Ладно, Лен, довольно о негативном.
Алекс лежал и мирно посапывал, переводя дух, обнимал ее за плечо, а она была на боку и стискивала бедрами его ногу. И слегка шевелила тазом. Точнее, терлась своей аккуратной лужаечкой о бедро мужа. Потому что знала, как ему нравится это покалывающее касание. Знала, что так он ощущает ее СВОЕЙ. Знала, что так их отношения надежнее. Будто бы подкрепляла фундамент или смахивала пыль, чтобы ничего там не засорилось. Ей нравилось принадлежать ему. А усилителем вкуса являлся факт, что ни один из ее бывших и близко не проявлял к ней такого тепла, чувства собственности и МОНОПОЛИИ. Алекс говорил, что у него на Лен ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ПРАВА. Что это, если не любовь? Разве это не прекрасно?
Любимый
Она очень часто называла его любимым. Чаще, чем по имени. А еще она звала его родным. С тех пор как Лен выбрала свою судьбу и покинула Российский Союз, оставив там не только тридцать лет жизни, но и родителей с братом, ей остро требовалась родная душа. И теперь муж компенсировал ей всех. Лен это устраивало.
(Вы, должно быть, удивляетесь, откуда у русской девушки фамилия «Фэйри»? Ее фамилия в оригинале звучала «Феина», и при оформлении нового паспорта Лен воспользовалась правом перевода для большей благозвучности. Лен (нетрудно догадаться о ее изначальном имени) пытала и отца, и бабушку на предмет возникновения столь необычной фамилии, но никто не был в курсе ни родственники, ни Интернет. Алекс вообще считает, что все, связанное с Лен, странно, не как у всех и служит результатом деформации окружающей ее реальности и сопутствующих событий. Да что говорить ее произношение ничем не хуже местных жителей, а несведущий даже и не отличит, что она принадлежит абсолютно иной языковой группе. А еще у нее очень милые интонации как будто она всегда спрашивает. Поначалу Алекс постоянно улыбался, когда Лен произносила утвердительные предложения с ноткой вопроса в конце.)
Люби-имый!..
Он вздрогнул. Задремал.
Да, маленькая моя?
А он часто называл ее маленькой. И малышкой. И мышкой. И мышонком. Потому что, ну, она была маленькой. Сорок семь прелестных килограмм при росте в сто шестьдесят девять. Да, она была худенькой и красивой. И это знали все, но сперва это поняла сама Лен. Но еще сильнее она поняла это с появлением в ее жизни Алекса. Никто никогда не одаривал ее теплом и заботой. И всякий раз, когда слышала к себе такие обращения, Лен погружалась в пучину нежности и заново напоминала себе, какой у нее замечательный муж. Который младше ее на два года, но кажется гораздо старше, чем она сама.
Это было восхитительно, родной. Я была в облаках и кружила с ними. А потом внизу животика как будто расцвела радуга.
Хм, может, наконец-то того
Лен промолчала. Уголок ее рта дернулся.
Я Знаешь, я видела город. Только ты не обижайся.
На что?
Лен пожала плечиком и поцеловала Алекса в шею.
Ну, что я так отвлеклась во время близости
Так мило, что она почти всегда называет секс близостью. Словно боится этого слова. Как будто оно несет что-то вульгарное и грязноватое.
Все замечательно же, мышка, не беспокойся. Я рад, что тебе хорошо.
Город продолжила Лен, и Алекс понял, что его фраза осталась незамеченной для жены. Ей нужно было высказаться. Сейчас ее туманный как это обычно бывает после секса взгляд выражал что-то наподобие тревоги. Но не тревоги. Алекса это напрягло: как цифра, обозначающая количество уведомлений на иконке приложения смартфона вроде бы можно работать и так, но как же тянет открыть и посмотреть, что там! Прочитать и избавиться от назойливого раздражителя! Разобраться, чтобы двигаться дальше, не отвлекаясь на красные маркеры и ярлычки. Потому что Алекс любил устранять все как можно скорее, чтобы спокойно ДВИГАТЬСЯ ДАЛЬШЕ. Такой красивый В облаках. И я летала в нем. Он был очень похож на наш, на Баттермилк. Там была Башня. И Сторож. И Колокольня Святой Елены. И Антенна. И может даже утес. А потом я полетела вверх ногами. Или это он был перевернутым Я не очень поняла, потому что кругом синело одно небо. И облака.
Алекс склонил голову и увидел, как Лен сосредоточенно смотрит в небо. При этом она говорила так заученно, хоть и сбивчиво от бури эмоций, будто считывала текст, например, вон с той тучи. ВСЕ С ТОЙ ЖЕ, БЛЯХА-МУХА, ТУЧИ! Вот ведь упертая!
То есть, он совсем был похож на наш, понимаешь?
Надлом в нотке. Словно хрустнули крекером.
Понимаю, Лен. Меня тоже иногда уносит.
Просто Такое чувство, что я вижу его и сейчас.
Алекс улыбнулся. Умилился. Прижал к себе.
Ты моя мечтательница!
Да, мечтательница. Она любила сочинять. В смысле, всякие истории. Успела пару раз издаться в РС (Российском Союзе. Давайте условимся именно на таком сокращении). Но прямо сейчас она не мечтала и не сочиняла. Сейчас она видела все как никогда ясно. Ее зрение улучшилось. А это значит, что скоро Ой, месячные Не буду пока говорить Алексу. Блин!
Что с тобой, малыш?
Он никогда не повторялся. И всегда называл ее по-разному, но одинаково мило. (Хотя, полагаю, тошнотворненько и приторно для остальных, в том числе и вас, недаром же их прозвали Сладкой Парочкой.)
Не знаю Знает. Может, встревожилась. Как-то не по себе Будто не до конца проснулась.
Алекс провел рукой от ее грудок до лобка. Лен тихо простонала и стерла тревогу улыбкой.
Кажется, не сплю.
Вот именно. Пойдем домой?
Да, любимый, пойдем.
И они оделись и пошли обратно. Он весь в статистических расчетах, дрейфуя по водам гипотетических возможностей и надежд; она бережно несла его семя, ощущая теплый комочек внутри себя. Периодически нюхала ладошки. И улыбалась. Да, улыбалась, но старалась не смотреть на На Ладно, пугливая, не бойся, ну же. НАВЕРХ. Наверх она боялась посмотреть, куда же еще. Заботливый муж стиснул ее ладонь, пребывая в полной уверенности, что Лен тревожится по поводу некоего вуайериста-шпиона. Лен вообще часто тревожилась по любому поводу, однако Алексу до мирских забот столь мелкого уровня не было дела. Они клевали его, как стрелы с пластиковыми наконечниками броню динозавра, и отлетали, а потом Алекс шел по ним, слыша хруст. Это было их Парадоксом Взаимосвязанного Непонимания одна мыслила глобально-позитивно, но постоянно переживала по нелепым мелочам, второй мыслил с позиции ОККУПИРОВАННОГО, но не парился над какими-то эпизодическими недопомехами, стараясь искать плюсы во всех ситуациях.
Хей, Лен, окликнул он, выуживая ее из толстых зыбучих слоев переживаний и дискомфорта.
Да?
А ты красивая!
Она прильнула к нему. Поцелуй меня. Спасибо. Да, я сама знаю, что я красивая, но почему бы тебе не подчеркнуть это своим поцелуем и ладонью. Лен воспринимала ладони Алекса как физиологический сканер подтверждения красоты. Как-то она сказала об этом, на что получила от мужа ремарку: НЕИЗМЕННОЙ красоты. А если неизменной, спросила тогда Лен, то почему нужно подтверждение? Для удовольствия. Это эгоизм, дорогая. Я будто каждый раз вылепливаю тебя заново. Ты же видишь свою фигурку.
И она видела.
Алекс любил ее поцелуи. На вкус они были как родниковая вода.
НО: не отвлекаемся; успеем еще обсудить и Парочку, и остальных.
Они покинули лес и вновь вступили на территорию жаркого солнца, потихоньку готовящегося на короткое время уступить место луне.
Гляди. Кажется, наш наблюдатель побежал напрямую, Алекс указал на примятую траву справа от тропинки.
Ну и зря он. Для кого дорожки-то?
Хех, дорожки на утесе. Природа явно удивляется такой прилежности.
Лен, однако, была серьезной.
И пусть! Если мы не будем показывать приезжим, как и где ходить, они тут все вытопчут, как
Как бараны! не думая, подхватил Алекс.
Лен помедлила, взвесила и кивнула. И оба рассмеялись.