Нет, всё ещё занят, обождите. Наконец секретарь отворяет передо мною дверь кабинета Молотова:
Войдите, Вячеслав Михайлович Вас ждёт.
Молотов начал беседу с вопроса:
Приехали, чтобы хлопотать за Ваших финнов?
Я приехала, чтобы устно информировать Вас, как за рубежом общественное мнение воспринимает наши сорвавшиеся переговоры с Финляндией. При личном свидании сделать объективное и полное донесение. Мне кажется, что в Москве не представляют себе, что повлечёт за собой конфликт Советского Союза с Финляндией.
Скандинавы убедились на примере Польши, что нацистам мы не даём поблажки.
Все прогрессивные силы Европы будут на стороне Финляндии.
Это Вы империалистов Англии и Франции величаете прогрессивными силами? Их козни нам известны. А как
Ваши шведы? Удержатся ли на провозглашенной нейтральности?
Я старалась кратко, но чётко указать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечёт за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию.
На этом Молотов перебил меня.
Вы имеете в виду опять-таки прогрессивные силы империалистов Англии и Франции? Это всё учтено нами.
Моя информация встречена была Молотовым решительным отводом. Молотов несколько раз внушительно повторял мне, что договориться с финнами нет никакой возможности. Он перечислил основы проекта договора с Финляндией, которые сводились к обеспечению наших границ и, не посягая на независимость Финляндии, давали финнам компенсацию за передвижку линии границы более на север. На все предложения СССР у финской делегации был заготовлен только один ответ: Нет, не можем принять.
Так как никакие доводы не принимались во внимание, это создавало впечатление, что финское правительство решило для себя вопрос о неизбежности войны против СССР. Однако Советское правительство, говорил нарком, заинтересовано в нейтралитете скандинавских стран.
Нужно сделать всё возможное, чтобы удержать их от вступления в войну. Одним фронтом против нас будет меньше, сказал Молотов на прощание.
Хотелось, особенно после встречи с Молотовым, позвонить Сталину. Внутренне порывалась несколько раз, но, сознавая всю сложившуюся обстановку, ту напряженность момента и ответственность, которая свалилась на Сталина, я беспокоить его не могла.
Прошло несколько суетливых дней. Я решила почти все свои дела и уже собиралась уезжать. Вдруг раздался телефонный звонок:
Товарищ Александра Михайловна Коллонтай?
Да. Я Вас слушаю.
Вас приглашает товарищ Сталин. Могли бы Вы встретиться? И какое время Вас бы устроило?
Я ответила, что в любую минуту, как это угодно товарищу Сталину. Какое-то время наступило молчание. Видимо, секретарь докладывал Сталину.
А сейчас можете?
Конечно, могу.
Через семь минут машина будет у главного подъезда гостиницы Москва. До свидания.
Я вновь в кабинете Сталина в Кремле. Сталин встал из-за своего рабочего стола мне навстречу и, улыбаясь, долго тряс мою руку. Спросил о здоровье и предложил присесть.
Внешне Сталин выглядел усталым, озабоченным, но спокойным, уверенным, хотя чувствовалось, какая глыба тяжести на нём лежит. Это с особой силой я почувствовала, когда Сталин стал прохаживаться вдоль длинного стола взад и вперёд. Его голова как будто втянулась в плечи под громадою дел. И тут же Сталин спросил: Как идут дела у Вас и Ваших скандинавских нейтралов?
Пока я собиралась кратко и притом ёмко ответить, Сталин заговорил о переговорах с финской делегацией в Москве, о том, что шестимесячные переговоры ни к чему не привели. Финская делегация в середине ноября уехала из Москвы и больше не вернулась с новыми директивами, как обещала. Договор, который должен был обеспечить мир и мирное соседство между СССР и Финляндией, остался неподписанным. Сталин был обеспокоен, но никакой тревоги не ощущалось.
В основном разговор вёлся вокруг обстановки, сложившейся с Финляндией. Сталин советовал усилить работу советского посольства по изучению обстановки в скандинавских странах, в связи с проникновением Германии в эти страны, чтобы привлечь правительства Норвегии и Швеции и повлиять на Финляндию, дабы не допустить конфликта. И, как бы заключая, сказал, что если уж не удастся его предотвратить, то он будет недолгим и обойдется малой кровью. Время уговоров и переговоров кончилось. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером.
Я почувствовала, что меня будто ударило каким-то током. Я впервые ощутила, как близка война. Из моих рук даже вывалился блокнот, который я брала с собой, идя в Кремль к Сталину, чтобы всё записать.
На этот раз беседа продолжалась более двух часов. Я не заметила, как быстро пролетело время. Сталин, беседуя со мной, в то же время как бы рассуждал вслух сам с собой. Он коснулся многих вопросов: о поражении народного фронта в Испании, много говорил о героях этой борьбы. Это продолжалось всего несколько минут. Главные его мысли были сосредоточены на положении нашей страны в мире, её роли и потенциальных возможностях И, как бы заключая, особо подчеркнул: Всё это ляжет на плечи русского народа. Ибо русский народ великий народ. Русский народ это добрый народ. У русского народа ясный ум. Он как бы рождён помогать другим нациям. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель, потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ неодолим, неисчерпаем.
Сталин коснулся многих имён от [Александра] Македонского до Наполеона. Я старалась не пропустить, в каком порядке он стал перечислять русские имена. Начал с киевских князей. Затем перечислил Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Калиту, Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Закончил Марксом и Лениным.
Я тут вклинилась, хотела сказать о роли Сталина в истории. Но сказала только: Ваше имя будет вписано Сталин поднял руку и остановил меня. Я стушевалась. Сталин продолжал Далее /1лова о сионизме.
Теперь проанализируем.
Часами ждать посол, вызванный на определённое время, не мог.
Коллонтай, которая делала революцию и прекрасно знала, кто такие Молотов и Сталин, просто не могла разговаривать с ними в терминах школьных учебников и газетных передовиц. Особенно про империалистов и прогрессистов. Это термины из области газетных статей, но не из разговора двух осведомлённых людей.
Я вновь в кабинете Сталина в Кремле. Согласно Журналу посетителей, А. Коллонтай была в кремлёвском кабинете И. Сталина: 16 января 1931 года, 26 февраля и 4 июля 1934 года. А в 1939 году она у Сталина в кабинете не была. Но, может, они встречались в кабинете у Молотова или на даче в Кунцево? Нет, так как Коллонтай говорит именно о кремлёвском кабинете Сталина. Видимо, те люди, которые писали эту часть воспоминаний, не читали Журнал посетителей (в те годы он ещё был засекречен).
А когда впервые появилась эта фальшивка? Я прочитал её в томе 18 Собрания сочинений И. В. Сталина под редакцией Р. Косолапова (Тверь, Информационно-издательский центр Союз, 2006, с. 606611). А редактор-составитель в свою очередь ссылается на журнал Диалог (1998, 8, с. 9294). Я этот журнал не видел, поэтому могу предположить, что текст встречи сочинили в редакции упомянутого журнала.
На этой встрече Сталин говорил и о русском народе, и о Михаиле Кутузове. Напомню, что слова о русском народе взяты из его известного тоста, а о полководцах из его обращения 1941 года. То есть Сталин знал, что будет война и что он скажет после Победы.