и одеяло не запасла. Может, ей надо принести? Жалко, что нельзя ей позвонить, написать. Из дома меня сейчас точно не выпустят!
Всё, Дым Вода нагрелась, иди в ванную комнату. Завтра у нас много важных дел!
На весь день?
До самой ночи!
Надо придумать что-то. Меня ведь завтра ждёт Тай.
Глава III
В эту ночь мне снова приснились родители. Наша квартира, всё как раньше, Мелочь бегает из коридора в кухню и обратно. Мешает маме и папе собираться В реальной жизни они никогда не уходят на работу вместе. Никогда так не разговаривают, приглушёнными голосами, никогда так не одеваются. На маме чёрное пальто с рисунком в ёлочку, я такое видела в комнате Тай, тяжёлое и неудобное. На папе тоже пальто, чёрное, с каким-то странным меховым воротником и шляпа, как у шпиона я видела похожие на мужчинах в Захолустье, но не там у нас. Оно слишком стариковское!
Готова? спрашивает папа. Ну пошли!
Мама мотает головой, ей на плечи спадает тёмный платок.
Полы грязные, тихо говорит мама. Надо помыть, а то неловко. Вика придёт, а у нас дома полы грязные.
Папа молчит. Мама всхлипывает и дёргает плечами, платок падает на пол. Мелочь подскакивает, нюхает, трясёт ушами.
Мама трясёт головой, почти в такт, папа её обнимает.
Ну потом помоешь. Потом. Вернёмся и помоешь.
Папа тянет платок с пола, Мелочь не отдаёт.
Смешно.
Я смеюсь, там, во сне. И мама оборачивается. Смотрит на меня.
Я тут, мама. Я пришла.
Я говорю, а слова
Как будто не в воздух говорю, а в одеяло. Глухо и неразборчиво.
Мама! Мам, я тут! Папа!
Они оба оборачиваются.
Показалось, говорит мама.
Что?
Мне показалось, Вика здесь. Зовёт меня.
Папа пожимает плечами и тут у него звонит мобильный телефон. Я уже забыла, что они существуют.
Да, алло.
Даже не так.
Да-а. А-ал-ло-о.
Глухие медленные звуки.
Э-это-о Ви-ика-а? тянет мама.
Мелочь смотрит на меня и приподнимается в прыжке. Медленно, очень медленно.
Сейчас я
Э-это-о-о не-е-е Ви-и-ика-а-а. Ты-ы же-е знаешь, говорит папа.
А дальше я не могу разобрать. Всё останавливается. Мир встал на паузу и завис.
Дым! Вставай, капелька моя! Пора!
Меня трясут за плечо. В комнате почти темно. На столе светится синеватым мобильный телефон. Нет, это не он. Это лампа такая, маленькая, бледная. Её заряжают от домашнего экрана.
Слышно, как снаружи гудит сильный ветер.
Вставай, девочка моя! У тебя сегодня большой день! говорит мне знакомый женский голос. Слова не вязнут в воздухе, звучат нормально.
Сколько времени?
Уже светает! Давай, Дым! Времени мало, Ларий ждёт!
Хорошо. Я сейчас.
Я сбрасываю одеяло. Тыкаюсь ногами в тапки, они холодные как как в морге. И чего я думаю про морг? Здесь, наверное, и нет такого понятия. Какой-нибудь анатомический театр Скорбный сарай.
Ну всё, там уже вода нагрелась! Давай, моя девочка!
Хорошо.
Я кутаюсь в халат, иду по коридору.
В ванной комнате теплее. А душ вообще м-м-м-м. Счастье! Жаль, что вода льётся не очень сильно. Тут с этим проблемы. Ну ничего. Главное, что тепло ещё бы в дверь никто не барабанили, вообще была бы красота!
Выходи! А то опоздаешь!
Это детский голос. Это я не сразу вспоминаю. Это Август. А женщина, которая пришла меня будить, это мама Толли.
Как всё перевернулось. Раньше я видела во сне Захолустье, а теперь вижу во сне мою настоящую жизнь. Интересно, а предвидение здесь тоже появится? И мне здесь тоже придётся спасать людей от катастрофы?
У кого бы спросить? Может, Ларий знает?
Давай торопись! Ларий ждать не будет!
В дверь снова барабанит Август. Внизу с кухни пахнет травяным чаем и кукурузной кашей. Ох, как же хочется кофе! Я бы за него продала не всю свою душу, но пару ценных воспоминаний запросто.
Давай, капелька! У вас сегодня много дел!
Снаружи холод и сверхзадачи. А можно мне сперва завтрак?
Первое испытание ждёт меня в комнате мамы Толли. Ещё одно доказательство взрослой жизни. Платье в пол. Чёрное, закрытое, с длинными рукавами. Шерстяное!!!
Это обязательно? я оглядываюсь на маму Толли.
Конечно, она прищуривается, склоняет голову, смотрит, как я пялюсь на платье.
А нормальное нельзя? То зелёное, в апельсинках! Как раньше и я мысленно добавляю «когда я здесь была не навсегда».
Наверное, мама Толли читает мои мысли. Она хмурится, отвечает со вздохом.
В твоём статусе другое нельзя. Важному человеку надо носить важные вещи!
И до меня снова доходит я наследница Ордена. Сразу внутри что-то сжимается от счастья и тревоги. Я ведь совсем не знаю, что теперь делать и как себя вести. Такая принцесса-самозванка. Ну ладно, буду импровизировать, как в театралке. Сразу становится норм. Даже колючее платье Это просто такой сценический костюм, ничего страшного.
Тем более, что пока ничего нового не происходит.
Мы завтракаем на кухне: я, мама Толли, Август. Когда я доедаю кукурузную кашу, из своей комнаты спускается Юра. Он пошатывается, лицо у него бледное. Юра садится за стол и медленно отпивает свой травяной чай. В доме мамы Толли чай это не просто крашеная водичка, он действительно с травами и цветочками, с мёдом, вкусный. Но Юра всё равно морщится, отодвигает чашку.
Мне кажется, у него дрожат руки. Совсем как у моего папы наутро после новогоднего корпоратива. И в некоторых других ситуациях. Кстати, во снах про мою реальность, том, который я сегодня видела, и раньше тоже, у папы руки дрожали, да. Неприятно смотреть.
Но в остальном Юра до сих пор вполне красивый. Особенно, когда молчит и смотрит прямо на меня.
Ещё раз поздравляю, Дым. Победил сильнейший!
Я пожимаю плечами. Я не виновата, что меня выбрали. Я до сих пор не понимаю, чем мне там надо заниматься. Август тянется ко мне через весь стол.
Ты кашу не будешь? Я доем?
Капелька, не надо доедать. Я положу тебе ещё.
Мама Толли мягко останавливает его руку. Но тарелка дёргается, каша брызгает на треугольный стол. На вышитую скатерть, на мою щеку. Горячо!
Август сползает под стол, путается в кистях скатерти, чашка летит на пол Почти летит. Юра ловит её в полёте. Опускает на стол. Оглядывается на меня. Ничего себе реакция у человека! Это он сейчас болеет и типа невменько. А в нормальном состоянии Юра ох! Я отворачиваюсь и улыбаюсь, потом закрываю рот ладонью.
На полу ревёт Август.
«Осторожнее!»
«Тебя жалко, не её»
Слова летят в голове куда быстрее, чем чашка на пол.
Осторожнее! хрипло вскрикивает Юра.
А мама Толли присаживается на корточки, обнимает Августа и почти одновременно с Юрой говорит своё ласковое, утешительное:
Да ну её, чашку эту. Тебя жалко, не её. Садись, моя капелька, сейчас добавки положу.
Капелька это теперь не я. Не только я.
Я смотрю, как Август протягивает свою пустую тарелку, как сам весь тянется за ней как собака! Так Мелочь у нас на кухне тянется к половнику, когда мы раскладываем еду по тарелкам. Какое-то странное сравнение, неловко перед Августом! Он же мальчик, человек! Он не виноват, что такой голодный! Может, если бы я попала не в дом мамы Толли, а на ту сторону Залива, в бедный район, то меня бы, например, тоже определили в дом милосердия и я бы там жила безо всякой домашней каши!