В лесу светало. Холодный туман полз между деревьев. Иван с трудом сел, грязный, посиневший от холода, ободранный в кровь, совершенно опустошенный (духовно и физически) и жутко воняющий. Он кое-как поднялся. В голове звенело, земля покачивалась и уплывала из-под ног, сознание мало что отражало, эмоции задеревенели. Он тупо огляделся, вспоминая события прошедшей ночи, а когда увидел то, что осталось от ведьмы, рвотные судороги опять свели горло, но блефать было нечем. Иван отвернулся, в голову почему-то пришла только одна глупая мысль: «За что боролась на то и напоролась».
Иван брел, шатаясь и ничего не видя перед собой, совершенно не заботясь о направлении. Шел, потому что надо было идти. Голова кружилась, неясные видения и отрывочные мысли проносились, смешиваясь с мелькающим светом и стволами деревьев. Сознание пыталось уцепиться за что-нибудь, но это что-нибудь постоянно ускользало на зыбкой грани реальности и грёз наяву. И вдруг он ощутил как бы щелчок внутри, как будто что-то включили, и услышал голос, вроде бы свой собственный голос, но говорящий совершенно незнакомо, другим тембром:
«По мирам и по вселенной
Пролетишь звездой нетленной,
Лишь сжигаемый одной
Жаждой истины святой.
И познаешь боль, и радость,
И познаешь грех и святость,
И падения и взлеты,
И богатство и войну,
И любовь и нищету.
Все познаешь, все увидишь,
Иль прозреешь, иль погибнешь.
Но не будет счастлив тот
Кто вкусит познанья плод,
Потому что он узнает:
«Абсолютных не бывает
истин не Земле«».
КАСТАНЕДЦЫ
Долго ли, коротко ли шел Иван, про то неведомо, только вдруг почуял запах жилья, дымок от готовящейся пищи. У Ивана слюни аж до пола побежали. Пошел на запах. Скоро и жилище показалось. Дом не дом, сарай не сарай, одним словом фазенда какая-то непонятная. На верху крыши вместо петушка, как у добрых людей, орел страшнющий изображен.
И в огороде на грядках вместо лука да моркови полынь, бузина, да мухоморы с коноплей. А в теплице вместо огурцов и вовсе кактусы насажены. Во дворе человек 56 приседают, руками машут, вдыхают, выдыхают, чуть не пукают. Физкультура, одним словом. На вид все какие-то тощие, немыты-нечесаны.
А у калитки Ивана уже человек встречает. «Здравствуй, мил человек», Иван говорит. А тот посмотрел подозрительно и спрашивает:
Ты без фотоаппарата? У нас фотографировать нельзя. У нас с этим строго!
Да у меня, мил человек, не то что фотика нет, а и трусов даже.
А сам думает: «Секретный объект, какой што ли?».
Мне бы, мил человек, обогреться да одежку какую неказистую справить, замерз как собака и неприлично, опять же. Можно и рюмочку для сугреву, а то так есть хочется, что переночевать негде. Простите, не знаю, как звать Вас, величать? Я вот Иван рабоче-крестьянский сын (мать фельшер, отец по столярной части).
А тот гордо так отвечает: «Я, говорит, главный «нагваль» здешней магической партии, Карла Кастоньедов «Что за партия, подумал Иван, ну коммунистов знаю, «Яблоко», Жириновского». А Кастаньедов спрашивает: «Хочешь встать на путь воина?». «В Чечню вербует», подумал Ванька.
Да я, говорит, комиссованный со срочной службы по состоянию здоровья на голову слаб «вольты гуляют».
Как у тебя с чувством собственной важности? Какие отношения с «личной историей?».
«Вот гад! Личным делом интересуется, фээсбэшник, наверное», решил Иван, а вслух говорит:
Извиняйте, пачпорта при себе не имею, а хлеб отработать могу! Дров поколоть попилить, воды наносить, крышу перекрыть.
Ладно! смиловистился Карла, вычисти у нас все сортиры, а там видно будет. А то поскольку, мы магическими практиками занимаемся, о всякой ерунде нам думать некогда, все сортиры зафрали по самое очко. Заходи, да осторожно, не задень своей тупой головой мои «энергетические волокна», что к тому дереву протянулись. И вообще, «кокон» у тебя какой-то странный, никак точку сборки не разгляжу.