Для некоторых граждан даже было счастьем, если вдруг в их магазин влетало с десяток вигилов, перекрывающих выходы и осматривающих помещение. Потом бежало министр продовольствия и района, судорожно осматривая цены на прилавках, а за ними уже активно влетало само Густавус. Штрафы, конечно, получала в таких случаях вся цепочка, но самые нижние уровни, хотя бы оставались довольны почтением. Президент обязано было следить за всеми звеньями цепи. Густавус верило в кардинальные изменения, причём, только подобными мерами. Только так можно вернуть прежнее время, когда Дуон ещё не распался на отдельные части, когда ответственные лица не оправдывались чужими промахами, а изначально делали всё, чтобы не только их работа выполнилась верно, а всё, общее дело, не рухнуло. В старые времена за столом в данном офисе собирались существа ответственные за определённые сферы жизнедеятельности, а не главы районов, между которыми по формальности распределили обязанности общего. И обсуждение велось относительно Дуона, а не каждого отдельного участка.
Теперь же каждой главе нужен свой совет подминистров. Условия жизни разные, нужды горожан разные, значит и специалисты, занимающиеся одним и тем же делом в разных районах, должны иметь разную квалификацию. В связи с этим, из-за заезженной фразы: «Нам нужно посоветоваться с министрами», зачастую переговоры задерживались.
Когда пришло к власти Густавус, оно просто стало посылать глав районов, когда они не могли дать конкретного ответа. Посылать их куда подальше и поглубже, со своим незнанием. Его вымораживало размышление каждого существа только о своём районе. Не говоря уже, что каждое главнокомандующее заботилось ещё и о себе. Конечно, имелся определённый план развития и поддержания района, который нужно всем исполнять, но складывалось ощущение, если данный план исполнялся, то больше стараться не нужно. Необходимый минимум выполнен, зачем работать сверх? Даже если бы и была возможность перераспределения оставшегося бюджета на улучшение какой-либо сферы, то это опускали и не давали тому ходу. План же выполнен, зачем дальше стараться? Ведь, если план будет перевыполнен, то выйдет, что показатели границ возможностей плана занижены, а жизнь, окажется, можно улучшать каждый цикл. Тогда пришлось бы с каждым циклом всё больше и больше трудиться, а это кому-то надо?
Никто не должен ощущать прогресс. Если какое-то волевое существо тянет на своих плечах вперёд весь народ, освещая для них путь, то для народа это станет нормой. У народа в головах сложится, что так и должно быть. Что же произойдёт в их мироощущении, если вдруг очередной кризис рухнет или какая другая техногенная катастрофа, вызовет во всём городе рост цен? Заурядное существо не будет готово, оно не будет знать, что значит хуже, оно расслабится в уверенности в завтрашнем дне. По подобному принципу существования рассчитывали главы районов свои политические компании. Они не должны тянуть к развитию народ, а должны удерживать его от падения в пропасть. Народ должен понимать, что вся власть из смены в смену балансирует на грани пропасти, а для равномерного распределения, приходится постоянно двигать фигуры на доске. Будь то очередное повышение цен на проезд, дополнительные налоги, или крупномасштабные переселения.
«Помоги мне, помочь тебе!» Гласила обшарпанная надпись на рекламном щите у большой реки. Маркетологи хотели вложить в лозунг веру в своё государство. Подсознательное убеждение, что власть всегда жаждет спасти народ, и что именно сам народ не позволяет помочь самому же себе. Уже потом на разных заборах стали появляться тематические памфлеты: «Дай денег мне, дать денег тебе!» или «Почеши мне, почеши себе!» и «Помоги мне помоги мне!».
Хоть рекламная компания каждого политика разнилась, но смысл у неё был один, как и средства, так же выделяемые на всех поровну из общего бюджета. Ведь больше не на что тратить деньги. Лучше надо устраивать корпоративы, приёмы с главами компаний, выкупать колонки в газетах, тратиться на брошюры, чтобы именно твоё имя вертелось у всех на слуху вплоть до выборов. Рекламная компания Густавус в своё время прошла почти без его участия. В то время как остальные по чуть-чуть проскрёбывались всё выше и выше по политическим ступеням, где-то мелькая, слегка помогая, аккуратненько давая о себе знать, подготавливая фундамент будущих обещаний, чтобы после неожиданно выдвинуться с накопленной поддержкой в президенты, Густавус всегда хотело лишь заниматься именно делом. Его не заботили налаживание дружественных отношений с какими-то министрами или подхалимство каких-нибудь советников, хотя и без этого не обошлось. Густавус отличалось простотой и решимостью, оно проглатывало неуважение в свой адрес, оскорбления и отплачивало работой, порой до такой степени, что существу, изначально оскорблявшему Густавус, становилось не приятно и не ловко за содеянное.
За такое убеждение Густавус и поднималось долго и медленно вверх, а точнее: его поднимали и тянули к себе, сидящие выше. Они знали, что такая глупость и низость, как корысть и эгоизм никогда не поднимутся во главу государства, но всё же будут её опорой, ведь так же имеют образованные головы на плечах. Насколько бы сильно не было убеждение народа, но восседающие сверху, далеко не дураки и не от балды свои законы делают. Это очень умные существа, очень сильные и могущественные, заключающие в себе колоссальную энергию для движения народа. Только вот энергия есть ещё и обратная, заставляющая обрюгзший шлак гексогонов всасывать в себя чистую энергию, да и движение народа может следовать не в ту сторону.
Выполнив должно свои обязанности, рекламная компания нового президента, переключилась на других политиков, так как вошедшее на верховный пост Густавус, моментально урезало им финансирование. Ведомственные репортёры тут же стали освещать все нововведения в главном штабе, выпуская газеты по два раза за смену. Журналисты думали, что таким образом президент хочет не само о себе везде заявлять, а заставить сам народ постоянно о нём спрашивать и интересоваться. Потому что, как кстати, всего через четверть цикла, экстренные и кардинальные новости внутренней политики перестали выходить, что и потянуло волну негодования среди избирателей. Было то спланированным ходом или стечением обстоятельств, так ясно и не стало, однако президент вскоре развеял смуту, пока сокращённые искали новые работы.
«Мы один народ! Мы выжившие потомки и со времён великого перехода живём как одна семья у подножья этой горы. Наши предки сначала ютились в юртах у далёких стен купола, потом рубили леса и копали карьеры вместе, как одна, большая семья. Если бы они не помогали друг другу, то мы бы сейчас здесь не стояли. Я бы не сделало вдоха воды, если бы не они. Да, настали трудные времена, энергии становится всё меньше, однако только сейчас мы научились её контролировать и распределять в нужном нам порядке. Но если мы не будем семьёй сейчас, как были наши предки тогда, то у наших потомков не будет будущего. У нас не будет будущего.
Все мы боимся смерти, и я боюсь. Я боюсь. Мне страшно думать, что я покину этот мир, тем более, не зная, что будет дальше. Но ещё мне страшнее, если я его покину, но и мира больше не будет. Я не имею права бросить бороться за него, ни сейчас, ни завтра, никогда. Наши предки будут жить, пока жива память о них, пока живо их достояние. Пока мы живы. Мы будем жить, пока будут жить наши дети. Я не в праве вас заставлять или принуждать делать что-то, единственное существо, над которым у меня есть власть и сила, это я само. Я не имею права бросить вас, как не имею права бросить память о своих родителях, и мир для следующих поколений. Вы вольны делать, что захотите, но я нет. Я обязано перед каждым существом, что было, есть и будет. Если это моё правительство, то и оно обязано перед вами. С этой смены, нет границ, нет чужой беды. В случае проблемы, это вина каждого, но в первую очередь моя!»