Ты доктор из долины? спросил он.
Нет. Я приезжий, провожу здесь отпуск, хочу полазать по горам. Мне нужно где-нибудь переночевать. Вы не согласитесь пустить меня на ночлег?
Он помрачнел и вместо прямого ответа сказал:
В доме тяжелый больной. Я не знаю, что делать. Обещали прислать доктора. Ты никого не встретил по дороге?
Боюсь, что нет. Кроме меня, сюда никто не поднимался. А кто болен? Ребенок?
Мужчина покачал головой:
Нет-нет, здесь нет детей.
Он был явно растерян и сбит с толку. Я мог ему только посочувствовать, но понятия не имел, чем помочь. У меня не было при себе никаких лекарств, кроме пакета первой помощи и пузырька с аспирином. Если у больного жар, аспирин мог сбить температуру. Я вынул аспирин из рюкзака и отсыпал мужчине в ладонь горсть таблеток.
Попробуйте ему дать. Это может помочь.
Он знаком поманил меня в дом:
Послушай, дай ему сам.
У меня не было особого желания заходить внутрь и наблюдать агонию какого-то хозяйского родича, но соображения гуманности перевесили. Я последовал за хозяином. У стены стояла кровать на козлах; на ней под двумя одеялами лежал человек с закрытыми глазами. Он был бледен, небрит, черты его лица заострились, как бывает у тех, кому недолго осталось жить. Я подошел и взглянул на него. Он поднял веки. Какое-то мгновение мы, не веря себе, смотрели друг на друга. Потом он улыбнулся и протянул ко мне руку. Это был Виктор
Слава тебе господи, прошептал он.
От волнения слова застряли у меня в горле. Виктор жестом подозвал хозяина и стал что-то ему втолковывать на местном наречии очевидно, объяснял, что мы старые друзья. Хозяин как будто понял, успокоился и вышел, оставив нас вдвоем. Я молча стоял у кровати Виктора, держа его руку в своей.
И давно ты в таком состоянии? спросил я наконец.
Пятые сутки. Плеврит разыгрался. Обычная моя хворь. На этот раз посильней прихватило. Старею.
Он снова улыбнулся. Я видел, что он смертельно болен, но в моих глазах он мало изменился это был все тот же, прежний Виктор.
А ты, судя по всему, преуспеваешь, сказал он, продолжая улыбаться. Вид у тебя вполне сытый, гладкий.
Я спросил, почему он перестал мне писать, как прошли для него эти двадцать лет.
Я от всего отрешился. Как и ты, наверно, только на свой манер. Плыву по течению. В Англии не был со дня отъезда. Что ты там держишь? спросил он.
Я показал ему аспирин:
Боюсь, это мало поможет. Вот что я предлагаю: я останусь здесь на ночь, а с утра первым делом договорюсь с хозяином, найму пару крепких ребят, и вместе мы тебя транспортируем в долину.
Он покачал головой:
Пустая трата времени. Мне крышка. Я знаю.
Чепуха! Тебе нужен врач и нормальный уход. Здесь это организовать невозможно. Я оглядел помещение, плохо освещенное, душное.
Да не заботься ты обо мне. Есть кое-кто поважнее.
Кто же?
Анна. И пока я оторопело молчал, не находя слов, Виктор добавил: Она по-прежнему на Монте-Верита.
Ты хочешь сказать, что она так и осталась там? В монастыре?
Ну да. Поэтому я здесь. Бываю регулярно, раз в году с тех самых пор. Ты забыл? Я же писал тебе, сразу после войны. Живу на побережье, в рыболовецком порту, там тихо, спокойно. И каждый год, в одно и то же время, поднимаюсь сюда. Нынче вот припозднился из-за болезни.
Все это было невероятно. Что за существование двадцать лет одиночества, без друзей, без интересов Месяцами ждать, пока придет час очередного безнадежного паломничества
Ты хоть раз ее видел? спросил я.
Нет.
Ты пишешь ей?
Каждый год. Пишу заранее, письмо беру с собой и оставляю у стены, а на другой день прихожу за ответом.
И твое письмо забирают?
Всегда. На его месте я каждый раз нахожу плоский камень. И там чем-то острым нацарапано несколько слов. Я уношу все эти камни с собой. Их уже много накопилось. Лежат дома у меня, на побережье.
Его слова меня поразили. Сохранить такую верность, преданность, пронести через долгие годы
Я пытался узнать про их религию, продолжал он. Вера очень древняя, древнее христианства. О ней упоминается в старых книгах не прямо, намеками. Я кое-что раскопал. Говорил с учеными, которые изучают мистицизм, старинные обряды древней Галлии, друидов. Когда-то между горными народами существовала тесная связь. И во всех источниках особо подчеркивается власть луны и вера в то, что последователи этой религии навсегда остаются юными и прекрасными.
Ты так говоришь об этом, Виктор, словно сам веришь, сказал я.
Да, верю. И дети тоже верят те немногие, что остались в деревне.
Наш разговор явно утомил его. Он потянулся за кувшином с водой, который стоял на полу возле кровати.
Дружище, сказал я, аспирин тебе не повредит. Снимет жар. Поможет заснуть.
Я заставил его принять три таблетки и поплотнее укрыл одеялами.
Есть в доме женщины? на всякий случай спросил я.
Нет. И это для меня загадка. Деревня почти пустая. Говорят, всех женщин и детей помоложе переправили в долину. Осталось в общей сложности десятка два мужчин и подростков.
А когда именно ушли женщины и дети?
Похоже, за несколько дней до того, как я сюда добрался. Этот малый, которого ты видел, сын старика, что жил здесь раньше. Старик давно умер, а сын дурак дураком. О чем ни спросишь, ничего не знает. В хозяйстве, впрочем, кое-что смыслит еды принесет и постель тоже даст. А вот мальчонка у него вполне сообразительный.
Виктор закрыл глаза; я надеялся, что он уснет. Я догадывался, почему женщины и дети бежали из деревни: жителей предупредили о возможных волнениях. Виктору я об этом сказать не решился. Только бы он уступил моим уговорам и позволил перенести его в долину
К этому времени совсем стемнело, и я проголодался. Я прошел через какую-то полутемную клетушку и очутился на задворках дома. Там никого не было, кроме хозяйского сына. Я попросил его принести мне что-нибудь поесть. Он понял и принес хлеб, масло и сыр. Пока я ел, он стоял и смотрел на меня. Виктор лежал с закрытыми глазами, и я думал, что он спит.
Он поправится? спросил мальчик. К счастью, он изъяснялся не на местном наречии.
Думаю, да. Если удастся найти кого-то, кто поможет доставить его в долину, к доктору.
Я сам помогу, сказал мальчик. Позову еще двух ребят. Идти надо завтра. Потом будет трудно.
Почему?
Послезавтра придут люди из долины, поднимется шум, все пойдут наверх. И мы с ребятами тоже пойдем.
И что там будет наверху?
Секунду он колебался, но не ответил и только взглянул на меня быстрыми, смышлеными глазами.
Не знаю, бросил он и скрылся в глубине дома.
С кровати донесся голос Виктора:
Что сказал мальчонка? Кто придет из долины?
Я толком не понял, ответил я с деланой беззаботностью. Кажется, ждут какую-то экспедицию. Кстати, он предложил помочь снести тебя в долину.
Откуда здесь возьмется экспедиция? Это какая-то ошибка.
Напрягая голос, он позвал мальчика и, когда тот появился, заговорил с ним на местном наречии. Мальчику было явно не по себе: он мялся и отвечал нехотя. Несколько раз в разговоре прозвучало «Монте-Верита». Потом мальчик ушел обратно, и мы с Виктором остались одни.
Ты что-нибудь понял? спросил он.
Нет.
Мне это страшно не нравится. Что-то тут затевается. С тех пор как я слег, чувствую что-то не так. Мужчины в глаза не смотрят, ведут себя странно. Мальчишка сказал в долине неспокойно, люди настроены воинственно. Ты не слыхал, что там творится?
Я не знал, что сказать. Виктор пристально глядел на меня.
Хозяин гостиницы особенно не откровенничал, признался я, выдержав паузу, но почему-то усердно отговаривал меня от похода на Монте-Верита.
И какие доводы приводил?
В общем никаких. Просто сказал, что могут быть неприятности.
Виктор задумался и вдруг спросил:
В долине случайно женщины не пропадали?
Лгать было бесполезно.
Да, я слышал пропала какая-то девушка. Неизвестно, правда или нет.