Маме! Маме!30 Тут мэйделе, 31совсем узгибитене!32 И этот крик наложился на молитву «Шма»,33 с которой готовилось уйти совсем ещё юное создание
Эльзу освободили через несколько часов, но всего пережитого седоволосая девочка не вынесла, сойдя с ума. Немецким властям ещё предстояло перевоспитывать «истинных арийцев», многие из которых были замараны в убийствах, да объяснять журналистам, как такое вообще могло быть возможно в демократической Германии.
* * *
Циля Пельцер была женщиной дородной, внимательной, никогда не отказывавшейся помочь и поскандалить. У женщины подрастали двое детей: мальчик Йося и девочка Ривка, мамины солнышки и радости. Девочка в свои одиннадцать уже хорошо помогала по дому, а Йося учился на одни пятёрки, куда не надо не лазил и вообще был хорошим мальчиком, хотя силой пошёл непонятно в кого, по крайней мере, муж Цили, Изя, не признавался, но за сына радовался.
В этот вечер Циля чистила картошку, потому что сын принёс свежепойманную рыбу, которую надо было приготовить к приходу мужа с работы. Изя служил доктором в больнице, работая часто допоздна, но зарабатывал хорошо, что позволяло самой Циле заниматься хозяйством и детьми. Дети были пионерами, поэтому часто засиживались в школе, но Циля, чётко чувствуя, откуда ветер дует, не возражала. Йося сейчас сидел, делая уроки, а Ривка, давно закончив со своими, помыкалась вокруг мамы, но той помощь ещё не требовалась, потому, ища, чем себя занять, девочка отправилась на задний двор, откуда и прибежала в совершеннейшем ужасе.
Мама! Мама! Там девочка лежит, вся замученная! закричала Ривка, даже не проверившая, жива ли девочка.
Ой-вей!34 отреагировала Циля, бросив нож и недочищенную картофелину, ибо ситуация явно обычной не была. Это не соседские мальчишки, залезшие через забор за яблоком, которого для них не жалко; «замученная» могло означать что угодно. Покажи маме, попросила она дочку, чуть ли не бегом отправляясь за ней.
На траве лежала девочка. Одежды на ней совсем не было, к тому же ребёнок, похоже, ещё и обгорел. Циля всплеснула руками, осторожно наклоняясь к девочке. Тут губы ребёнка шевельнулись, явно с трудом проталкивая слова. Слова были женщине, разумеется, известны, потому чтото была молитва. Перед Цилей лежала еврейская девочка вряд ли кто-то ещё знал эту молитву.
Ривка! осторожно беря на руки явно подвергавшееся пыткам тело, Циля решила отнести ребёнка в дом. В темпе вальса35 к папе в больницу! Расскажи за девочку и что тому, кто это сотворил, я сделаю бледный вид и розовые щёчки36! Она ж как только что из Валиховского37 переулка! Пусть бежит сюда мелким шагом38!
Да, мамочка! кивнула Ривка, беря с места в карьер.
Йося! Йося! Ты где? громогласно поинтересовалась Циля, неся найденного ребёнка в дом. Ноги в руки, и я тебя не вижу, но чтобы здесь был дядя Сёма, и как за водкой39!
Да, мамочка, не стал рассуждать Иосиф, видевший, кого мама несёт на руках.
Уложив девочку на кровать, Циля вздохнула. Ребёнок, казалось, был без сознания, только губы шевелились. Женщина подумала, что раз девочка не зовет маму или папу, а шепчет молитву, то, скорее всего, злые люди убили всех, возможно даже на её глазах. Когда Циля уже думала накрыть простынёй найденную девочку, в дом вошел Сёма Лившиц, работавший в милиции. Улыбчивый высокий молодой человек, в котором было трудно признать еврея, в милицейской форме выглядел импозантно, по мнению Цили.
Таки шо страпилось40? поинтересовался милиционер, воткнув взгляд в женщину.
Кинь брови на лоб,41 Сёма, отозвалась Циля. Гляди, что Ривка у нас на заднем дворе нашла!
Что она шепчет? спросил Сёма будто самого себя, наклоняясь к найденному ребёнку.
Это молитва, Сёма, грустно ответила ему женщина. Так уходят она нежно погладила девочку, отчего та открыла глаза. Глядя в разноцветные, такие же, как у самой Цили, глаза, женщина охнула.
Она таки такая же, задумчиво отозвался Йося, видимо, от волнения перейдя на идиш. Ты кто, девочка?
А И Пе попыталась произнести почти замученная девочка, но не смогла. Широко раскрытые глаза наполнились ужасом.
Тише, тише, всё поняла Циля, продолжая гладить так похожую на неё незнакомку. Мы все решим. Твоя фамилия Пельцер? вдруг спросила женщина, и девочка медленно кивнула, заставляя Цилю переглянуться с Семёном.
Шо тут у вас? запыхавшийся Изя был не сильно рад, хотя и понимал, что так просто его с работы не дёрнули бы. В этот момент он увидел ребёнка. На минуточку42
Не кидай брови на лоб,43 Изя! сразу же отреагировала его супруга. Помоги ребёнку!
Молча кивнув, доктор посерьёзнел, что-то показав Циле, приподнявшей ребёнка. Девочку явно не кормили, похоже, сильно избили чем-то вроде кнута и, по-видимому, резали ножом или чем-то подобным. Выглядевшая малышкой, она сейчас не могла говорить, только шептала едва слышно слова молитвы, а из её глаз текли слёзы. Доктор подумал о госпитализации, но Циля, видя отчаяние в глазах а идише мэйделе,44 твёрдо произнесла:
Не дам! Здесь лечи! она была абсолютно уверена, что девочка просто не перенесёт больницу. Сама её выхожу!
Циля, Сёма вздохнул. Характер женщины он знал и пустыми надеждами себя не тешил. Записать её как?
Она хорошая, мама, тихо произнесла Ривка, вернувшаяся с отцом, потянувшись к незнакомке. Будет мне сестрой
Хорошая? переспросила Циля. Сёма, пиши: Гита45 Пельцер, моя дочь!
Ша, ша, я всё понял, поднял руки милиционер. Возражений не имею, сходство на лице.
А не понявшая и половины Ингрид лежала и смотрела широко раскрытыми глазами на ту, что назвала её сестрой. В это просто не верилось, все происходившее было абсолютно невозможно, по мнению девочки, но оно происходило, а ещё Ещё мягкая тёплая рука новой мамы гладила по голове новопоименованную Гиту Пельцер, правда, Ингрид это только предстояло ещё узнать. Узнать, что отныне и навсегда она а идише мэйделе.46
Часть 6
Имя «Гита» Ингрид нравилось больше, чем её собственное, даже чем данное в синагоге имя Ита, оно было таким тёплым, будто подчёркивая тот факт, что она хорошая девочка. У неё появилась Мама и Папа Именно так, с большой буквы, особенно Мама, выхаживавшая девочку, носившая её, кормившая, иногда насильно, сама делавшая уколы А ещё сестрёнка и братик. Идиш Гиты был воспринят родным языком, что подтверждало версию о побеге от румын,47 поэтому девочка не возражала, а учила русский язык. Теперь она жила в советском городе Одессе.
Чуть погодя девочка узнала, что на дворе тысяча девятьсот тридцать третий год, то есть ещё чуть больше сорока лет до её рождения но постаралась не выдать своего счастья. Этих чёрных здесь не было, по крайней мере, девочка никого в специфической униформе не видела, отчего чувствовала себя освобождённой, несмотря на то что соседи поговаривали о голоде. Кушать дома всегда было, поэтому никакого голода девочка не заметила.48
Гита начала больше улыбаться, а Ривка так звали сестру сидела с ней, помогая с русским. Девочка принесла свои учебники и занималась с новой сестричкой. Это было очень интересно и тепло, хотя поначалу Гита очень утомлялась, но проходили недели, и вскоре Девочка постепенно вливалась в ритм, убедившись в том, что те, чёрные, до неё не доберутся, потому что её с ними разделяет не только расстояние, но и время. Постепенно входя в темп жизни, Гита чувствовала, что постоянная раньше усталость отступает. Только страшно было очень, поэтому поначалу девочка мужчин сильно боялась, но здесь никто не ходил в чёрной униформе, и Гита потихоньку оттаяла.
Мама буквально укутывала теплом девочку, сумевшую рассказать о себе. Гита поведала о погибших родителях, потом об опекунах, страшной «школе» и даже о пытках. Циля слушала о том, как румыны заключили совсем юную девочку в тюрьму, чтобы мучить её за то, что она еврейка. Именно в таком виде женщина рассказала историю своей родственницы, а теперь и дочери, в НКВД.49 Правда, подозревать в чём-то всего и всех боявшуюся девочку не стали, довольно быстро оформив ей документы.50