Вздохнула и исчезла в темноте.
А с ней растаял найденный подарок,
Хоть он искал потом его везде.
Немного погодя Давид очнулся,
Глаза открыв, на руки поглядел,
Увидев себя, просто ужаснулся
И в пряди волосами побелел.
Он был теперь, как девушка прозрачный.
Хотя намного ярче, чем она.
Да, бабушка, приснившаяся ночью,
Его остерегала неспроста!
Найти бы ту, крещёную рубаху.
Она была, возможно, в сундуке,
Но юноша не смел его касаться,
А значит, мог исчезнуть при игре.
И парень закручинился Что делать?
Но вдруг увидел рядышком с собой
Торчащий край неброской мешковины,
Под думкой, что касался головой.
Давид поднял подушку. В самом деле,
Под нею находилось полотно,
Которое вчера никто не видел.
Он взял и тут же развернул его.
Не передать в словах какую радость
В мгновенья эти парень претерпел.
Неважно, что наряд был из дерюги.
Себя спасая, он его надел.
И никому не видимая сила,
Над ним свершило тут же волшебство.
Он снова стал обычным человеком.
Прозрачность отступила от него.
Вошёл в избушку дед, собой довольный,
Ведь он сосновых веточек принёс,
И всё на свою дочку любовался,
Счастливый, от свершённого, до слёз.
Растоплена дровами была печка,
Ключом бурлила в чугунке вода.
Могло сложиться даже впечатленье,
Что дед не спал, как призрак никогда.
До ночи было времени прилично,
А делать в доме ничего нельзя,
И юноша надумал прогуляться,
Чтоб мир раскрыть пошире для себя.
Он мало в жизни с кем-либо встречался,
Что было до пещер забыл давно.
Жизнь заново как будто начиналась,
Где важно всё, чтоб не произошло.
Уйдя подальше от чужих строений,
Он вышел на цветущий, дивный луг.
На нём паслись телята и коровы,
С кнутом сидел на бугорке пастух.
Герой наш набирался впечатлений,
Он не привык вслух речи говорить.
Вокруг витали красочные звуки,
Которые хотелось повторить.
Поэтому присев без приглашенья,
Поблизости от места пастуха,
Давид, обняв с любовью свою скрипку,
Стал исполнять паренье мотылька,
Довольное мычание коровы,
Что в вымя набирала молоко,
Питаясь очень сочною травою,
Прыжки телят от мам недалеко.
Потом он заиграл о тёплом солнце,
О небе, о воздушных облаках,
О лёгком и ласкающем их ветре,
О том, как дивно жить в таких краях.
Пастух к нему невольно обернулся
И произнёс, когда Давид затих:
«Спасибо музыкант. Ты греешь душу»,
Но тут же оборвался и притих.
Потом добавил всё же: «Мне соседи
Бог знает что твердили о тебе.
Что ты де, поселился в страшном доме,
Что ты колдун, что скачет на метле.
Неужто, это правда? Или враки?
Нет веры языкам сварливых баб.
Я чувствую, что ты душой огромен.
В ней чистота, чему я очень рад.
Так расскажи, зачем пришёл, откуда?
Быть может, чем тебе и помогу.
И если со мной будешь откровенен,
От встречи с Лихом предостерегу!»
«Я дедушка иду с краёв далёких.
Откуда, не могу тебе сказать.
Попал не по своей туда я воле,
И где это не смею раскрывать.
Меня игре на скрипке обучили.
Я день назад был сильно удивлён,
Что образ, мной задуманный, вдруг звуком
В реальность стал мгновенно воплощён.
Как это происходит, непонятно.
Мне нравится и хочется играть.
Я сирота и ощущаю горе,
И в помощи не в силах отказать.
Дом, что меня приветил, в самом деле,
Не страшен, просто там живёт беда.
И видно меня дальняя дорога
Не просто так направила туда.
Надеюсь, что помочь семье сумею,
Хотя всё время чувствую подвох.
Мне кажется, чего-то я не знаю.
Хотя так и должно быть, я ж не Бог!»
«Да. Ты не Бог, но силой обладаешь,
Что глубоко сидит в душе твоей.
Ведь ты не просто пальцами играешь,
Ты музыку рождаешь для людей.
Я ощутил её, как своё сердце,
И чувствую, что ты можешь лечить.
Тебе дано особое уменье.
Пытайся это в явь оборотить.
Сейчас тебе ничто не угрожает.
Но завтра утром снова приходи.
Возьми цветок, что видишь под ногами,
И перед домом «страшным» посади,
А дальше ничему не удивляйся.
Как сердце твоё скажет так играй.
Предупрежу, вещей своих просящим,
Как слёзно б не молили не давай!»
Давид с корнями, очень аккуратно,
Сорвал красивый маленький цветок.
О цвете фиолетовом растенья
Он многое сыграть для деда мог.
Ну что ж, теперь проверит подтвержденье.
В деревне этой как-то всё не так!
Здесь через дом, наверно, пострадавший,
А через два, колдун иль добрый маг!
Так музыкант подумал, улыбаясь,
И с луга очень быстро зашагал.
Хотя садилось солнце и смеркалось
Ко времени парнишка поспевал.
Он перед домом «цветик-фиолетик»,
Чтоб не завял, землицею прикрыл,
Спросил у старика воды немного,
И чуть полить растенье попросил.
Исполнил дед бесхитростную просьбу,
Не думая пытать, зачем цветок?
Ну, если был посаженный по нраву,
То пусть его порадует росток!
А тот лежал безжизненный и вялый,
Не поднимаясь даже от воды.
Давиду стало нестерпимо жалко,
Цветущей прежде, молодой «травы».
И потому вновь струны зазвучали
О том, каким он дивным прежде был.
Под музыку поднялся крепкий стебель.
Раскрылись лепестки цветок ожил,
Потом к стене из брёвен потянулся
И стал, как вьюн опутывать весь дом.
Он с быстротой мгновенной разрастался,
И множились цветы на стеблях в нём.
Когда осталась крыша лишь свободной,
Вход в дом и ровным ставшее окно,
Растенье, замерев, преобразилось,
Светясь будто хрустальное стекло.
Особый запах вдруг распространился,
Что мог свалить дурманом своим с ног.
Дом от земли немного приподнялся,
Помог ему в том именно цветок.
Давид играл теперь уже с акцентом
На цвет, что излучает волшебство.
И вдруг из-под земли полезли змеи
Из основанья дома самого.
Они шипели, место покидая.
Наверно, им неплохо там жилось,
На счастье, те его не покусали,
Хотя казали видом свою злость.
Дорожкой чёрной скрылись восвояси.
Старик, увидев чудо, онемел.
Об эдаком наличии ползучих в их доме
Он помыслить ведь не смел!
Кто их наслал, когда? Было загадкой.
Дом встал на место и легко вздохнул.
Звук изданный был многими услышан.
Кто ж стены опоясал вмиг уснул.
Цветы сомкнули лепестки в бутоны,
Их аромат унёсся с ветром вдаль.
Давид со стариком вошли в избушку,
Где образ девы порождал печаль.
Всё было уж готово к продолженью
Того, что вместе начали вчера.
Вода, как и положено, кипела,
Углём светились бывшие дрова.
Стемнело. Ни на миг не задержавшись,
Влетел в дом с веретенцем соловей.
Старик закрыл плотнее ставни окон,
Замки проверил тут же у дверей.
Вокруг горели, как вчера лучины.
Приятный запах веточек сосны
Витал в дому. Все ждали продолженья,
И больше те, кто были влюблены.
Соловушка ударил крепким клювом
В сокрытый с глаз, невидимый замок.
Сундук, как и положено, раскрылся
И выпустил наружу, что берёг.
Оттуда полетели словно туча,
Успевшие пробиться мотыльки.
Они стремились к свету и кружились,
И были грациозны и легки.
Хотелось любоваться этим вечно,
Но нужно было дело продолжать.
Давид прижал к себе покрепче скрипку,
И стал процессом дивным управлять.
Летающие в парочки разбились,
Яички отложили на сосне,
И вот уже полезли гусенички,
Жующие «иголочки» в избе.
Давид играл быстрее и быстрее.
А те толстели прямо на глазах,
Достигнув ожидаемых размеров
Так скоро, как возможно в чудесах.
Отъевшись, они сильно изменились,
Упрятав нитью в коконы себя,
Как будто завернулись в одеяло,
Чтоб их не беспокоили три дня.
Представилась работа и для птицы.
Она бросала «спящих» в кипяток.
«Обертка» в шёлк тончайший превращалась,
Готовясь закрутиться в завиток.
В то время музыкант призвал в дом холод,
Чтоб воду побыстрее остудить.
И вот уж кипяток бурлящий прежде,
Не мог собою руку обварить.
Вода остыла. Коконы достали,
На доски уложили, чтобы свить
В тончайшую, как кем-то замышлялось,
Приятную, чуть видимую нить.
Опять Давид провёл смычком по скрипке.
Теперь он видел лишь веретено.
Оно поднялось, с «шариком» сцепилось
И дело, как сказали бы, пошло.
Буквально с каждым новым поворотом,