Пойдём, я интерес твой пробужу.
Чтобы понять, что действия по силам,
Историю с начала расскажу».
Давид, конечно, тут же согласился.
Ему хотелось истину познать.
Пока же дед гласил полунамёком,
Не успевая главного сказать.
Они присели у стола на лавке,
И старец начал длительный рассказ:
«Мы много лет назад здесь жили ладно,
Не так, как тебе видится сейчас.
Деревня наша славится в округе
Наличием чудесных мастериц,
Которые прядут, ткут, вышивают
Порой для самых важных в стране лиц.
Умение всегда передаётся
От матери всем девочкам в роду,
А если сыновья в семье родятся,
То это означает никому.
Бог не дал нам ни дочери, ни сына.
Талант жены был должен умереть,
Что огорчало, ведь таким уменьем
Другим не удавалось овладеть.
Ей расшивались платья и рубахи.
Казалось, что узоры оживут:
Поднимется волна, вспорхнут ввысь птицы,
Дотронешься бутоны расцветут.
Живя счастливо, мы с женой молились,
Чтоб Бог послал из щедрости нам дочь.
И вот однажды в дом наш постучали,
Когда на землю опустилась ночь.
Поверь мне, это было очень странно.
Я дверь открыл, а там нет никого,
И только одна лунная дорожка
Легла в ночи от дома моего.
Я не смекнул вначале, в чём тут дело.
Подумав: «Показалось!» вход закрыл,
Но тут же, непомерно сильным звуком,
Разбуженный ударами вскочил!
И вновь за дверью никого не видно,
Один лишь свет, манящий за собой.
Жена сказала: «Что-то это значит.
Пойдём, куда зовут нас, дорогой!»
И мы пошли, на шаг, не отклоняясь
От тропки, что от дома пролегла.
Встал вскоре лес дремучий перед нами.
Вокруг страшащий мрак и тишина.
Мы двигались, друг к другу прижимаясь.
Пред нами расстелился вскоре луг,
Где в то мгновенье стали распускаться
Невиданной красы цветы вокруг.
Их аромат нас словно одурманил.
Сплели мы друг для друга там венки,
И ничего вокруг не замечая,
Отдались счастью истинной любви.
В объятьях нежных там же и уснули,
А утром, как забрезжил лишь рассвет,
От рос прохладных на траве проснулись.
Глядим, а тех цветов в помине нет!
Венков волшебных будто не бывало.
Одна трава и больше ничего
Но в нас любовь бурлила и играла,
Что мы не ощущали уж давно!
И год спустя, у нас росла уж дочка,
Невиданной до сей поры красы.
Не только мы все ею любовались,
У колыбели проводя часы.
Она росла, учение, вбирая,
И мать, став повзрослее, превзошла.
В узорах, что рождались под рукою,
Она сама как будто бы жила.
Об этом разнеслись мгновенно вести,
Заказы к нам несли со всех сторон.
Скопилось в сундуке немного денег,
Чтоб я смог возвести побольше дом.
Когда дочурке стукнуло шестнадцать,
Она цветком прекрасным расцвела,
Не по годам собою стала статна,
В щеках румяна и лицом бела.
Гулять она почти не выходила.
При свете дня и лишь в вечерний час
Ей нравилось качаться на качелях,
И слушать птиц, что веселили нас.
Однажды у ведущей в дом калитки
Остановился парень удалой
Не с наших мест, высок, по виду знатен,
Плечист и крепок, как кузнец, собой.
Их встреча была вроде бы случайной.
Он привязал коня, спросил попить.
А дочка, что? Воды подать не жалко,
Ей даже любо было услужить.
Пришелец «поедал» её глазами,
Такой, не видя прежде красоты,
И воду пил медлительно, глотками,
Пытаясь дотянуть до темноты.
Я это из окна приметил, вышел,
Сказал, что поздно, в дом велел идти.
Мне не посмел никто из двух перечить,
Хоть каждый уж мечтал сплести пути.
В последующий день всё повторилось.
Он с рук её напиться пожелал,
Стал говорить ласкающие речи,
И вместе прогуляться предлагал.
Она с ним не пошла и устояла.
Я вновь её отправил тут же в дом.
Во мне тогда тревога заиграла.
И правильно, ведь скоро грянул гром!
На третий день он снова заявился,
И стал уже просить её руки.
Мне ведомо, когда большие чувства
Не сдержат ни запреты, ни замки.
Но как согласье дать? Засомневались.
Дочь юная и из простых кровей.
И мы спросили: «Есть благословенье
Родителей, чтобы венчаться с ней?
Коль да проси у дочери согласье.
А нет, так ты нас молодец прости!
В разрез с желаньем родичей и чада,
Беду наклича, не хотим идти».
Что ж, парень распрощался. Дочь в кручине
Понятно стало, ей по сердцу он.
Мы ждали стойко сватов появленье,
Как знак согласья важной из сторон.
Не передать, как мы тогда боялись,
Что мы с женой останемся одни.
А юноша к нам больше не явился.
Так месяцы промчались, а не дни.
И вот однажды утром, на рассвете
Жених явился в гости не один.
С ним был довольно с виду неприятный,
Суровый, разодетый господин,
Который произнёс: «Мы не сумели
Наследника словами убедить,
Что избранная девушка не пара,
И волю не смогли его сломить.
Так вот у нас условье для обоих.
У них ещё есть время отступить.
А если нет, то я уже не в силах
Хоть что-то в жизни сына изменить.
Давным-давно дано мной было слово,
Что он возьмёт одну из дочерей
Соседа-чародея себе в жёны,
Чтоб я спокойно жил семьёй своей.
Рассказывать подробности не стану,
Про них вам знать, поверьте, ни к чему.
Скажу лишь, нарушенье обещанья
Не принесёт в дом счастья никому.
Я пробовал деньгами откупиться,
Но он согласья отступить не дал,
А выдвинул особое условье,
И думаю, тем самым наказал.
Так вот оно: «Раз дочка мастерица,
Сумеет ли она, как его дочь,
Расшить в ночи тончайшую рубаху
Для суженого, чтоб ему помочь.
Пред этим сын мой птицей обернётся.
Его лишь рукоделие спасёт,
Но только при условии, что нитки
Она сама для вышивки спрядёт»
И молодые тут же согласились,
Не ведая в чём именно подвох.
И получая их договорённость
Отец, похоже, знать всего не мог.
Он лишь принёс сундук сырья для нитей,
Но не велел пока его вскрывать,
Сказав лишь: «Ты к делам тогда приступишь,
Как соловей начнёт к тебе летать.
В ночь каждую из трёх, он непременно
Доставить должен сам веретено.
И непростое. Когда станет птицей,
Для сына станет то сложней всего.
Но только на него ложатся нити.
Смотри мать, помогать в делах не смей.
Не знаю почему, но в это время
Не открывайте окон и дверей.
Предупреждаю, если не сумеешь
Работу справить за четыре дня,
Не только тем наследника погубишь,
Но не увидишь прежнею себя.
Подумайте ещё раз хорошенько.
Я вас устал уже предупреждать!»
А молодые только и сказали:
«Нам счастья друг без друга не видать!»
И ровно через день в оконце наше
Стал клювом тарабанить соловей.
Он что-то щебетать стал непрестанно,
Когда впустили, сразу от дверей.
А разве мы поймём? Что песня птицы?
Всего лишь незатейливая трель,
Что на сердце усладою ложится,
И красит пеньем вечер или день.
Когда мы окна с дверью затворили,
Открыла дочь доставленный сундук.
В нём оказалось то, чего не ждали
Взлетели бабочки оттуда тучно вдруг.
Она их кое-как за день поймала,
В ларь необычный снова собрала,
Как нити прясть из них не понимала,
И потому и метра не сплела.
Через четыре дня её кручины,
На небе прогремел раскатный гром.
Дом наш, как ты увидел, покосился,
И дочка тут же прялкой стала в нём.
Жена, увидя это, повалилась,
И ровно через месяц, умерла.
А я держусь и всё ещё надеюсь,
Хотя душой своею, не скала».
Давид рассказом старца так проникся,
Что сразу слов не смог произнести,
Потом сказал: «А я на самом деле
Не знал, куда в ночи нужно идти.
Но то, что к вам попал не совпаденье.
Однако ты напрасно поспешил.
Я музыкант что был в уединенье,
И жизнью рукодельницы не жил.
Вот если б показал кто, как ложатся
В работе нити на веретено
И в пенье птицы нужно разобраться,
Чтобы понять, что здесь произошло.
Мне хочется немножечко подумать.
Я сам не знаю то, что я могу.
Дай Бог сыграть как нужно, я сумею,
И этим дочке с парнем помогу».
«Ну что ж, тогда ступай к моей соседке.
Она тебе покажет что к чему,
Конечно, если правильно попросишь.
Меня ж в дом не впускают ни к кому.
Боятся, что со мной перенесётся,
Наложенное кем-то волшебство.
Ведь то, что здесь случилось, не укроешь.
Итак, понятно, что произошло».
Давид взял скрипку со смычком, как будто