Аполлонова Катрин - По_этичНо стр 2.

Душа которого смиренна и пуста: всё принимает, сквозь себя ведёт  ей ровня чистота. Что нужно чистоте, возьмёт себе и возрастёт. Великим Духом по земле устойчиво идёт. Что отжило  на месте уничтожил. И силой крыльев чистоты свой путь открыл. Продолжил.

Всё есть в тебе: Души твоей решения, веков намоленная мудрость. Ясные знамения. Ты здесь. Ты вся и весь. Идёшь ты долгий путь, шагов уже не счесть.

И то, что накопить сумел твой Дух, всегда с тобой. На месте скважины  сам ключ, а вход за эту дверь  покой. Ты колос: гибкий, нежный, золотой. Ты красота веков. Мы слышим твою песню. Пой.

Укоренился. Взрос и распустился. Отдал плоды. Для новых ты раскрылся. И так десятки раз за воплощение. Отдал себя свободе. Её в любви течение.

Тебя всё ярче слышно, мудрый глас: покой и пустота  они звучат к спасению всех нас.

 3 

кто ты это вопрос или возмущение страшное смятение или отчуждение граней признать поражение и смело приземлиться удача новой полосой заискрится вдохновение зиждется рассветом успеть любви напиться из живоносного источника а не пикетом отравиться задымиться шкура пропадает товарный вид теряет пусть ориентиры гид ласкает боль теребит истерику ожидает кросс кровь гайморит кризис антифриз кремневый запас иссякает поворот визг тормозов отрезвляет лифт открыт ангел спит кто ты

***

Миру нужно твоё счастье и твоя способность несмотря ни на что оставаться в покое.

Быть собой. Не смешиваться с толпой.

Не звать гулять родной тропой.

Быть собой. Каким? Какой?

Тем и той, что отражается в зеркале только сейчас.

Кто стоит перед тобой.

Знаешь, не нужно делать вывод о себе, опираясь на бурю эмоций. Она такая везде. Выпали из седла, остались в хомуте. Минута  такие, другая  иные. Это пульс. Мы живые. Пройдёт время, найдём способ понять: кто мы и где. А пока можно просто себя обнять. Не держать в узде.

Время перемен проходит. Мир старый навсегда уходит. Отпускаем поводья. Жизнь нас несёт. От пустого уводит. Глаза прикроем и держим баланс, чтобы не упасть. Опора внутри нас.

Течение неспокойное. Не повод для тревоги. Но это верный шанс вдохнуть всей грудью. Гибкость тоже внутри нас.

Точка Смерти прописана для каждого.

Раньше срока нам крылья не навяжут.

Боль  привычный путь.

Страх нас замораживает.

Покой же мягко притормаживает.

Спешка не нужна.

Можем случайно свернуть не туда.

Ещё раз: как поддержать того, кто дорог, кто горой за нас?

Быть счастливыми. Самостоятельно. Всегда. И прямо сейчас.

 4 

А мне бы тебя целовать,

Ласкать твои милые ушки,

А вечером снова гулять,

Прощаться, одежды срывать,

Кружиться в вальсе у опушки.

Скрыть правду пытаться

Ущербно и дико.

Червями покроется сердце, мозги.

Заморят огрызками душу жестоко.

Хоть лестью, хоть грубостью ты их трави.

Останется шанс на победу один.

Смерть, как исход  красоты достойный поступок,

Но восхищения вызвать не может

Тело с огромным количеством трубок.

Белые стены, бинты, красный крест.

Свободе надолго наложен арест.

Вестей не пришло.

Ни намёка на жалость.

Значит, лишь творчеством всё называлось.

***

Мурашки по коже. На ощупь неприятны. Всем, но не тебе.

Не ты касаешься бедра, проводишь мягко, а там лежу не я. Ну, всё понятно.

Мы смотрим, как живётся жизнь чужая кем-то, а сами в графиках и мутной скуке ежедневно.

Не поменяется, ты знаешь, всё будет прежним, от нас останутся окурки и надежды. Но мы не курим и не пьём спиртного, на лестничной площадке не столкнёмся  и что такого, что нам не светит? Как же, светит, даже ярко: в ночи экран встревожен смс под одеялом. Я судорожно тру глаза, а там такое, что мне не хочется об этом. Там не ты, там всё другое. Плоское. Фальшивое. Кривое.

Ты говоришь, что поживём, но непонятно, когда возьмемся мы за жизнь. Пока занятней под кипой брошенных бумаг сидеть, зажавшись: сдавили бёдра, страшно нам, но, покопавшись в белье своём, на грязном теле как-то оказавшись, оно оставило следы и отпечатки. А хочется потрогать так, чтобы завыть  а пыль, а грязь  хоть надевай перчатки.

Пусти ладонь, сжимаешь сильно, ах Проклятый! Не нужно рвать последний пух с меня, пернатой. Я не бела, но не краснею больше. Мы с демоном танцуем вальс. Или попроще  заводим танго трёхнедельной страсти.

Откуда цифры эти все, что за напасти: три дня не пишет, три часа на секс, три раза в губы. Три месяца, три года, три до чуда осталось шага. Я к тебе бегу, несу трактат, подписанный от Жизни: но ты не слышишь. Почему? Ты обернись.

Идёшь вперед. Один. Ты дышишь?

А как же я?

Вполоборота. Да, эта наша улица, и вот ворота, что мы с тобой

Ты не зайдёшь? И взгляд мимо меня ведёшь.

Послушай же, мне драма не нужна. Она нужна тебе?

Ты плачешь? Что за Ты по мне? Но вот же я! Перед тобой, герой.

Что, нет? Не видишь. Смотришь, а не замечаешь.

Портрет мой из кармана вынимаешь: улыбка, глазки, форма носа, рук.

А я? Где я? Ушла? Ты стар, мой друг.

А сколько лет прошло? И всё  зачем? Ты променял нас на мешок проблем.

А я? Не дозвалась. Я злилась, билась, я рвалась.

Но не смогла. Я отошла. Ушли и годы. В пустоту.

Я здесь. Пока всё так. Мы на мосту. И шаг не сделали мы друг от друга прочь.

Мой рот молчит. Слова идут. Спешат мурашки по бедру. Мы на ветру.

Мы к носу нос. Под руки, в руки. На износ.

 5 

Сижу, изучаю трещинки на потолке.

Дождь стучит в окно.

В комнату входит загорелый муж подруги, кидает мне в руки мешочек.

 Хотела подержать, лови,  сказал он.

 А можно, посмотреть?  сказала я.

 Хорошо, только тише,  сказал он.

Африка осталась за тысячу километров, а горка алмазов у меня в ладошке.

 Пока не видно всей красоты, но после огранки получатся прекрасные серьги и колье,  сказал он.

Пересчитал нежно камешки и отнёс в тайное место.

До сих пор помню необъяснимый восторг от такого количества карат в руке и разочарование от внешнего вида.

Однако пришло осознание, что важнее качество полученного в результате, чем количество исходного материала.

***

 Мне здесь всё не нравится,  говорит он и утыкается в чашку с чаем.

Я мну в пальцах салфетку. А хочется мять его ладонь. И не для того, чтобы успокоить, хотя он явно в этом нуждается, а чтобы успокоиться самой. Успокоиться  как удовлетвориться. Расслабиться. Обнажить нервы тела и согреть их.

Кажется, я думаю об этом слишком громко, он замечает мои поплывшие зрачки и прикрытые наполовину веки. Резкий «занавес», значит, скачок внутреннего напряжения. Эти женские примочки ему знакомы.

 Кроме вот этого,  говорит он. Смотрит в меня.  Всё не нравится, кроме того, что я вижу сейчас.

 Что ты видишь сейчас?  спрашиваю.

 Секс вижу,  он сдерживает улыбку.

Он облизывает нижнюю губу. Он увлекает её верхней. Пока тянет её обратно, обнажаются зубы. Я смотрю на эту легкомысленную выходку, как завороженная, пялюсь на его рот. Сжимаю кулаки, меняю положение ног, потираю их друг о друга, едва сдерживаю накативший стон. Кажется, что-то всё-таки вырвалось. Он улыбается шире. Теперь смеётся надо мной. Я хмурюсь. Я смущена.

 Тебе идёт. Ты прекрасна в своей чувственности,  говорит он. Кладёт руку на мой кулак.

 Не думай, что ты всегда сможешь так со мной.

 Ничего не бывает всегда,  он поглаживает мою руку, я расслабляю пальцы.  Ты открываешься передо мной сейчас. Значит, доверяешь. Это важно. Именно сейчас. Значит, мы сможем продолжить путь вместе.

 Правда?  ушам не поверила.

 Правда. Я тоже открыт сейчас перед тобой и уязвим. Иначе не позволил бы себе подобные выходки,  он снова облизал губы, приблизился ко мне так, что я ощутила его дыхание.

Я не шелохнулась. Он сжал мою руку. Я не могла прийти в себя от такой искренности. Что-то внутри меня рушилось и осыпалось. Я смотрела сквозь него. Он меня понял. Хватку не ослабил, но чуть отстранился.

 Поцелуй будет позже,  сказал он.

 Поцелуй будет позже. Сейчас нам нужно