Господи-и-и-и!
Оббежав всех и не отыскав ни одного живого, Афанасий грохнулся на колени в траву и принялся истово и громко молиться:
Господи да что же это такое? Да за что, Господи?
Умм! кто-то вдруг застонал, совсем рядом.
Афоня резко вскочил с колен, бросился к ракитнику оттуда и слышался стон.
Господи Кольша! Живой!
Живой, красивое лицо юноши скривилось. Только ранен малость вон, в руку. Вовремя ты явился, Афонька А ну-тко помоги-ко
Пошатываясь, раненый поднялся на ноги и, оглядев усыпанную мертвыми телами поляну, застонал:
О, Святая София! Проклятые тевтонцы!
Тевтонцы? переспросил отрок. А я же их видел едва разминулся. Человек сорок отряд, и ехали вроде как в сторону Пскова.
Не, не в Псков просто к озеру, а там до Дерпта на лодье.
Я вначале думал они это на службу
На службу? Кольша неожиданно расхохотался, скорбно покачав головой. Не-ет, сволочам этим денег не надобно вон, и возы наши не тронули. Не за добром явилися за пораженье свое мстят!
Ты думаешь?
Уверен Сам посмотри.
Афоня оглянулся и вдруг увидал бегущую на поляну фигуру, в которой узнал тихого и невзрачного обозного паренька из простых то ли возчика, то шорника, то ли просто слугу «на подхвате».
Ого! проследив за его взглядом, удивился и Кольша. Это же Микита, челядин наш, раб! Э-эй, Микитка-а-а! Давай сюда-а-а-а!
Как и следовало ожидать, Микитка оказался испуган до дрожи и заикания:
А я это за водой, да-а А они Я смотрю тут Бух, бух мечами, стрелами Эвон, из ольшаника налетели Язм в папоротниках схоронился, ага Господи-и-и-и что же нам теперь делать-то?
Не знаю!!! Не знаю, не знаю, не знаю!
Кольша, несмотря на весь свой гонор, тоже недалеко ушел от раба, разве что говорил более-менее связно, да вот только предложить ничего не смог, и, видя такое дело, Афоня взял ситуацию в свои руки а что еще оставалось-то? Хоть кому-то да надо. Почему же не ему?
Сперва похороним всех, подумав, быстро распорядился отрок. Лопаты в телегах есть, давайте могилы копать. Потом крестики сладим, помолимся А уж потом поедем домой. Обоз-то цел!
С ума сошел! отмахнулся Кольша. Вот так вот и поедем? Втроем?
До озера доберемся, а там людишек наймем, Афоня даже как-то сразу повзрослел, чувствуя нежданно-негаданно свалившуюся ему на голову ответственность, которую отрок это хорошо видел больше не был готов разделить никто: ни новгородский приказчик Кольша, ни уж тем более Микитка-раб.
О челядине тоже, кстати, следовало подумать.
Ты чей раб, Микита? Дядюшкин?
Его
Дядюшка Семен Игнатьич, упокой его господи, вдовец думаю, ты и не раб более!
Как это не раб? вскинулся было Кольша, но тут же осел под тяжелыми взглядами двух пар глаз: светло-голубых Афанасия, и карих Микиты.
Не раб! твердо повторил отрок. Дядюшка вдовец, и ныне хозяина тебе, Микита, нету.
Что же мне в изгои, что ль? челядин в ужасе округлил глаза. Скитаться? Совсем пропасть?
Почему в изгои? рассудительно промолвил Афоня. Я так думаю, в рядовичи мы тебя в Новгороде поверстаем
В рядовичи?! В карих глазах раба вспыхнула радость.
Да, в рядовичи! Так, как служил и будешь дальше служить, токмо уж по ряду. Да не бойся, не бросим, тем более после такого вот Нам бы обоз довести, тут ведь и соль, и крицы медные многие кузнецы в Новгороде его ждут не дождутся. Раз уж мы живы доведем, наймем возчиков серебро у дядюшки было искать надо. Ну, что смотрите? Обыщем всех да за лопаты. Нам еще до озера добираться.
С трудом, с передышками, но вырыли-таки могилы, погребли всех, срубили-поставили кресты. Потом по очереди стали читать молитвы, уж как умели, что знали
Кольшу пару раз вырвало, и он ушел к ручью вымыться А серебришко, кстати нашли! Правда, не так уж и много.
Одному хватит, оглядываясь на ушедшего Кольшу, тихо промолвил раб. Видал, Афоня, как он на серебро зыркал? Собла-а-азн!
Да какой соблазн? усмехнулся отрок. У Кольши в Новгороде и дом, и семейство куда он денется-то?
Как бы он нас не
Да что ты такое говоришь-то!
Говорю же соблазн! тряхнув темными кудрями, упрямо повторил Микита. А Кольша не святой Павел. Ничо, Афанасий, спокоен будь, я уж за ним прослежу.
Однако, Афоня зябко повел плечом, хотя сейчас было довольно жарко. Смотрю, не шибко-то ты приказчика нашего жалуешь
Видал кое-что, снова оглянувшись, челядин понизил голос до шепота. Его рыцарь один едва ль было не пришиб да Кольша заскулил тот его в живых и оставил похоже, что одного он, приказчик-то, последний и оставался в ракитнике.
Не убил, говоришь? юный охотник в недоверчивом удивлении вскинул левую бровь. Так что же сжалился?
Кто его знает? Может, и так.
А зачем свидетеля в живых оставлять? Не знаешь? глянув на собеседника, Афоня махнул рукой. Вот и я не знаю. А что за рыцарь-то?
Такой, лет, может, тридцать или поболе. Лицом худ, бородка рыжеватая, острая да, в левом ухе серьга золотая!
Золотая?
Неужто рыцарь будет медяшку носить?
Знаешь, Микита, тевтонские немцы не просто рыцари, но еще и монахи. По уставу орденскому у них вообще никаких серег быть не должно!
Тут вернулся и Кольша, разговор на том и закончился парни запрягли лошадей и, связав возы цугом, неспешно подались по лесной дороге к Чудскому озеру, оставив за собой полянку, полную свежих могильных крестов. В ольшанике радостно щебетали птицы, над желтыми одуванчиками на показавшемся впереди лугу порхали разноцветные бабочки, а в синем высоком небе ярко сверкало солнце.
Трехмачтовая палубная ладья «Святитель Петр» под синим с серебряными медведями новгородским флагом вышла из ревельской гавани почти ровно в полдень и, повернув на восток, взяла курс к Нарве. Кормчий Амос Кульдеев, коренастый, косая сажень в плечах, мужик с красным, обветренным лицом с небольшой сивой бородкой, поглаживая нывший на погоду бок под темным бархатом длинного по стокгольмской моде кафтана, привычно перекладывал румпель и чувствовал, как под кормою ходит-поворачивается руль, устраиваемый на лодье на манер ганзейского когга. Никаких морских разбойников хоть ладья и пустилась в путь одна кормчий вовсе не боялся: во-первых что тут и плыть-то? А во-вторых, в сложившейся международной обстановке, когда Новая Русь властно выходила на Балтику, мало кто бы сейчас осмелился напасть на новгородское судно: все договоры с могущественной Ганзой новые властелины Руси подтвердили, а недобитых тевтонцев первый на Балтике флот! Великий Всея Руси князь Георгий втихомолку поддерживал; так, на всякий случай в противовес императору Сигизмунду и против той же Ганзы мало ли, обнаглеют купчишки?
Каких-либо многочисленных и хорошо организованных пиратских групп, типа не так давно разбитых теми же тевтонцами и Ганзой витальеров, нынче на Балтике не обреталось, однако всякая зубастая мелочь, конечно, шастала на тех пираний имелись на «Святителе Петре» акульи зубы в виде дюжины секретных «новгородских бомбард», придуманных все тем же князем Георгием и бьющих тяжелыми оперенными стрелами верст на шесть. Впрочем, бомбарды это на спокойной воде только, а для всяких неожиданностей держал купчина Амос на своем корабле хорошую абордажную команду в лице бывших ушкуйников знаменитой хлыновской ватаги, некогда заставлявшей дрожать всю Орду, про царицу которой великую ханшу Айгиль ходили самые разные слухи, один нелепее другого. Говорят, слухи те распускали враги-конкуренты ханши, в первую голову царевич Яндыз и все такие прочие. Вообще же, теперь не Русь Орде дань платила Орда Руси: за спокойствие от хлыновцев, коих сам великий князь обещал ордынской царице унять и унял-таки, часть ватажников взяв непосредственно под свое крыло в целях создания мощного флота, а часть большую! отправив на покоренье Сибири.