После этого случая в ее наивной душе воцарилось убеждение, что теперь Григорий не сможет относиться к ней, как прежде, по-дружески. Поцелуй, страстный, безумный Ведь должен же он что-то значить для него! Но на поверку все было иначе. Григорий вдруг стал избегать девушку. Единственным местом, где молодые люди могли встретиться, была «улица». Но и туда Григорий стал наведываться от случая к случаю. Маша совсем загрустила. Любовь, дарующая людям радость и наслаждение, не имела ничего общего с любовью Маши, любовью безответной. Потребность видеть Григория каждый день была ей необходима так же, как потребность дышать. Она не в силах была жить без своего любимого, и от этого лишилась сна, аппетита, похудела и еще больше подурнела. Девушка в полной мере познала боль разочарования в любви, отчего и жить-то не хотелось, если бы не работа. Только на работе она чувствовала себя нужным и полезным человеком.
Больница, в которую устроилась работать Маша, была расположена в поселке городского типа Мураши, что в трех километрах от деревни Озерки. Поселок и деревню соединяла грунтовая дорога, вдоль которой тянулась посадка белой акации. Маша выходила из дома за полтора часа до начала работы, чтобы у нее было время подумать за время пути о своей жизни, складывавшейся не так, как она мечтала.
Руководил больницей главный врач Виктор Макарович Большой. Это был сорокалетний мужчина щуплого телосложения, невысокого роста, с темными, гладко зачесанными назад волосами, слегка поседевшими на висках. Виктор Макарович с радостью принял Машу на работу. Больница всегда испытывала потребность в квалифицированных кадрах, а тут хирургическая медсестра, прошедшая войну с первых и до последних дней. Так сложилась судьба, что главврач не был на войне, хотя неоднократно подавал заявления с просьбой отправить его на фронт. В первые дни войны ему отказали в просьбе, посчитав, что он больше принесет пользы, если останется работать в своей поселковой больнице (русские вой ска при отступлении несли большой урон в живой силе), а затем пришли немецкие оккупанты, установившие ненавистный режим, просуществовавший до 1944 года. В годы оккупации главврач пережил ужасную трагедию, оправиться от которой так до конца и не смог. Маше об этом под большим секретом рассказала Кира Александровна Морозова, работавшая в больнице кастеляншей.
У Виктора Макаровича была жена и двое детей тринадцати и четырнадцати лет. Однажды группа комсомольцев-активистов казнила славившегося своей жестокостью полицая Козленко, повесив его прямо перед собственным домом. В ответ немцы жестоко расправились с местным населением. Они выгнали из домов, расположенных на окраине, женщин, стариков и детей, заперли их в амбаре и подожгли. Всего было сожжено пятьдесят человек, среди которых жена и дети главного врача. Виктор Макарович уцелел чудом. В самый последний момент, когда двери амбара закрывали на засов, за него вступился перед немецким полковником староста Масалкин, который до революции был преуспевающим купцом, а после серым неприметным работником. В свое время главврач вылечил его единственную шестнадцатилетнюю дочь, которая долгие годы была прикована к постели. После нескольких операций она поправилась и снова смогла ходить. Какой-никакой, но Масалкин не забыл, чем был обязан Виктору Макаровичу, и за добро отплатил добром. Однако немцы подарили жизнь Большому не ради акта милосердия, а после того как староста заверил их, что Виктор Макарович талантливый хирург и смог бы принести Германии больше пользы живой, чем мертвый. Но русский врач категорически отказался работать на немцев, за что был жестоко избит, а затем кастрирован.
Кирилл Сергеевич Потоцкий седой, как лунь, с длинным мясистым носом появился в больнице то ли в 1916 году, то ли в 1917-м. Потоцкий был фельдшером, правда, фельдшером неплохим, способным самостоятельно провести несложные операции. Но он старался этим не заниматься, а предпочитал ассистировать на операциях главврачу, перед талантом которого благоговел. О личной жизни Кирилла Сергеевича было мало что известно, поскольку от природы он был молчалив.
Кроме того, в больнице работали еще несколько сотрудников: сестры Дерюгины Верочка и Шурочка, исполнявшие обязанности медсестер, и две санитарки Козлова Вероника Владимировна и Алексеева Дорофея Николаевна.
Маша проработала почти месяц в больнице, когда произошел трагический случай. День был воскресный. Примечательно, что в именно в этот день главврач впервые за долгие месяцы решил устроить себе выходной. Накопилось много работы по дому, да и потом Приснился ему сон. Жена и дети, нарядные и улыбающиеся, шли ему навстречу по цветущему лугу. Он ускорил шаг, потом побежал Еще мгновение, и Виктор Макарович заключит их в объятия, но вдруг милые образы развеялись, словно дым, и он проснулся. Наутро главврач решил в ближайшее воскресенье обязательно пойти на кладбище и навестить могилы жены и детей.
В девять часов утра Маша была уже в больнице. Дорофея Николаевна старательно мыла полы в коридоре, забывая споласкивать половую тряпку в ведре с водой, отчего весь пол был в грязных разводах. Маша покачала головой, но промолчала. Кивнув санитарке в знак приветствия, она проследовала в ординаторскую. Кирилл Сергеевич был уже на рабочем месте и каллиграфическим почерком старательно заполнял историю болезни Медынской, которую планировали выписать через несколько дней.
Кирилл Сергеевич, доброе утро, приветливо поздоровалась Маша с Потоцким, подошла к окну и распахнула его настежь. День сегодня будет замечательный. Ну, а как у нас дела? Шурочка уже пришла?
Дела, дела Потоцкий поднял голову и почесал затылок. Шурочка? Ах да, Шурочка Нет, она еще не пришла. Машенька, голубушка, вы же знаете Потоцкий не успел закончить фразу, как раздался невероятный по силе взрыв, потом еще и еще.
Стекла сильно зазвенели, входная дверь с шумом открылась.
Кирилл Сергеевич, что это? воскликнула Маша и, выглянув в окно, с тревогой оглядела местность.
Перед ней была липовая аллея, справа убогие жилые дома, а за ними тянулись колхозные поля.
Прямо как на войне. Нет, правда Такое впечатление, что взорвалась противотанковая мина.
Машенька, какой там взрыв, какая противотанковая мина Глупости все это, возразил Потоцкий и с невозмутимым видом продолжил работу.
Слыхали? в комнату заглянула Дорофея Николаевна. Мальчишки, вот шалопаи Затеяли войну В шестой и седьмой палате оконных стекол как не бывало.
Дорофея Николаевна, вы думаете, это мальчишки балуются? засомневалась Маша.
А кто же еще? Конечно, они, негодники. Узнать бы, кто именно, да рассказать все родителям. А те уж задали бы им трепки, Дорофея Николаевна погрозила кулаком воображаемым мальчишкам и закрыла дверь.
Мальчишки!? с выражением полного изумления на лице произнесла Маша.
В 9:45 утра к зданию больницы, поднимая пыль столбом, подъехала телега, запряженная парой гнедых.
Рослый вихрастый парень выскочил из телеги и что есть мочи закричал:
Помогите
Маша, не помня себя, бросилась на крик. За ней бежали Шурочка, Дорофея Николаевна и больной Лобов из третьей палаты.
Что, что случилось? Маша подбежала к вихрастому парню и схватила его за руку.
Я я я, заикаясь, простонал парень.
От волнения он больше не мог произнести ни единого слова.
Успокойся, слышишь, успокойся, Маша с силой встряхнула парня за плечи. А теперь спокойно и внятно рассказывай.
Председатель наш, Ефим Васильевич, послал меня с запиской к счетоводу Марку Марку Вот черт, забыл его отчество, парень все еще находился в шоковом состоянии.