Все строения в крепости состояли в инженерном ведомстве: церкви соборная Воскресенская и лютеранская Св. Екатерины, дома: главной гауптвахты двухэтажный, главнаго начальника и коменданта одноэтажные, и несколько казарм и кордегардий; пороховой погреб и денежная кладовая все каменные. Об архитектуре и изяществе отделки, разумеется, тогда и спрашивать не следовало.
Омская крепость. Омск
Собственно город состоял из восьми форштадтов, раскинутых, каждый почти отдельно от прочих, вокруг крепости, за эспланадою, и бедных строением. Домы, кроме небольшаго числа посредственно хороших, состояли из избушек, крытых дерном или берестою, с бревенчатыми и даже плетневыми заборами. Вот какую физиономию имел Омск в 1808 году, когда Григорий Иванович в нем поселился.
Экипажей тогда еще ни у кого не водилось; генеральския семейства имели, правда, кареты и коляски; но они, по редкости, были на диво целому городу.
Дом командира Линии и инспектора войск стоял в крепости, на площади; низменный, в один этаж, он представлял квартиру, достаточную для помещения. Мебель, до последняго стула, была сделана только пред самым приездом Григория Ивановича, в солдатских мастерских, и состояла из самых обыкновенных предметов, простой отделки, выкрашенных и обтянутых затрапезом. Это составляло уже роскошь, потому что у всех жителей мебель была еще проще, даже не везде крашеная, и без подушек. Диваны, вроде лавки, прикрывались коврами тюменскаго рукоделья или киргизскими.
Общество было порядочное; но здесь жили не так, как в Георгиевске и Екатериногрзде. В Омске господствовала тихая семейная жизнь, в чистоте первобытной, подчиненная строгим приличиям. Молодой человек не смел и подумать извините за выражение завраться. При подобном покушении, чепцы на головах у старушек мигом, бывало, задвигаются, и горе неосторожному. Тогда старики любили журить молодых, и делали это не всегда мягко; но никогда их от себя не отталкивали, и были рады, когда получивший справедливое замечание, не принимая его очень серьёзно, приходил снова в дом. Хлебосольство и приветливость были общия всем сословиям. Если, бывало, поддаться, то, в буквальном смысле, запоят и закормят. С ссыльными жители обходились снисходительно и разделяли с ними последнюю копейку и кусок. Никто не доискивался: кем прежде был ссыльный и за что он наказан; но все знали его под общим именем: несчастный. Ни происхождение, ни религия, ни нация не делали различия в обхождении с ними, хотя и часто случались разительные примеры неблагодарности некоторых преступников.
Между холостыми служащими, офицерами и даже генералами было в обыкновении заводить постоянныя связи с простолюдинками, дочерьми солдатскими и мещанскими. Это происходило, повидимому, от строгости нравов в семейных кругах. Такия связи укреплялись привычкою и прижитием детей, а желание примириться с совестию побуждало согрешавших вступать в законный брак с обольщенными. Этим путем простолюдины нередко входили в родню старинных дворянских фамилий, что, по уважению местных обстоятельств, необходимо извинить.
Войсками, до прибытия Григория Ивановича, командовал генерал-майор Антон Антонович Скалон, шеф Иркутскаго драгунскаго полка. Комендантскую должность исправлял полковник Елфимов; окружной инженерный командир был генерал-майор Вознов первообраз старинных инженеров! Он никуда не выходил, занимаясь счетами и сметами, сидел, заперев накрепко ворота, окруженный, впрочем, прислугою из крепостных арестантов. Ежемесячно, иногда и чаще, он пускал себе кровь, а чтобы в это время не скучать, то и ближайшей прислуге, для компании, приказывал тоже делать кровопускание.
В Омске тогда квартировали: Омский гарнизонный баталион (командир полковник Волосатов), Омская инвалидная команда, инженерная команда, артиллерийская гарнизонная рота и крепостной штат, Ширванский мушкетерский полк, две роты полевой артиллерии батарейная и легкая, составлявшия бригаду, линейных казаков до 100 и военно-сиротское отделение кантонистов. В Ширванский полк, после выбытия шефа, генерала Лаврова, был назначен полковник Федор Васильевич Зварыкин; артиллериею командовал полковник Парфенек. Между офицерами было много лиц, вполне достойных своего звания, из дворянства казанскаго, оренбургскаго и симбирскаго.
Все части войск, по словам очевидца, ожидая смотров новаго начальника, постоянно обучались. Ежедневно происходил развод с церемониею; музыка и барабаны гудели целый день, напоминая, что Омск военное место. Ширванский полк и артиллерия выступили в лагерь для практических занятий. Лагерь полка находился за Казачьим форштадтом, а артиллерии за Бутырским, совершенно в противоположных сторонах. Палатки, расположенныя в одну линию, были поставлены только для красы, а люди жили в плетневых бараках, довольно прочно устроенных. Все ожидало Григория Ивановича с трепетом, не потому, чтобы могли опередить его какия-нибудь неблагоприятные слухи, а так! В Сибири редко случались встречи и приемы главных начальников, поэтому многие были одержимы подобострастием, доходившим до смешного.
Наконец Глазенап приехал. Разумеется, отборный караул, ординарцы и все офицеры поспешили представиться новому начальнику, ласково их приветствовавшему. После краткаго отдохновения, Григорий Иванович поехал по городу и в лагерь Ширванскаго полка. Оказалось, что лагернаго караула не имелось, люди не жили в палатках, и Глазенап видел, как офицеры перебегали, в халатах, по лагерю. Мимоходом скажем, что самого Григория Ивановича и камердинер даже никогда не видал в шлафроке, и их во всю службу у него не было. Знаменитый его дядя, генерал Михельсон, давший ему первоначальные уроки воинской службы, вселил в него сериозную ненависть к шлафрокам, а потому можно догадаться, как расходилось командирское сердце. Командующему полком, подполковнику Дьячкову, дан был строгий выговор, и предписано, по получении, выступить из квартир (разумее под этим плетневыя бараки) в лагери, где, кроме палаток и форменнаго обоза, ничего не иметь, и лагерное место еженедельно переменять, сохраняя весь воинский порядок по уставу. Халаты только что не преданы анафеме и всесожжению. Таким образом, не весела была первая встреча ширванцев с начальником. Они, имея прежде шефом инспектора, воображали, что нет уже полка лучше их, и, оканчивая почти лагерный срок, теперь, вместо того, чтобы идти на выгодныя квартиры по деревням, начали снова лагерь с перекочевками. В это же время к ним приехал новый шеф, полковник Зварыкин.
Должно и стоит того, чтобы сказать, что такое был Ширванский полк. Офицеры в нем, как уже замечено, принадлежали к очень хорошим семействам и были люди достаточно образованные. Нижние чины все исполины и стройные красавцы; старика ни одного; рост с 2 арш. 13 вершк. до 2 арш. 6 вершк., особенно между гренадерами. Музыка изрядная для фронта (тогда не наступило еще время щеголять многочисленною музыкою); обоз превосходный; лошади все одной масти, не хуже драгунских, сбруя блестящая с набором; шанцовый и прочие инструменты, полированные, укладывались в футляры, обитые сукном. Григорий Иванович называл это галантерейною лавкою. Квартировал полк в лучших деревнях, широко и прихотливо, отъедаясь на отвал; солдаты шагу не делали пешком, все на подводах, с обилием съестной провизии. Шествие ширванцев в лагерь составляло эпоху. Другой, увидя нескончаемые обозы, подумал бы, что это идут две армии, или целая губерния колонизуется в места обетованныя. Но артели не были так богаты, как в других полках. Щегольство в одежде было замечательно: перевязи, портупеи, ранцовые ремни и сапоги чистили под лак, пуговицы и пряжки полированы. Мундиры и панталоны сшиты отлично. Выправка и стойка были неправильны и некрасивы; маршировали на каблуках с вздернутыми носками, шаг был короток, и потому качки и стуку было много; ружейные приемы делали сильно, но без ловкости и развязки в руках; стреляли залпами хорошо, но рядами слабо. Наконец, шумели во фронте, суетились, толкались. Такия замечания сделаны новым инспектором на первом ученьи новому шефу.