И вновь принялся ждать Афанасий, забыл уже и про обоз, и про то, что дневка не вечная. Совсем забыл охотничий азарт ухватил парня со всей своей властной силою, так, что и не упомнишь ничего, кроме охоты, и не уйдешь. Ох, напрасно отпустил парня дядюшка Семен Игнатьевич!
Таился Афоня в можжевельнике, соболя с терпеливостью поджидал, да о своем думал. О том, что вчерась шли за обозом какие-то люди то и доложено было дядюшке, да тот лишь махнул рукой мало ли кто нынче по дорогам ездит да ходит? Ливонские земли, это тебе не Пашозерский погост народу-то куда как побольше. Вот и ездят. Кто в Дерпт-Юрьев на ярмарку, кто обратно, кто на поля сев! а кто и к озеру Чудскому, за сладкой рыбкою. Отрок и спорить не стал гостю заморскому лучше знать. Однако для себя все запомнил и сегодня, к ночке ближе, ладил посмотреть: кто же там все-таки бродит? Все же казалось парню вроде как таясь шли. Не нагоняли, но близехонько то всегда по птицам орущим видно. Они птицы-то и сейчас орут, кружат. Но то ясно, почему обозники на привал становятся, дровишки для костра рубят. Вот что-то звякнуло, а вот заржала лошадь нехорошо так, тревожно, видать, увидала змею или почуяла волка.
Оп! Налетевший вдруг ветерок, легкий и по-весеннему теплый, принес явственный запах зверя еле различимый, но Афанасий сразу почуял, вскинул лук, затаил дыхание
Ну, вот он соболь! Небольшой такой зверек, мохнатый, с круглой головой и чуть вытянутой мордочкой. А мех Пей, пей, соболек! Теперь уж ужо А меха-то и нет! Плохой мех-то весна. Прежний-то мех, пушистый, зимний когда соболя только и бить! сошел, а новый, летний не мех, а смех!
И чего ради приложить стрелой зверя? Гордость свою потешить, чтобы знали все, кто такой Афанасий, сын Трегуба Иванкова? Не-ет, настоящие охотники так никогда не поступают не дело то! Зверя, если не нужен, не стоит бить Смеяться, правда, будут Да пусть себе смеются-то! Брань и та на вороту не виснет, а уж смех и подавно.
Усмехнувшись, отрок поднялся на ноги и вышел из-за кустов только соболька и видали! Ускользнул в ельник вмиг, лишь хостом махнул напоследок. Да и ладно! Куда лучше сейчас какую-нибудь дичь запромыслить перепелку, тетерку, рябчика. Чуть подальше во-он там, в борке наверняка есть кто-то. Наверняка! Правда крюк, ну да ладно ноги крепкие.
Опытный, несмотря на юность, охотник Афоня подстрелил двух тетерок довольно быстро можно сказать, дичь сама в руки далась и, кинув птиц в котомку, быстро зашагал к дороге.
Места кругом тянулись незнакомые, и юноша, в поисках соболя и дичи, зашел довольно-таки далеко и теперь нужно было как можно скорей возвращаться или уж в крайнем случае перехватить обоз по дороге, стерпев все последующие насмешки. А дичь она и на ужин сгодится, хоть в лесу ночевать, хоть на постоялом дворе тогда уж там хозяйка пусть тетерок запечет или сварит.
Углядев за черноталом дорогу, отрок прибавил шагу и уже почти бежал, перепрыгивая с кочки на кочку, когда вдруг услыхал впереди лошадиное ржание. Обоз!
Афоня хотел уж было покричать, помахать своим те вот-вот должны были показаться из ельника и показались
Какие-то мрачного вида люди, всадники в темных плащах, судя по одежде немцы! Живо схоронившись за куст а пущай, от греха, проедут, юноша всмотрелся внимательнее, заметив, что никакие это не торговцы, а люди воинские, может быть даже рыцари или сержанты, кнехты. На ком-то поблескивали кольчуги, на ком-то кирасы латные, а у кого-то смешно топорщились бархатные, с гвоздочками, курточки то не курточка, а боевой доспех из обшитых тканью пластин, называется бригантина, и стоит Афанасий сам видал в Дерпте на рынке двадцать пять золотых монет гульденов или флоринов или венецианских дукатов! А двадцать пять флоринов это это это ммм это почти две тысячи серебряных грошей жалованье младшего приказчика за целый год беспорочной службы! Даже на один грош и то много чего купить можно скажем, кельнский фунт мяса, или дюжину яиц, или пирогов, или да на целый день хватит, а ежели скромненько так и на два!
Раз, два, три на всякий случай отрок шепотом считал немцев, знал купец о них обязательно спросит, а сведения должны быть точными. Дюжина и два дюжина и три
У всех всадников покачивались подвешенные к седлам шлемы обычные, без всяких выкрутасов, каски, которые с удовольствием надевали в битву и рыцари меч с таких касок соскальзывал. Кроме касок с латами, имелись, конечно же, и длинные рыцарские мечи, и палаши, и боевые топоры алебарды, а также еще кистени, шестоперы, палицы ого! Еще и арбалеты не со стременем и рычагом «козья нога», а с зубчиками кремальерой, удобней в лесу для зарядки, можно с лошади не слезать. Однако куда же они такие оружные направились-то? К Чудскому озеру, в псковские земли, кои ныне Господину Великому Новгороду подчиняются, или Новой Руси, как еще прозывали. Так вроде Новгород с орденскими немцами не воюет. Ни с недавно разгромленными тевтонцами, ни с ливонцами Зачем тогда столько оружия с собою возить? Больших разбойничьих ватаг про то дядюшка Семен Игнатьич говаривал в здешних лесах нет, а малые
три дюжины и один, три дюжины и три сорок!
а малые на сорок человек не сунутся! Тем более те без товаров едут, без телег А! Вот и гербы!
Афоня наконец-то разглядел на плащах всадников золотые с черным кресты да черного же одноглавого орла на золотом поле. Теперь все ясно тевтонцы. Новгороду Новой Руси они теперь не враги, мира, торговлишки выгодной ищут. У тевтонских немцев, дядюшка рассказывал, самые лучшие корабли не у всякого ганзейского города таковые сыщутся. С такими-то кораблями чего бы не торговать-то? Вот и посуху, бывает, торгуют хотя эти-то вовсе на купцов не похожи Ха! Ну, конечно ж! Ясно, куда эти тевтонцы едут, тут и думать нечего в Псков, на службу воинскую наниматься, рубежи литовские охранять бывшие литовские, а ныне Новой Руси! Витовта с Ягайлой нет ныне убиты иль бегают где бог весть! Великий князь Егор-Георгий Заозерский всех прогнал, а еще ранее с Ордой замирился, царицу на престол посадив. Теперь та царица князю Егору обязана, вот и мир никто с набегами на землю русскую не приходит. Правда, у самих замятни хватает то там, то сям мятеж все обиженные правды ищут: то бывший московский властелин Василий, то тот же Витовт, а то и кто из татарских царевичей, бабу на ордынском троне терпеть не желающих.
Да! Эти на службу едут, деньжат подзаработать дело верное, платят русичи нынче щедро! А говорят промеж собою чудно. Афоня прислушался, приложил руку к уху: вроде и немецкая речь но не такая, как у орденских или, к примеру, ревельских да дерптских немцев другая совсем, мало что и понятно.
Да и черт с ними со всеми пусть себе едут. А показывать себя нечего вдруг что задумают? Одинокого-то путника пограбить милое дело, пускай и нечего, честно сказать, с Афанасия взять. Хотя как же нечего-то? А тетерки?
Пропустив непонятных немцев, подросток еще некоторое время выждал вдруг да вернутся за чем-нибудь? и, выбравшись на дорогу, побежал к обозу.
Между прочим, далеконько пришлось бежать-то! Взобрался на небольшую горушку, с нее вниз, да вброд через неширокий ручей, потом опять на пригорок, и снова вброд, потом ольшаником, ельником а уж опосля опосля и полянка знакомая показалась.
Никуда еще не делись обозные, даже волов да лошадок, пастись пущенных, в возы не впрягли. Посреди полянки догорал костер, а вокруг Выбежав из-за елочной молоди, отрок так и застыл в изумлении, отчаяньи и горе!
Все обозные все, кого он знал, включая самого купца, Семена Игнатьевича валялись на свежей травке в самых различных позах. Мертвые! Точнее сказать убитые. Кто с проломленной головой, кто с разрубленной шеей, а кто и со стрелой в сердце И все добиты, ни одного раненого