Игорь спокойно протянул руку, помог сойти с подножки и спокойно отвел в сторону от толпы.
А как же я?.. А что теперь?.. глубоко вздохнув, попыталась прояснить обстановку Софья, норовя хоть что-то разгадать в уверенном взгляде Игоря, который достал из кармана свернутый вчетверо лист бумаги и протянул его со словами:
Вот это письмо передайте моей маме в Москве, там есть адрес. Она будет очень рада и поможет вам определиться с поездкой в Петроград. Не стремитесь попасть к тете именно сейчас, помните, о чем мы говорили это небезопасно. Надеюсь, мы когда-нибудь встретимся на набережной Невы, и я покажу Вам совсем другой город. Вы согласны, Софья?..
Хорошо, я сделаю как Вы просите. Спасибо Вам, Игорь, только как же я, в растерянности Софья не успела договорить.
Сейчас надо спешить!.. Идите за мной, а повязку санитара снимете только в Москве. Если что, ссылайтесь на соседний вагон. Я буду там На этом мы расстаемся, был очень рад нашему знакомству. И еще, Игорь улыбнулся, прощаясь, в пути кольцо может навредить; вызывает нездоровый интерес Софья настороженно кивнула и пошла следом.
Расталкивая толпившийся у гражданского вагона люд, Игорь быстро оказался у входа. Софья не слышала, о чем разговаривал с охраной ее знакомый, но их быстро пропустили внутрь. Ей оставалось лишь добраться до Столицы, о большем думать не хотелось. Она была безмерно благодарна новому проявлению доброй воли, явившей себя на этот раз в образе интересного, но странного солдата, меняя ее судьбу и балуя не только удачей, но и вкусными сухариками. Доедая в дороге хрустящие корочки, Софья с грустными и влажными глазами, всю ночь напролет, думала о Николае, только с ним желая делиться случайными удачами и радостями.
Глава шестая
Путь к Нарыму
Заснеженное, словно брошенное людьми, хранимое лишь духами поселение, встретило одиноко бредущих среди белой пустыни, странных и необычных людей, настороженным любопытством местных жителей. Запорошенные снегом юрты походили на горы больших и высоких сугробов с торчавшими, устремленными к небу пиками жердей. Поодаль паслись олени с кривыми, однобокими рогами. Рядком стояли укутанные потертыми шкурами сокжоев, почти заметенные снегом, нарты.
Издали, поселок казавшийся немым и безлюдным, быстро ожил. Как выяснилось, о существовании где-либо поблизости Красных отрядов, селькуповцы не слышали. В одинокое хозяйство оленеводов давно уже никто из посторонних, не заглядывал. Ото всюду стали подходить здешние жители. В отдалении виднелась полуразвалившаяся церквушка и сугробы снега, навеянные с ее подветренной стороны, превращали ее вход в подобие грота, уводящего в белое, снежное царство зимы. И какому же Богу молились местные селькупы и эвенки в ее спрятанных кельях?.. Снег окрест, снег всюду Три крестьянских дома, еще старой русской постройки, можно сказать украшали центральную часть поселения. В округе, в разброс, стояло десятка полтора больших и малых юрт, в них бесспорно было тепло, которого так не хватало промерзшим насквозь людям. Их обмотанные тряпьем ноги и головы, вызывали у местных жителей недоумение и даже любопытство. Так небрежно одеваться зимой они не умели. Для многих это казалось верхом несовершенства и плохого отношения к здоровью, и самой жизни. Разве можно жить без тепла в теле и порядка в душе, без уважения к духам, которые в стужу закружат и уведут к смерти По их понятиям: «На чужое место не ходи; ничего получаться не будет, а Тэтти лоз обязательно куда-нибудь заведет, потом пугать будет Зачем такой человек сюда зимой пришел; не охотник, без оленей, ногами по большой реке?.. Что же, теперь приютить надо, отогреть надо, кормить надо: человек глуп когда голова замерзнет, совсем не думает»
Старожилы и местные охотники жили ожиданием зимней ярмарки. Каждый год в здешних местах она проходила в декабре. Съезжалось много охотников и шла бойкая торговля пушниной, одеждой из меха, которую селькуповские женщины делали на славу, украшая орнаментом. Они слыли большими мастерицами по сшиванию в самых различных сочетаниях беличьих и собольих лапок. Из искусно подобранных лоскутов шились даже шубы. Над изготовлением шкурок трудились долго, поэтому они получались красивыми, прочными и были дорогими.
Как оказалось позже, поселение селькупов было обжитым; имелась церковная Инородческая управа, хлебозапасный магазин, хозяйственные амбары, а для детей школа грамотности. И что оказалось немаловажным, фельдшерский пункт, в помещении которого сразу же разместились люди с обморожениями и простудившиеся, которые за последние дни с санных повозок уже почти не сходили. Появилась надежда, что в скором многие больные и слабые встанут на ноги и можно будет продолжить намеченный путь к Нарыму. На долгое время в поселении оставаться было небезопасно; охотники разнесут молву и тогда встречи с кочующими Красными бандами или партизанами не миновать. Пусть не сразу, советовали бывалые охотники, но их след могут отыскать не только лесные, голодные волки, лучше иного человека чувствующие, что война и смерть бродят всегда рядышком, но и люди, которые не всегда готовы делиться добром и проявлять чувство сострадания, почти утраченное братоубийственной бойней.
Не смотря на сутки отдыха и хорошую, сытную еду, к выходу были готовы не все. Три человека лежало в фельдшерском доме с обморожением ног и четверо были сильно простужены и непременно нуждались в тепле, покое и хорошем питании. Понимая, что оставлять их в поселении селькупов небезопасно, а брать с собой еще более рискованно, штабс-капитан Киселев искал решение, от выбора которого зависели жизни не только больных, но и всех тех, кто волей судьбы обязан был идти дальше.
За помощь и услуги, за продовольствие, которое брали с собой с запасом, за несколько мешков с овсом для лошадей и за теплый приют, Киселев платил золотом. Увидев царские червонцы, местные торговцы соглашались, однако не в ущерб своим жизненно важным интересам. В преддверии ярмарки товар в амбарах был и оставшиеся в строю двадцать три офицера к походу в суровых условиях зимы были готовы куда лучше прежнего. Многие приобрели одежду из меха и пимы вместо сапог, оказавшихся совсем непригодными для длительного нахождения на холоде. Киселев и для себя присмотрел хорошую парку, но для выхода предпочел остаться во френче. Иное дело открытая степь, без тепла и уюта, тогда меховая одежда станет просто незаменимой.
Оленя бежит быстро, но везет мало, а народ большой с тобой, вон сколько, торговался один из селькупов, Столько оленя не дам Два дам и нарта одна дам, мясо дам И тут же, рядом, другой торговец со своим приставал:
Патрона совсем мало дал Водка мало Дай еще Шапка дам, соболь дам. Тепло надо тебе Голова никак нельзя морозить, правильно думать не будет пропадешь
Прощаясь с остающимися офицерами конвоя, командующий велел каждому действовать по обстоятельствам. Приказывать им более он не мог, не имел морального права, а вот совет дал лишь один; ждать весны, а в случае прихода «красных» поступать как велит совесть и долг офицера. Не смотря на молодость и жажду жизни, они солдаты, присягнувшие Царю и Отечеству, поэтому спрос с них могут учинить соответствующий.
Ты правильно иди, берега держись, вновь советовал подошедший селькуп, Большая река есть рыба есть Тайга не ходи, волк найдет не отстанет. И, медведь еще не весь спит Зима быстрый пришел, не успел лечь шибко злой
На нарты погрузили продовольствие и, легко скользя по над берегом, упряжь с оленями пошла в голове колонны. Верховой дозорный всадник ускакал в заснеженную даль и вскоре совсем исчез из вида. Тронулись и остальные, печально поглядывая на хранившие уют и тепло юрты, с прежним таинством выставившие устремленные худые рога жердей в затянутое морозной пеленой небо. Впереди ждал трудный переход, длинною в триста верст, до Нарыма.