«Странно, что оно у него всё-таки умное», подумала Лена.
У неё была припасена провизия, и когда Богдан открыл глаза, первое, что услышал, было щебетанье Леночки:
Завтрак уже готов, Богданчик. Есть даже пирожки. Вчерашние.
Сама испекла, что ли? усмехнулся убийца.
Продавщица сердобольная подала, проверещала Лена. Вставай.
На табурете действительно красовался пусть скромный, но завтрак. За завтраком, который Богдан сурово одобрил, особенно кусок сыра, Леночка вдруг выговорила:
А ты, Богдан, ведь себе гораздо больше зла и вреда причинил, чем им, убитым тобой.
Ты опять за своё, слегка нахмурился Богдан. Смотри, дам в зубы, лениво проговорил он и потом равнодушно добавил: Мне всё одно. Всё равно ненавижу.
Лена вздохнула.
С тобой серьёзные разговоры нельзя вести. Сразу в зубы. Я ведь женщина.
А я мужчина.
Лена оглядела его странную бритую голову, щетинистые щеки и явственно вдруг почувствовала в нём будущего обитателя ада веками не выходящего из цикла страданий и небольших облегчений от них. Но самое изумительное, что она ощутила, он не принимает страдание всерьёз. Как будто его нет или он над ним, хотя и как будто в страдании.
Не пойму, пробормотала Лена, но люблю.
Богдан услышал эти слова и спокойно-каменно согласился.
Так они стали мужем и женой, пусть и не с юридической точки зрения.
Лене было тепло, уютно-смрадно. При всём её странном, но органичном отвращении к наслаждению и счастью Богдан ей нравился. Ей нравилась прежде всего его обречённость. Даже его оргазм носил обречённый характер. Во всём, особенно в его эротических стонах, ей виделся выходец из ада. И от такого оргазма думала она не могут рождаться дети человека, только дети тьмы. Ха-ха-ха! хохотала она в ночи.
Но Богдан не сводил её с ума Лена спокойно воспринимала эротику ада.
«Понимает ли Богдан, кто он? думала она. Но если даже не понимает, какое мне дело, важно, что я понимаю всё».
Мой милый, обращалась она к нему. В твоих стонах во время нашей любви я слышу иногда крики убитых тобой
На самом деле она лгала: в этих стонах она слышала его собственный вой во время его будущих блужданий в аду. И это её привлекало больше всего: она даже в этом вое чувствовала его безразличие к собственному бесконечному страданию, хотя оно было налицо.
Ты, Богдаша, говорила она ему в кровати, засыпая, из другого творения пришёл, чем люди, ты не боишься ада.
Богдан, понимая всё по-своему, бегемотно хохотал на эти замечания. Иногда она плакала, целуя его, прощаясь, когда он уходил.
Ты только не убивай больше никого, Богдан, шептала она ему. Не надо, обещаешь?.. Лучше убей меня мне всё равно К тому же, не ровён час, убьёшь кого-нибудь из блаженных или вообще кого и коснуться нельзя, и тогда
Богдан отвечал:
Дура ты, Лена. Ты что, знаешь, кто я? Да я сам этого не знаю. И никто ничего не знает. Только бормочу. Кстати, я давно уже никого не убиваю Потому что надоело. Пойду ограблю кого-нибудь и напьюсь.