И все шло хорошо, пока не объявился на верфи вице-президент Адмиралтейств-коллегии граф Иван Григорьевич Чернышев с небольшой свитой. Прибыл он с инспекцией по ходу работ на вновь строящихся кораблях, заложенных по личному повелению ее императорского величества.
Началась инспекция с того, что графа крепко обматерили. Только Чернышев подошел к «Святому Януарию», как на него сверху упал кусок отпиленного бруса. Граф еле увернулся, невольно вскрикнув.
Мать вашу что за ротозеи болтаются на стапеле? послышался невидимый голос откуда-то сверху. Касатонов, гони к
Так-то ты начальство встречаешь, Потап Иванович, задрав голову, крикнул граф.
С борта свесился Качалов, весь в стружке, с фуганком в руке.
Извините, ваше сиятельство, но зашибем же, не ровен час.
Ладно, не оправдывайся.
Подняться не желаете?
Нет, и так вижу, работа кипит, видать, к сроку поспеваете.
Отчего же к сроку? Вы приглядитесь, минимум на две недели впереди идем.
Ты бы спустился, поговорить надобно.
Ладно. У меня тоже разговор к вам имеется.
Вскоре мастер спустился.
Вот он я, ваше сиятельство, сказал Качалов, отряхиваясь от стружки.
Так что ты хотел, Потап Иванович?
Скоро верхнюю палубу ладить будем, а палубной доски до сих пор нет.
Так за тобой никто не поспевает. Ладно, узнаю, что там. Лубянов, запиши, обратился он к одному из сопровождающих.
Вот, и еще запиши насчет парусов, шить пора, и с пушками тоже непонятно, про шлюпки тоже узнать надобно.
Я вчера у мастера Веста был в Кронштадте, он шлюпки на два корабля строит, ответил Чернышев.
Сего мастера знаю, так что за шлюпки теперь спокоен.
А я вот с чем к тебе, Потап Иванович. Пожелала государыня отправить молодых людей на обучение в Европу, да не абы каких, а тех, кто уже при морском деле состоит и языкам обучен. Обратился я к Весту, а он пожаловался, что ты сманил у него лучшего мастерового, да еще и переводчика.
О как! А он не говорил случайно, что я ему двух своих парней отдал?
Не было такого.
Вот шельма!
Так где твой подмастерье?
Э, нет, не отдам, хоть режьте, в сердцах воскликнул Качалов.
Ну, воле государыни перечить не надо.
А я и не перечу. Она повелела корабли строить, и сроки мне указаны. Как же я без мастеров волю монаршую исполню?
Эко завернул. Ладно, никто твоего ученика, покуда, не забирает. Достраивай свои корабли. Время есть. А поговорить с ним надобно.
Воля ваша, с досадой буркнул Качалов.
Эй, Касатонов, крикнул он куда-то вверх, спустись-ка.
Через минуту появился Касатонов.
Чернышев с удовольствием смотрел на этого широкоплечего, высокого парня, в русых вихрах которого запуталась деревянная стружка.
Здорово живешь, знаешь, кто я?
Никак нет, не ведаю.
Сие есть Адмиралтейств-коллегии вице-президент его сиятельство граф Иван Григорьевич Чернышев, с пафосом представил своего начальника Лубянов.
Желаю здравствовать. Ну а я корабел Александр Касатонов, спокойно ответил подмастерье.
Значит, корабли строить любишь? спросил Чернышев.
Люблю.
А как англичане корабли строят, хочешь узнать?
Так я знаю, у мастера Веста обучался.
Я не про то толкую. Я про верфи королевские говорю.
Как же не хотеть взглянуть, как у них там все устроено. Однако сие есть мечты несбыточные, а вот фрегат на стапеле и есть моя школа.
Не такие уж они несбыточные. Ну да ладно, пойдем, второй корабль посмотрим. А ты, Касатонов, запомни слова мои.
Свита направилась к следующему стапелю.
Это как понимать, Потап Иванович? недоуменно спросил Касатонов.
Придет время, узнаешь, уклончиво ответил Качалов, иди работать.
Сырая погода стояла уже неделю, вот и этим серым вечером моросило. По набережной Мойки медленно ехала карета, на секунду остановилась, из подворотни выскочил и быстро сел в нее человек в сером плаще, длинный шейный платок и треуголка почти скрывали его лицо.
Вы много пьете, Лубянов, граф этого не любит, произнес голос с акцентом.
Не волнуйтесь, с утра я всегда тверезый.
Я тоже не люблю, брезгливо ответил хозяин кареты.
Промозгло.
Повод нашли? Перестаньте, как у вас говорят, ваньку валять. Давайте к делу.
Хорошо, господин Сольмс. Третьего дня инспекцию проводили в Кронштадте, три галеры почти готовы. Вчера проводили инспекцию на Адмиралтейских верфях, там два корабля в шестьдесят шесть пушек споро строят, бодро докладывал титулярный советник, состоящий при Чернышеве.
Вы явно этому рады, язвительно отозвался прусский посланник.
Как же не радоваться?
Непостижимый вы народ, русские, как это в вас сочетается, с одной стороны за свой флот радеть, а с другой стороны на иностранную державу работать.
Одно другому не мешает.
Вот! Русским не мешает, рассмеялся Сольмс, что еще?
Пушки для этих кораблей уже начинают поступать, на следующей неделе планируется произвести опытный отстрел. Правда, не ведаю, откуда сии пушки и насколько они пригодные. До сих пор прибывали с Липецка, паршивые, дай бог, одна из пятнадцати экзаменацию выдерживала. Нынче с какого-то другого завода привезли.
Ну, два корабля не флот, тем более без хороших орудий.
Пока не флот, но это только начало, планы вполне серьезные, Чернышев самолично в Архангельск поедет еще два корабля принимать, потом на Каспий, на Азов офицеров отправляют, даже собираются целую команду корабелов и моряков направить в Англию на обучение.
Что, в Англию? Много ли, когда? встревоженно спросил Сольмс.
Сие держится в секрете, я только краем уха слышал, когда Чернышев на верфи об этом обмолвился.
Все разузнать незамедлительно, в подробностях, строго повелел Сольмс.
Трудновато будет, поднести надо кое-кому, с намеком сказал чиновник.
Вот тебе, Сольмс небрежно бросил кошелек, здесь на все хватит. Теперь иди, встретимся как обычно, и чтобы в следующий раз духа винного я от тебя не чуял, не переношу.
Слушаюсь, сказал Лубянов и покинул карету.
«Не переносит он, сам-то выпить, небось, не дурак», буркнул он себе под нос и направился к ближайшему трактиру.
Прусский посол в России граф Сольмс-Зонненвальдский из доклада своего агента понял главное: Екатерина всерьез взялась за обновление флота, а это есть вопрос геополитических притязаний Российской империи.
Глава пятая. «Гермес»
1765 год, август, Глазго
Молодой человек, облаченный в белый мундир с зелеными обшлагами, при шпаге и с небольшим саквояжем шел вдоль пирса в порту Глазго и явно что-то искал. Едва рассвело, и в столь ранний час спросить толком было не у кого, только пара пьяных матросов невнятной походкой плелись куда-то, да какая-то карета, на облучке которой никто не сидел, без дела стояла на пирсе. Наконец, юноша, кажется, увидел цель своего поиска и буквально застыл в изумлении. Трехмачтовый красавец корабль предстал перед ним, постепенно появляясь из рассеивающегося утреннего тумана. Его плавные обводы просто завораживали своими совершенными линиями, на носу под бушпритом красовалась фигура в виде мужчины с обнаженным торсом и крылатым позолоченным шлемом на голове. Покоренный красотой фрегата, Плещеев с восхищением рассматривал его от форштевня до клотиков мачт и так задрал голову, что треуголка чуть не свалилась.
Вид порта Глазго (1760 г.). Неизв. художник
Нравится? спросил кто-то за спиной.
Да, очень, восхищенно ответил Плещеев и обернулся. Перед ним стоял с лоском одетый морской офицер, возрастом за тридцать, был он высок, сухощав, узкое лицо его выглядело благородно, высокий лоб и ясный взгляд выдавали в нем человека умного.
У вас необычный мундир, похож на австрийский, произнес англичанин, с интересом разглядывая незнакомца.
Никак нет, я мичман российского флота.
Ах вот в чем дело, подозреваю, что это вас прислали на мой корабль, я, честно говоря, подумал, что это шутка, и хотел было уже сняться с якоря, никого не дожидаясь, курьеры из Адмиралтейства иногда привозят депеши, которые кроме грустного смеха ничего не вызывают.