Я бросился на выручку: застучал кулаком по двери. Водитель снова открыл двери, и портфель плюхнулся на тротуар.
Я подхватил портфель, впрыгнул в троллейбус и позвал:
Наташка, ты где?
Я здесь, ответила Наташка.
Водитель закрыл двери, и троллейбус тронулся.
Все из-за тебя! угрожающе прошипел я и сунул ей портфель.
Вскоре троллейбус остановился, я сошел, и она тоже сошла.
А ты чего? удивился я.
Здесь мой дом, сказала она.
И ты пешком не можешь пройти одну остановку?
На троллейбусе интересней.
«Интересней»! передразнил я ее. Я здорово обозлился.
Я стал стягивать наколенники, а то на меня все оглядывались: они были натянуты поверх брюк.
А твой дом где? не унималась Наташка.
Там Я неопределенно махнул рукой и пошел.
Можно, теперь я тебя провожу? Она догнала меня.
Нельзя, ответил я. Я возвращаюсь на футбол.
Конечно, когда я прибежал в школу, никакого футбола не было и все разошлись. Я уже собирался уходить, как вдруг вижу, ко мне подбегает Наташка.
Ты чего вернулась? спросил я.
Я хотела узнать, чем кончилась игра, сказала она. Кто победил?
Тоже мне болельщица! возмутился я.
Боря, а теперь можно, я тебя провожу?
Провожай, провожай! От нее нельзя было отделаться.
Домой мы возвращались вместе. Она оказалась смешной и симпатичной. С ней легко было разговаривать. Ее отец действительно уехал работать в Африку. Он врач. А матери у Наташки нет. Она умерла, когда Наташка была маленькой. И теперь они живут вдвоем с бабушкой, пенсионеркой.
Ну, тут я, чтобы поддержать разговор, сказал, что у меня тоже есть знакомая пенсионерка тетя Оля.
Пенсионерка! повторила радостно Наташка и засмеялась.
Почему ей было смешно, я не понял. Не всегда ведь так сразу поймешь этих маленьких.
Все пенсионерки смешные, объяснила она. В тот день, когда им разносят пенсию, они не выходят на улицу, боятся прозевать почтальона.
Правда, она веселая. Она мне так понравилась, что я разменял еще один рубль из папиной десятки и угостил ее мороженым. Она его лизала медленно, чтобы растянуть удовольствие.
Боря, спросила Наташка (она все время поддерживала разговор), а твой отец куда уехал в командировку? Улыбнулась и добавила: Тоже в Африку?
Шутница!
Нет. В Сибирь. Он живет среди тофаларов.
А кто такие тофалары? спросила Наташка.
Это маленькая народность в Сибири.
Так это люди, догадалась Наташка. А я про них ничего не слышала. А что он там делает?
Ищет метеорит в тайге.
Мне нравилась эта игра. Она была неиссякаема на вопросы.
А что такое метеорит? спросила Наташка.
Это небесное тело. Может быть, осколок далекой звезды.
Осколок звезды! восхищенно прошептала Наташка.
Он летит к Земле со сверхзвуковой скоростью и так разогревается, что превращается в огненный шар.
В огненный шар, повторила она.
Все-таки я ее потряс.
Наташка подняла глаза к небу, надеясь увидеть в нем этот огненный шар, но увидела только солнце. Сощурилась, глаза у нее превратились в щелки, и она спросила:
Как солнце?
Нет, ответил я. Он маленький. Я вижу, вас надо учить еще да учить.
Конечно, согласилась Наташка. Боря, а ты не знаешь, как спят африканские жирафы?
Ну и девица, что придумала! Я бы мог соврать ей или отшутиться, сказать: «Они спят, задрав кверху копыта» или: «Они спят на земле». Но я честно признался, что не знаю. И самое удивительное мне самому понравилось то, что я сказал правду. Это было что-то новое во мне и подозрительное. Уж не заболел ли я?
В это время я заметил Сашку, стоящего возле нашего дома. В руках у него был мяч, он небрежно постукивал им об асфальт. Рядом, около стены, лежали наши портфели.
Я остановился и стал перевязывать шнурки в ботинках, а сам соображал, как отделаться от Наташки. Не хотелось бы, чтобы они сталкивались.
Иди, прошипел я, тебе пора домой.
Ничего, успокоила меня Наташка, я не спешу.
Тогда, все еще завязывая шнурки, я медленно повернулся к Сашке спиной, чтобы уйти.
Я даже прополз несколько шагов на четвереньках, и так, может быть, я бы полз через весь двор, но неожиданно передо мной выросла стена в виде Сашки.
Ну что? спросил я беззаботным тоном, делая вид, что Наташка вроде бы не со мной. Зайдем ко мне?
Собственно, если бы он ответил мне сразу, ничего и не произошло бы, но он так долго обсасывал свой леденец, как будто это было самое важное занятие в мире.
Он сосал леденец и презирал меня. Щеки у него были пунцово-малиновые, и поэтому особенно контрастно выделялся синяк под глазом, который кто-то ему поставил во время игры.
И вот тут-то нетерпеливая Наташка вполне дружески ворвалась в нашу беседу.
Какой у вас синяк! сказала она и заботливо добавила: Вам надо к врачу.
Сашка ей ничего не ответил и стал кричать, что они продули игру из-за меня, потому что я поставил в ворота размазню, что я совсем в последнее время ошалел, что ему противно со мной разговаривать, что я предатель.
Так вы проиграли, разочарованно сказала Наташка.
Сашка секунду помолчал и, не поворачиваясь к ней, не вытаскивая изо рта леденца, едва разжимая губы, процедил:
А ну валяй отсюда, шмокодавка!
Наташка посмотрела на меня, ждала, видно, что я за нее заступлюсь. А я сказал:
Иди, иди! Тебе пора.
Она повернулась и пошла, медленно так пошла, может, думала, что я все же ее окликну.
Глупо, конечно. И со стороны может показаться смешным. Подумаешь, проиграли в футбол! Но я-то знал, что этот проигрыш для Сашки большое несчастье. И чтобы как-то его успокоить, кивнул в спину удаляющейся Наташки и сказал: «Вот привязалась!» но не рассчитал и произнес эти слова слишком громко.
Наташка услышала и, не веря своим ушам, оглянулась. Глаза у нее снова из пятаков превратились в воздушные шары. Два голубых воздушных шара.
Может быть, она с таким предательством никогда не сталкивалась. Только что были верными друзьями, рассказывали друг другу биографии, ели мороженое, смеялись, и на тебе!
И тут я увидел, что на Наташку движется какая-то гигантская собака. Не собака, а буйвол! Я догнал ее и сказал:
Спокойно. Я здесь.
Она радостно схватила меня за руку, прижалась и ответила:
А я с тобой, Боря, даже собак не боюсь. Вот здорово!
Значит, она не обиделась. Действительно, чего на меня обижаться? Подумаешь, что-то не так сказал.
Важно, что сделал.
Портфель забыл! крикнул Сашка.
Я вернулся и побежал за портфелем. Когда я подбежал, он расшнуровывал мяч. Я ждал, что он мне еще скажет, а он нахально выпустил воздух из камеры мне в лицо и сказал:
Воспитатель! взял портфель и удалился.
Да ты не волнуйся, жалким голосом крикнул я ему вслед, мы их обыграем!
Он не откликнулся.
Спасибо за портфель, не сдавался я.
Вот что меня губит, так это жалость и то, что я эмоциональный человек: не раздумывая совершаю разные поступки. Мне бы сейчас надо было перетерпеть, не бросаться Наташке на помощь, а я не выдержал.
А ведь мне Сашка дороже, чем она. У нас одна жизнь, одни идеалы. Нам вместе жить да жить.
А эта пигалица уже стояла опять около меня. Треснуть ее, что ли, по макушке, чтобы отделаться раз и навсегда? Я поднял руку для щелчка, но снова натолкнулся на ее доверчивые, прямодушные глаза и, вместо того чтобы ударить, обнял за плечи.
В этот день я прибежал в школу раньше обычного. В портфеле у меня лежало заявление о том, что я ухожу в отставку с высокого поста вожатого, поскольку это мешает моей личной жизни.
И действительно, эти первоклассники одолели меня окончательно. Они мне не дают ни вздохнуть, ни охнуть. Вчера, например, притащился Толя. Лицо серьезное, глаза жалостные. А мы в классе были вдвоем с Сашкой. Сидели на парте и тихо обсуждали проблему Насти.
Дело в том, что накануне Настя и я совершили незабываемую прогулку. Мы бродили по улицам, сидели на скамейке на бульваре, плевали с Крымского моста в воду, за что были обруганы прохожим «верблюдами», выпили две бутылки лимонада и съели по три эскимо.