Петр Михайлович прибыл с совершенно определенной миссией и недвусмысленным приказом Его величества отстранить главнокомандующего от командования армией и доставить его незамедлительно в Петербург, а если он не подчинится, то взять его под стражу и отправить под конвоем. Князь, прибыв в Москву, однако, быстро понял, что обстановка здесь иная, чем она кажется государю из Петербурга. Командующего принимают как героя, спасшего Отечество от Наполеона, армия готова за него в огонь и в воду, и во что выльется попытка его арестовать совершенно неясно.
Поручение Его величества надо было выполнять. Но как? Князь Петр Михайлович решил положиться на промысел божий и решительно направился к командующему, деликатно увлек его в сторону и быстро стал излагать ему свои резоны.
Между тем в зале, где проходили торжества, появление Волконского не осталось незамеченным. Бывшие здесь генералы, ожидавшие рано или поздно грозы из Петербурга, но готовые стоять горой за своего командира, обступили плотным кольцом беседующего с князем Волконским командующего. Петр Михайлович, ожидая худшего, стал убеждать генерал-лейтенанта послушаться повеления государя и отправиться в Петербург.
Командующий князя почти не слушал, он отстраненно смотрел печальным взглядом мимо Волконского. Нужно было принимать решение.
Михаил Богданович, принимайте командование армией, обратился он к Барклаю-де-Толли. По приказу Его величества я тотчас отправляюсь в столицу.
Мрачный осенний Петербург. За окном дворца тяжелые, свинцовые, невские волны, движущиеся почему-то против течения могучей реки. Серые приземистые равелины крепости на другом берегу размыты и нечетки, а потому кажутся совсем нестрашными.
Ваше превосходительство, сей день Его величество Вас принять не сможет, сказал адъютант негромким, но таким четким голосом, что все, находящиеся в приемной, хорошо расслышали этот жестокий приговор.
Который уже день, проведенный бывшим главнокомандующим победоносной русской армии в приемной государя, заканчивался этими словами. После заключения мира и возвращения Бонапарта во Францию, где тот, по слухам, тут же стал набирать новую армию, награды и милости посыпались как из рога изобилия. Сей приятный поток обошел генерал-лейтенанта стороной, мало того придворные, да и бывшие боевые соратники, стали сторониться его, а государь демонстративно делал вид, что его не существует, и при дворе имя бывшего командующего попросту не упоминалось.
Сегодня, как и вчера, как и десять дней назад, генерал после тщетной попытки попасть на аудиенцию к государю покидал дворец, полный мрачных мыслей. Внизу парадной лестницы его нагнал князь Волконский и быстро на ходу сказал то, что он и сам давно понял, только все никак не мог с этим смириться.
Послушайте доброго совета, господин генерал, вкрадчиво сказал управляющий Свиты, к государю вам сейчас являться не стоит.
Что же мне делать? растерянно спросил генерал.
Подождите, может государь смягчится и, даст бог, опять вернет вам свое расположение. А пока отправляйтесь к себе в имение.
Это приказ Его величества?
Считайте это моим дружеским советом.
Хорошо, я завтра же уеду.
Вот и отлично, а в качестве награды за ваши военные заслуги Его величество пожалует вам чин генерала от кавалерии.
На следующее утро генерал от кавалерии сел в карету, запряженную почтовыми лошадьми, и отбыл в Тульскую губернию.
Дверцы кареты закрылись с тяжелым железным стуком, экипаж тронулся, а механический женский голос без всякого выражения произнес: «Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка «Камышовая улица»».
Илья вздрогнул, с недоумением посмотрел по сторонам и, очнувшись, с досадой подумал: «Вот незадача. Опять остановку проехал».
Трамвай проскрежетал на повороте и плавно подполз к следующей остановке. Теперь Илья должен был поторопиться, чтобы вернуться назад и не опоздать на работу. Быстро добежав до монументальных дверей одетого в серый гранит цоколя здания помпезной архитектуры, он прошмыгнул внутрь, прошел через турникет и затерялся в лестницах и переходах большого офисного центра, населенного множеством компаний, фирм и фирмочек и до отказа набитого офисным планктоном обоего пола.
Илья работал, если этот глагол вообще подходит для описания того вида деятельности, которым он занимался вместе с восемью своими сослуживцами, в средней руки организации, занимающейся изготовлением и установкой дешевых пластиковых окон. Собственно, занимались изготовлением и установкой иные люди, где-то там в другом месте, а здесь в офисном центре находился «отдел продаж», где священнодействовали называющие себя менеджерами работники: принимали клиентов, рассчитывали стоимость, заключали договоры, отвечали на звонки.
На эту работу Илью пристроили его родители если точнее, отец после того как получивший на руки диплом о высшем образовании сын вступил в самостоятельную жизнь и около года искал себя и область применения своих знаний. Илья не слишком торопился и выбирал место работы тщательно и придирчиво, и в конце концов родителям это надоело, поскольку «самостоятельная жизнь» их отпрыска протекала в их семейной квартире и за родительский счет. И отец, и мать Ильи работали вместе в получастной-полугосударственной конторе, занимающейся изготовлением и экспертизой каких-то технических проектов, зарабатывали они немного, а их возраст не давал больших надежд на карьерный рост. В итоге сыну был поставлен ультиматум: или он идет на работу, предложенную папиным соседом по гаражу, или его снимают с семейного довольствия.
Так Илья стал продавать окна, но неожиданно эта работа ему понравилась. Здесь относительно сносно платили, не надо было сильно напрягаться, а главное эта работа позволяла не слишком ломать привычный мир Ильи, сложившийся и устоявшийся в его воображении. Этот мир был далек от происходящего в реальности, но нисколько не диссонировал с его повседневной жизнью. То, что он делал в реальности, вообще, мало его беспокоило, он все равно жил другой жизнью, той, которую рисовал себе в своем воображаемом мире. А там Илья был великим и знаменитым; примеряя на себя образы различных исторических персонажей, он жил в разные эпохи, совершал подвиги, выигрывал сражения, вершил судьбы стран и народов; там он переживал взлеты и падения невиданного масштаба.
В этом смысле вся недлинная сознательная жизнь Ильи, начиная со школьной скамьи, строилась им с тем расчетом, чтобы создать себе условия для регулярного и длительного погружения в пучину своих мечтаний, при этом еще и тщательно скрывая это от близких и окружающих. Это стало его наркотиком, его навязчивой идеей. Илья, конечно, делал то, что должно делать с точки зрения родителей, учителей, преподавателей, но неизменно с внутренним чувством досады от того, что это заставляет его отвлекаться от приятных погружений в мечтания.
Эти пристрастия определили и характер Ильи. Он был нелюдимым, его немногие приятели общались с ним редко, хотя и отдавали должное его эрудированности. Близко он ни с кем не сходился. Отношения с девушками были какие-то странные: влюблялся он часто и сильно до безумия, но отношения с каждой его пассией были как будто скомканными, и он достаточно быстро начинал ими тяготиться, поскольку они мешали ему оставаться в своем мире. Увлечений у Ильи тоже, можно сказать, не было никаких, за одним исключением: он много читал. Читал страстно, запоем, но только историческую литературу, причем любую: от приключенческих романов по мотивам исторических событий до серьезных монографий именитых историков.