Вы не обобщайте, сухо произнёс Валерьян.
Лутовинов сел к столу, неподвижно уставился на свои крупные, покрытые рубцами руки.
Когда Вадим, сын мой, в Афганистан уходил, душа болела, конечно. Но верил, что за благое дело он там бьётся против Америки, за Родину, за лучшую для тамошних людей жизнь. Даже когда голову он в этом Афганистане сложил, мысль грела, что не напрасно. Ведь он бравый был парень, Красную звезду успел заслужить. А потом-то как повернулось? Мол, и социализм плохой, и война та была ненужная, и Америка не враг никакой, а друг главнейший. Читал потом в газетах про тот же самый Афганистан и внутри всё переворачивалось: солдат наших в нём оккупантами называют. Вчера провожали с оркестрами, а сегодня оккупанты?!
Это специально так пишут, чтоб морально прибить.
Лутовинов, поникший и скорбный, покачал головой.
Просто больно рассуждаешь. Страна-то эта Афганистан, как ни крути, а чужая. Куда нам других жизни учить, когда у самих всё кувырком полетело. И к чему же приходим? Что не за правое дело сыновья кровь лили? Что захватчиками туда явились? Нет, не могу такого принять
Солдаты воевали, потому что приказ воевать был, насуплено произнёс Валерьян.
Приказами одними жизнь не распишешь. Не по приказам на Руси испокон веку жили, а по совести.
Теперь про совесть мало кто вспоминает.
Не скажи. Из старших людей её не вытравить. Вот Витьку Игнатенко, к примеру, знаешь?
Валерьян отрицательно мотнул головой.
Пятнадцать лет начальником гидротурбинного цеха был. Золотой мужик. Подшипника за эти пятнадцать лет домой не унёс. А сын его в прошлом году за разбой сел. И какой! Женщину подстерёг в закоулке, дал обрезком трубы по голове, да сумочку вырвал. Видеомагнитофон ему позарез купить хотелось. И вроде парень как парень с виду, в соседнем цеху сварщиком начинал. А вышло? Стыдоба! Витька слёг с сердцем, не мог позор пережить.
Действительно жаль человека
Себя виноватил потом. Мол, упустил сына, не доглядел в своё время за ним. А сын на кривую дорожку.
Лутовинов приумолк, словно взвешивая, стоит ли продолжать.
Вы это к чему? спросил Валерьян.
К тому, что если промеж родных людей разлад начинается, добра не жди.
Валерьян догадался, куда клонит сосед-рабочий, но оправдываться не стал.
Что ж вы, а? Ты из дома ушёл, с головой пробитой лежишь. Отец твой сам не свой а поговорить по-человечьи Лутовинов, бессильный помочь, запнулся, всё равно не можете
А как мне с ним говорить?! Он же за Ельцина и его банду. Слышать ничего другого не хочет.
А если оставить политику? Свет, что ли, клином на ней сошёлся?
Что ж мне, про то, что в Москве творилось, молчать? загорячился Валерьян. Ну нет
Лутовинов опустил грустнеющие глаза.
Да понимаю я тебя, понимаю. Не хуже тебя вижу, что Ельцин не в ту степь тянуть начал.
Не в ту степь это вы ещё мягко выразились.
Лутовинов сгорбился.
И Ельцин не в ту степь, и люди волками друг к другу
Он понурил седеющую, будто осыпанную пеплом голову, проговорил сокрушённо:
Смута
XIV
Избиение демонстрации, вопреки ожиданиям Винера, подъёма антиельцинского движения не предотвратило. Вероломство и жестокость ОМОНа потрясла даже равнодушных к политике людей. Избитым сочувствовали, всюду крыли мэрию и генералов, отдавших приказ.
Плодились слухи, что на Тверской забили до смерти отставного генерала Пескова, ветерана Великой Отечественной войны. Кто-то самостоятельно, без ведома Анпилова, Терехова, других предводителей демонстрантов, пустил по Москве листовки-воззвания. Заборы, стены домов пестрели лозунгами, призывами к восстанию, к мести.
На волне ширящегося недовольства ожили некоторые из московских райкомов, ячейки на предприятиях. Их возрождали не прежние функционеры-секретари, а энтузиасты из рядовых партийцев, не желавшие принимать новых порядков.
Товарищи, стыдно! Мы коммунистическая партия, партия Ленина! звучало на вновь созываемых собраниях. Анпилов, Терехов тысячные демонстрации выводят! Хватит и нам сидеть по щелям.
Новые надежды внушила Анпилову депутатская группа осколок распавшегося Верховного Совета СССР. Совет прекратил функционировать осенью. Депутаты, деморализованные арестом замешанного в заговоре ГКЧП председателя Лукьянова и общим развалом органов союзной власти, разъехались по округам. Сажи Умалатова, Альберт Макашов, Евгений Коган, другие бывшие коноводы фракции «Союз», решили предпринять попытку возродить союзный съезд. Политическая обстановка конца зимы казалась им благоприятной.
Не рассчитывая на широкую поддержку в российских советах, Анпилов ухватился за поданную союзными депутатами идею. Энергичный, неугомонный, он радовался всякой возможности усилить борьбу против правительства реформаторов. В его голове быстро сложился масштабный план.
Обсуждать его собрались в гостинице «Россия», в номере Умалатовой, сохранявшимся за ней по формально действующему мандату народного депутата. Анпилов, произнося речь, в нетерпении расхаживал вдоль окна:
Мы, «Трудовая Москва», «Союз офицеров», товарищи из РКРП заявим и соберём в центре города новый массовый митинг. Назначить его целесообразнее всего на семнадцатое марта, на годовщину референдума о сохранении СССР. А вот ваша задача, обращался он к депутатам, провести к этому дню съезд. Официальный, с кворумом, на котором вы уполномоченные советским народом депутаты сделаете политические заявления. Съезду следует объявить, что в условиях запрета КПСС и ликвидации союзных органов власти именно вы народные депутаты единственная легитимная на территории СССР власть. Вы должны принять всю полноту власти на себя! И уже затем облечённые властью! вы объявите о денонсации Беловежских соглашений и восстановлении Советского Союза!
Анпилов говорил увлечённо, заражая энтузиазмом собравшихся депутатов. Умалатова энергично кивала, проникаясь верой в возможность вернуть союзную власть. Внимательно слушали седовласый, по-крестьянски степенный депутат Ва-вил Носов, генерал-депутат Макашов. Один Алкснис, самый скептичный среди всех, возразил невесело:
Наша инициативная группа бьётся за созыв съезда с декабря, со сговора в Беловежье. Но пока число откликнувшихся на наши призывы невелико сотни две с половиной, не больше. Это из двух-то с лишним тысяч делегатов съезда!
Так надо активнее работать с людьми! Надо бороться за съезд. Разъяснять!
Алкснис скрипнул зубами, взлохматил ладонью тёмную волнистую шевелюру.
Да разъясняем мы. Устали разъяснять Дело в том, что делегаты от союзных республик уже во всю у себя на местах власть делить начали. В них учреждаются собственные органы власти. Это я в Латвии теперь персона нон-грата. А вот остальные
Но есть ещё масса делегатов от РСФСР.
А они в массе дезориентированы, оглушены, попрятались. Надо реально смотреть на вещи. Никакого кворума мы не получим и близко. А без кворума такое мероприятие будет, во‐первых, юридически нелегитимно, а во‐вторых, смехотворно.
Всё равно съезд надо проводить! Виктор Иванович абсолютно прав, загорячилась Умалатова. Мы должны подать пример колеблющимся. Если соберётся хоть скольконибудь депутатов, то к ним потянутся и другие.
Сажи попытался остановить её Алкснис.
Нет, Виктор Имантович, отступать нельзя! импульсивная Умалатова вскочила со стула. Созвать съезд как маяк зажечь. Народ начинает прозревать. Я это вижу. Я чувствую
Согласен, проводить надо, поддержал Макашов, закивав крупной головой. Союзный съезд это единственный властный орган СССР, который ещё есть надежда реанимировать.