В тот день, когда мы сошли с поезда Южной железной дороги, хлестал жуткий ливень; угадайте, кто-нибудь потрудился нас встретить? А ведь я сорок один цент от себя оторвал, чтоб телеграмму отбить! Пожалуйте: с беременной женой под проливным дождем семь миль пешедралом. Мардж пришлось несладко, потому как у меня спина побаливает, где уж тут баулы волохать. Но потом увидел я этот особняк и, честно сказать, обалдел. Большой, желтого цвета, вдоль всего фасада настоящие колонны, двор камелиями обсажен, розовыми и белыми.
Юнис и Оливия-Энн увидели, что мы уже тут, и затаились в прихожей. Клянусь, я бы дорого дал, чтоб вы поглядели на эту парочку. Да у вас бы в тот же миг душа отошла! Юнис огромная старая корова, одна филейная часть на центнер потянет, не меньше. По дому вечно разгуливает в допотопной ночнушке, называет ее «кимоно», хотя кимоно здесь и близко не лежало, а по факту засаленная бумазейная хламида. Мало этого пытается корчить из себя леди, а сама жует табак и тишком сплевывает куда попало. В пику мне постоянно талдычит, какое у нее превосходное образование, хотя лично меня этим не проймешь: я-то знаю, что Юнис даже комиксы в газете по слогам читает. Хотя стоит признать: где требуется сложение и вычитание денег, там она большая дока, и один лишь Господь Бог знает, каких постов могла бы достичь Юнис, работай она в Вашингтоне, где печатают эти бумажки. Впрочем, деньжищ у нее и без того навалом. Сама она, понятное дело, отнекивается, но я-то знаю, потому как однажды совершенно случайно обнаружил тысячу баксов, заныканную в цветочном горшке на боковой веранде. Рука моя к ним не прикасалась, ни-ни, а Юнис знай орет, что я умыкнул стодолларовую купюру, да только это наглая ложь, от первого слова до последнего. А вот поди ж ты: все бредни Юнис равносильны приговору верховного трибунала, а как же иначе! Не родился еще в Адмиралз-Милл такой смельчак, чтобы запросто встать и сказать, что не должен ей денег, а если б она заявила, что Чарли Карсон (девяностолетний слепец, парализованный аж с одна тысяча восемьсот девяносто шестого) на нее набросился и взял силой, то все в округе поклялись бы на целой стопке Библий, что так оно и было.
Теперь насчет Оливии-Энн. Эта еще хлестче святой истинный крест! От Юнис отличается лишь тем, что не так сильно меня достает, поскольку с рождения придурочная и, по-хорошему, должна бы содержаться под замком где-нибудь на чердаке. Бледная как смерть, худющая, усатая. Сидит день-деньской на корточках и вострит какую-нибудь палку своим здоровенным тесаком, а если палку отобрать того и гляди устроит дьявольскую вакханалию, какую она учинила с Миссис-Гарри-Стеллер-Смит. Я пообещал держать язык за зубами, но когда уже покушаются на человеческую жизнь плевал я на эти обещания!
Миссис-Гарри-Стеллер-Смит это была канарейка Юнис, названная в честь знахарки из Пенсаколы: та подпольно готовит снадобье от всего организма Юнис, к примеру, глотает его от подагры. В один прекрасный день слышу в гостиной жуткий грохот, бегу туда и что я вижу: клетка настежь, а Оливия-Энн с метлой наперевес гонит Миссис-Гарри-Стеллер-Смит в распахнутое окно. Удачно получилось, что я ее застукал, а иначе бы ей это злодеяние сошло с рук. Оливия-Энн испугалась, как бы я не донес на нее сестрице, и забормотала, что, мол, негоже держать взаперти божью тварь, но при этом обмолвилась, что ей канарейкин щебет как серпом по мозгам. Пожалел я старуху, тем более что она мне два доллара дала, чтоб я ее не выдавал; пришлось помочь ей обставиться перед Юнис что вы, я целую историю сочинил. Разумеется, я бы и за бесплатно ее выручил, но просто дал старухе возможность успокоить свою совесть.
Итак, не успел я войти в дом Юнис тут как тут:
И вот за это чудо ты выскочила, не спросясь нас, а, Мардж?
Мардж ей отвечает:
Тетушка Юнис, да ведь он же писаный красавец, разве нет?
Юнис м-е-д-л-е-н-н-о смерила меня взглядом с головы до пят, а затем потребовала:
Скажи ему пусть задом повернется.
Стою, значит, я к ней спиной, а Юнис рассуждает вслух:
Видать, ты отхватила самого мелкого и рыхлого порося во всем помете. Боже правый, да это вообще не человек!
Вот так меня не оскорбляли еще ни разу в жизни! Ну, допустим, я не каланча, но мне ведь еще расти, вверх тянуться.
Конечно же, он человек, возражает ей Мардж.
Тут слово взяла Оливия-Энн, которая до сего момента стояла с разинутым ртом, куда свободно могли залетать мухи и беспрепятственно вылетать обратно.
Сестрица дело говорит. Это не человек и даже не человекообразное существо. Я и помыслить не могу, что этот недомерок будет тут мельтешить и пытаться убедить нас в обратном! Черта с два! Он даже не мужеского полу!
На что Мардж возмутилась:
Ты, кажется, забываешь, тетушка Оливия-Энн, что это мой законный муж, отец моего будущего ребенка.
Юнис издала омерзительный рык, на какой способна только она одна, и говорит:
Нашла чем бахвалиться.
Ну, не сердечный ли прием? Вот, спрашивается, чего ради я ушел из мелкооптовой торговли?
Но это ерунда по сравнению тем, что случилось аккурат в тот же вечер. После ужина, когда Блюбелл убрала со стола, Мардж самым что ни на есть уважительным тоном поинтересовалась у теток, можно ли нам взять их машину, чтобы съездить в Финикс посмотреть фильм.
Ты, должно быть, с дуба рухнула, милочка, отрезала Юнис.
Можно подумать, мы на ее «кимоно» покусились.
И впрямь, с дуба рухнула, поддакнула Оливия-Энн.
Это шесть часов езды, продолжала Юнис, а ты, коли подумала, что я позволю этому недомерку сесть за руль моего почти новехонького «шевроле» образца тридцать четвертого года и съездить хотя бы до нужника и обратно, в самом деле с дуба рухнула.
Немудрено, что после такой тирады Мардж расплакалась.
Успокойся, родная, говорю ей, в свое время мне довелось и «кадиллаками» править.
Ох, батюшки мои, фыркнула Юнис.
Ага, подтвердил я.
Да если ему в этой жизни довелось править чем-нибудь, кроме сохи, то я сожру десяток сусликов, зажаренных в скипидаре! взвилась Юнис.
Я не позволю вам так обращаться с моим мужем, вступилась Мардж. Ты бредишь, тетушка! С чего ты взяла, что я подобрала какого-то проходимца из проходного двора?
Правда глаза колет, фыркнула Юнис.
И нечего перед нами дурочку ломать! заверещала Оливия-Энн таким голосом, что я даже подумал, будто это не тетка блажит, а осел в соседнем дворе зазывает ослицу на случку.
Знаешь ли, мы не вчера на свет родились, затарахтела Юнис.
На что Мардж им отвечает:
Да как вы не понимаете: я обручена с этим человеком, пока смерть не разлучит нас, три с половиной месяца назад, по закону, и соединил нас не кто-нибудь, а уполномоченный мировой судья. Кто угодно это подтвердит. А вдобавок, тетушка Юнис, мой муж не раб, он белый человек, и ему стукнуло шестнадцать. Более того, Джордж Фар Сильвестер не одобрит, что его отца третируют этаким манером.
Джордж Фар Сильвестер имя нашего будущего наследника. Неслабо, да? Только вот с учетом всего, что происходит, мне сейчас не до этого.
Но как у девчонки может быть ребенок от девчонки? вопрошает Оливия-Энн, чтобы еще сильней уязвить мое мужское достоинство. Это что-то новенькое.
Ладно, хватит, отрезала Юнис. Про кино в Финиксе забудь.
Так ведь там Джуди Гарленд[5] играет, всхлипнула Мардж.
Не переживай, родная, говорю ей, я определенно видел эту картину в Мобиле лет десять назад.
Врет и не краснеет! вскинулась Оливия-Энн. Мерзавец. Десять лет назад Джуди еще в кино не снималась.
За свои пятьдесят два года Оливия-Энн не посмотрела ни единой кинокартины (она нипочем не признается, сколько ей лет, однако я навел справки в Монтгомери[6], где в капитолии штата охотно предоставили все интересующие меня сведения), но зато выписывает восемь киноальманахов. Если верить почтмейстерше Делэнси, никакая другая корреспонденция (бесплатные каталоги не в счет) на этот адрес вообще не приходит. Вдобавок я заметил у тетки нездоровое увлечение Гэри Купером[7]: сундук и два чемодана, набитых его фотографиями, говорят сами за себя.