Позвольте осведомиться, сказал Холмс, что привело вас на «Титаник» и куда подевался ваш очаровательный саксонский акцент, который так гармонировал с именем Нильпферт?
Это вечная история! отвечал Бегемот. В каждом чёрте сидит немец, а в каждом немце чёрт. Я не отношусь к чертям, но исходный код моей сущности записан по-немецки. Поэтому всегда требуется несколько часов, чтобы избавиться от акцента, при этом прежние знания и навыки не особо помогают. Если прошло триста лет, люди говорят совершенно по-другому. Я бывал в Риме при Юлии Цезаре, но нынешний итальянец совершенно потерял тот язык. Мне доводилось бывать в шкуре китайца, тунгуса, ирокеза, испанца, русского Лучше всего молчать какое-то время, чтобы впитать живой говор, но не всегда обстоятельства позволяют играть в молчанку. Мессир потребовал от меня срочно вмешаться в вашу участь, господа, дабы вы не отправились с «Титаником» на дно. Поэтому мой дебют в ливрее стюарда был импровизацией, весь план действий пришлось сочинять по ходу дела.
Дохлая крыса в вентиляции это и есть план действий? уточнил Холмс.
А как ещё, учёные джентльмены, я мог вас вытащить из каюты на палубу в момент столкновения с айсбергом? развеселился Бегемот. Другого способа спасти вас не было, уж поверьте. Жаль, никто не видел моей беспощадной схватки с крысой в тесной трубе. Я не ловлю ни мышей, ни крыс, хотя Азазелло любит вышучивать меня как мышелова. Но в данном случае пришлось поступиться принципами и учинить настоящую охоту. Самым тонким и сложным моментом был расчёт времени: крысиная вонь должна была выкурить вас на свежий воздух не раньше и не позже, чем в пределах одной минуты. Иначе рея «Суссекса» пролетела бы над пустой палубой, а вы, джентльмены, оставались бы на обречённом «Титанике».
Невероятно, сказал Холмс, нас дергали за ниточки, а мы даже не заподозрили! Куда смотрели мои глаза? На что я вообще гожусь?
Спасибо, мистер Холмс, ваши слова наполняют меня гордостью, отвечал Бегемот. Решать уравнения газодинамики в уме, поверьте, ещё та докука.
Ещё вопрос, не унимался Холмс. Наш древний «Суссекс» катился за Моби Диком, как на привязи, но без троса. Как такое возможно?
Это тайна Моби Дика, вернее, его сущности, отвечал Бегемот. Моби Дик не вполне кашалот и не вполне Моби Дик, если разбираться досконально.
А если попонятней?
История тонкого мира и его обитателей восходит к са́мому Первоначалу, когда из тьмы и Хаоса возникли земные стихии, которыми стали заведовать боги и демоны. Читайте Гесиода, господа, там многое сказано! Первые существа Хаос, Гея, Тартар, Эрос, Ночь и их потомство, составили первое поколение богов, населивших земные царства и ожививших их. Гея-мать породила не только сушу, но и «шумное море бесплодное, Понт. А потом, разделивши ложе с Ураном, на свет Океан породила глубокий». Так поведали древние геликонские Музы Гесиоду. Услышьте поэта:
Нерей и Дорида царствовали над водной стихией, доколе Зевс не взошёл на Олимп и не лишил древних богов их удела. Троном бога морей завладел Посейдон, брат Зевса, а Нерей стал пастырем китовых стад, приняв обличье огромного Белого Кита. Когда американец Мелвилл описывал Белого Кита под именем Моби Дика, он употребил фразу: «Китоловы объявили Моби Дика не только вездесущим, но и бессмертным». Сам Мелвилл был таким же скептиком и рационалистом, как вы, мистер Холмс. Поэтому он тотчас объявил это утверждение «баснями и россказнями», а также суеверием, втоптав истину в грязь. Но китобои не ошибались в Моби Дике жив бессмертный Нерей. Ему присуща власть над водой, которую Нерей может притягивать или отталкивать, как ему заблагорассудится. Вот и ответ на ваш вопрос, мистер Холмс!
Моби Дик тащил нас течением? Я верно понимаю?
Нисколько. Лёд ведь тоже вода, только в иной форме. «Суссекс» представлял собой бочку, полную льда, поэтому Моби Дик магически увлекал за собой массу льда, а «Суссекс» служил всего лишь оболочкой, которая сопровождала эту массу. Ну, а вы, джентльмены, сопровождали, в свой черёд, эту же оболочку.
А если Моби Дик отталкивает воду?
Вы видите сами вся эта каверна, где мы стоим и мило беседуем, пронзающая океан на семь километров вглубь, возникла от удара хвостом Моби Дика.
У меня ощущение, мистер Бегемот, что я слушаю речи старины Пиккенса, с которым я всегда спорю, но на сей раз ничего оспорить не в состоянии. Я разбит по всем фронтам и у меня раскалывается голова.
Ваша голова не расколется, мистер Холмс, ей просто приходится перекладывать свои извилины по-новому.
Так, переговариваясь, вся троица вплотную подошла к отвесной стене Чёрного Омфала и остановилась. Никакой двери или отверстия в ней не было. Глухая чёрная поверхность шатром сходилась высоко над их головами, снизу можно было различить пару белобрюхих косаток, венчавших всё сооружение. Бегемот воздел к ним лапы и, как заправский декламатор, нараспев, подражая давно утраченным жреческим интонациям, провещал:
В ответ на декламацию чёрная стена покрылась звёздами, между ними побежали живые цепочки огней Ватсон и Холмс ощутили тёплое дуновение летнего цветущего луга и, едва успев моргнуть, очутились на расколупанной лондонской мостовой, перед дверью дома 221b на Бейкер-стрит.
Добро пожаловать в вашу резиденцию, джентльмены! осклабился Бегемот и распахнул столь знакомую коричневую дверь над чёрной ступенькой. Будьте, как дома!
Он явно упивался потрясением, которое читалось на лицах друзей, ожидавших чего угодно, только не такого фокуса.
Здесь вам помогут оправиться и приготовиться к аудиенции у мессира, сказал чёрный кот и растаял в воздухе без следа.
Мы не в Лондоне, Ватсон, сказал Холмс, покрутив головой. На улице нет ни души, на мостовой нет навоза Это декорация, мой друг. Финита ля комедия не за горами!
* * *
Дом, милый дом!.. Даже если это был муляж, устоять против его обаяния было невозможно. Прихожая, освещённая сквозь матовое стекло внутренней двери, барометр на стене, ярко начищенные металлические прутья на лестнице и скрипучая третья ступенька, всё было в точности так, как оно и было на Бейкер-стрит, 221b. Умопомрачительный запах жареного бекона с яичницей, помидорами и шпинатом исходил из кухонного помещения, где, как всегда, должна была хлопотать миссис Хадсон.
Взойдя по лестнице из семнадцати, как и следовало, ступенек, Ватсон и Холмс вошли в просторную, светлую, уютно обставленную гостиную с двумя большими окнами, где всё приветствовало их со своих мест как дорогих гостей и законных хозяев. Громче всего для Ватсона прозвучал зов его любимого дивана с сафьяновыми подушками, на который он завалился со стоном наслаждения, а Холмс, совершив обход гостиной, как командир корабля обходит строй экипажа, пристально вглядываясь в лица, извлёк из угла свою скрипку со всеми знакомыми потёртостями лака. Проверив пальцем и смычком звучание, Холмс сказал: «Я не в силах ни понять, ни объяснить, но это, Ватсон, действительно моя скрипка! Первая струна ослаблена, остальные в порядке, но их все уже пора менять на новые. Неужели они перенесли сюда, в недра Чёрного Омфала, целиком наш дом с Бейкер-стрит со всей обстановкой? Что за поразительная дотошность! И что творится в Лондоне после пропажи целого дома или даже улицы? Власти способны хоть что-нибудь внятно объяснить горожанам?»
Миссис Хадсон! не сговариваясь, в унисон воззвали друзья и расхохотались от собственного единодушия.
В этот момент напольные часы пробили необычным зловещим боем файф-о-клок, и на лестнице послышались незнакомые шаги. Не успел утихнуть последний зловещий звук, как в гостиной очутилась неизвестная молодая особа. На ней ничего не было, кроме кокетливого кружевного фартучка и белой наколки на голове. На ногах, впрочем, были золотые туфельки. Сложением девица отличалась безукоризненным, и единственным дефектом её внешности можно было считать багровый шрам на шее.