Жозе Говарт Чем же он так примечателен, этот Говарт?
Во-первых, это европейский художник, и художник талантливый, а во-вторых, все его картины отличаются большим вкусом и особенным очарованием. Необычайно прелестны его женские портреты. Женские фигуры у него легки, грациозны и смотрят с полотен нежно и живо. Во всем творчестве Говарта прослеживается влияние романтизма, и это неслучайно, поскольку его учителями были знаменитые художники Круземан и Пико. В свое время о Говарте много писали, его имя часто мелькало на страницах газет и журналов. Сейчас шумиха вокруг него значительно утихла, и это вполне понятно, ведь художнику уже больше семидесяти лет, и он не так плодотворно работает, как в молодые годы. Последние две его картины выставлялись на Базельской международной выставке еще до войны и в мире искусства произвели фурор. Питер посмотрел на Генриха и после минутного молчания без всякого перехода добавил: Эскиз, который ты мне показал, выполнен девушкой и, возможно, очень молодой. Генрих, не возражай, Питер поднял руки вверх. Ты меня не обманешь у меня глаз наметан. И знаешь, если тебе удастся уломать Говарта, то он придаст самородному таланту твоей протеже вид бриллианта в золотой оправе.
Питер!!!
Генрих!!!
А тем временем Ольга задумчиво сидела в гостиной и ждала Витхайт. Эдит была пунктуальной девушкой и больше чем на десять минут никогда не опаздывала. Раздался мелодичный звон часов. Ольга прислушалась.
Часы пробили три часа дня.
«Эдит заставляет ждать себя уже целый час», подумала Ольга, глубоко вздохнула и взяла карандаш, который лежал перед ней на столе рядом с тетрадью, приготовленной для занятий по немецкому языку.
Она на минуту опустила голову, затем быстро выпрямилась. Что-то вспыхнуло и загорелось в глубине ее глаз, горькая улыбка искривила губы. Ольга открыла тетрадь на последней странице и крепко сжала карандаш. Перед глазами мгновенно появилась страшная картина. Девушка передернула плечами и под впечатлением нахлынувших чувств сделала несколько коротких и длинных пунктирных линий. Карандаш заскользил по бумаге виртуозно, быстро и уверенно, почти не увлекаясь деталями и тщательной разработкой формы, он был тверд и целенаправлен. Белая бумага в сопоставлении с линиями и штрихами и в их окружении постепенно превращалась в жанровую картинку. Полутемное пространство, лишь в самом центре несколько ярких лучей освещают фигуру немецкого офицера. Вид фашиста страшен. Он стоит, чуть согнувшись, широко расставив ноги. Мундир расстегнут, волосы взъерошены, одна рука запрокинута назад, другая сжата в кулак, который вот-вот обрушится на девушку, лежащую в бессознательном состоянии у ног немецкого офицера. Лицо девушки в крови. Темные пятна, следы крови видны повсюду. Именно на них Ольга акцентирует свое внимание, заставляя зрителя прийти в ужас и содрогнуться от увиденного на рисунке.
Ольга захлопнула тетрадь и, сжав кулаки, прошептала:
Ненавижу!
V
Кого я вижу! Подружка заходи, заходи, Мария Петровна широко распахнула входную дверь.
Клавдия Ивановна переступила порог и в нерешительности застыла посреди коридора.
Мария, если я не вовремя, так ты скажи.
Не узнаю тебя сегодня, Клавдия. Чудная ты какая-то. Что-то случилось? Так ты говори, не молчи Знаешь ведь, нервы у меня на пределе, каждую минуту жду плохих известий, с раздражением сказала Светлова.
Успокойся, нет у меня никаких новостей для тебя. А зашла я поговорить с тобой, рассказать о своих проблемах. Но не знаю только, с чего начать, да и как ты к этому отнесешься.
Не беспокойся, отнесусь, как надо, с явным облегчением сказала Светлова. Заходи, обсудим. Ты же знаешь, чем смогу, всегда помогу. Ну, а если нет, так не обессудь.
Знаю только вот вопрос больно щекотливый.
Проходи на кухню. Я как раз перед твоим приходом напекла блинов, точно чувствовала, гости будут. Посидим, побалуемся чайком, ты и расскажешь о своих проблемах.
Клавдия Ивановна села на скамейку у окна и, положив руки на стол, при виде аппетитных, с подрумяненной корочкой блинов, которые высокой горкой лежали на тарелке, с явным одобрением покачала головой.
Мария Петровна поставила чашки, разлила в них чай и, пододвинув к гостье тарелку с блинами, сказала:
Угощайся.
Клавдия Ивановна взяла самый верхний блин и, улыбнувшись, откусила маленький кусочек, затем потянулась за чаем. Светлова последовала ее примеру.
Хороши, похвалила Клавдия Ивановна и взяла еще один блин. Я сама неплохо готовлю, но таких вкусных блинов печь не умею. Похоже, есть у тебя, Мария, особый секрет.
Да какой там секрет, Светлова махнула рукой. Просто люблю я возиться с тестом, отношусь к нему с особой любовью и нежностью, вот результат и налицо.
Хороши, еще раз похвалила Орлова.
Подруги некоторое время помолчали.
Слыхала, у Степаниды сын вернулся, нарушила молчание Орлова и отодвинула пустую чашку в сторону.
Вытирая руки полотенцем, которое услужливо протянула ей хозяйка дома, она облизнула губы и поблагодарила за вкусные блины.
Да, слыхала, отозвалась Мария Петровна. Бедный парень. Люди говорят, в концлагере он был. Фашисты отбили ему легкие, и теперь парень харкает кровью. Похоже, не жилец он на этом свете. Степаниду жаль. Помнишь, когда она получила известие, будто бы ее сын пропал без вести, так почернела, как обгоревшая головешка, а сейчас с его возвращением стала еще чернее. Да и то сказать, каждый день смотреть на сына, который умирает на твоих глазах, и ни в силах ничем ему помочь. Разве есть более страшная мука для матери?
И не говори Орлова плотно сжала губы и покачала головой. Мой, вот, Григорий
А что с Григорием?
Да все геройствует передо мной. Не беспокойся, мол, мать, все в порядке. Но разве материнское сердце обманешь? Вижу я, как мучают его жуткие боли, да такие, что он близок к обморочному состоянию. Но куда там держится, не подает виду. И один Бог знает, чего это ему стоит.
А Маша? Она ведь медсестра Неужели и она не в силах ничем ему помочь?
Нет. Кстати, о Маше. Хорошая она девушка, добрая и отзывчивая. Живет у нас всего два месяца, а стала уже полноправным членом семьи. Как-то спрашиваю ее: «Маша, тебе, наверное, пора домой уезжать. Родные, поди, заждались». Опустила она головку и тихо так отвечает: «Нет, никто меня не ждет. Одна я на белом свете. Родители бросили меня, когда мне было три года. Детдомовская я». И поверишь, Мария, так мне стало жалко ее. «А как же ты собираешься теперь жить?» спрашиваю, с болью глядя на бедную девушку. «Хочу остаться в вашей деревне. Устроюсь работать медсестрой в больницу. С жильем, правда, не знаю, как быть. Возможно, со временем мне и дадут какую-нибудь комнатушку при больнице, но сейчас Клавдия Ивановна, разрешите мне пока пожить у вас. Обещаю, как только устроюсь работать, так сразу же стану хлопотать о жилье». И что мне было делать, Мария? Согласилась я. А что было потом, ты сама знаешь. Устроилась девушка работать в больницу, а в жилье ей отказали. И все бы ничего, да Клавдия Ивановна глянула исподлобья на Светлову.
Говори, чего уж там, недовольным голосом сказала Светлова.
Хорошо, скажу. Не буду ходить вокруг да около. Похоже, любит Маша Григория моего, без памяти любит.
Ну а твой сын, что он?
Григорий относится к Маше хорошо. Всегда внимателен к ней, предупредителен
Хватит, Клавдия, говори
Успокойся. Не любит он Машу, нет, не любит. Ведь ты это хотела услышать?
Мария Петровна, глядя поверх головы Орловой, молчала. В ее глазах появились слезы.
Как-то ночью не спалось мне, Орлова тяжело вздохнула, пошла я на кухню воды попить. Прохожу мимо комнаты Григория слышу: стонет он во сне и все Ольгу зовет.