Работа лучшее отвлечение, даже когда ты разваливаешься по частям. Поэтому Том настроил барахлившее радио на какой-то шипящий однообразный джаз и сел за письменный стол, достав из блейзера все свои скомканные наработки. Сюжет невероятно простой: мужчина собирается покончить с собой, превращая самоубийство в ритуал, требующий определенной подготовки; он убирается в квартире, приводит в порядок внешность, гладит одежду, выбирает стул, вешает веревку, заготавливает мыло. Последний раз трапезничает в тишине. Он больше не размышляет ни о чем, потому что все уже решено. Только изредка у него проскальзывают сомнения но персонаж списывает их на последние стоны умирающей воли к жизни и не обращает на них внимания; у него просто потеют от них ладони и подмышки. Возможно даже стекает пару капель пота по спине. Затем наступает час, в который он должен лишить себя жизни. Он встаёт на стул, продевает голову в петлю, натерев шею мылом, и, встав на край стула, готовится сойти с обрыва спрыгнуть со скалы в безызвестность смерти, в безупречное ничто. И вдруг раздаётся стук в его дверь на этом рассказ обрывается. Продолжение читайте в следующем выпуске, спасибо. Сперва может показаться, что раз кто-то постучал, то очевидно, что героя ждёт спасение. Но это не так. Он может соскочить и вздернуться, а в дверь так и продолжат стучать, пока он будет корчиться в агонии, задыхаясь. Или могут войти, а он все равно повесится, и даже если его спасут, то он довершит дело потом. Или, может, его действительно ожидает спасение в виде неожиданного оправдания своей жизни в лице какого-нибудь человека, ради которого стоило бы жить. Это неизвестно наверняка, так что Том считал, что завязка должна заинтриговать читателя и заставить его ждать продолжения. Покупать газету, чтобы узнать, чем это все-таки закончится. А еще это довольно вызывающе и тема, и то, с каким безразличием он об этом напишет. Только сухие, как сломанные ветки, факты. Людей всегда интересовало то, что их пугало, и то, что они не понимают.
В иной раз ему бы давалось писать с трудом особенно в таком состоянии однако сейчас Том чеканил слова как машина. Он методично продвигал персонажа по сценарию, рассматривал декорации, пресыщал его пищей. Ничего лишнего, никаких отвлеченных слов. Только суть: стул, мыло, веревка. Стол с кружкой кофе и курицей с рисом под кисло-сладким соусом. Последняя сигарета, выкуренная прямо за столом. Об этом было легко писать это как описывать свою комнату, то, как ты пьёшь кофе и куришь. Никаких усложнений, метафор и воплощения сложных образов, глубинных мыслей.
Закончив писать первую часть, Том вышел на кухню, вылил кофе в ковш, чтобы подогреть на плите. Сухость во рту не проходила, сколько бы воды он ни пил. Подогрев кофе, он перелил его обратно в кружку, достал последние две таблетки аспирина, проглотил их и запил. Руки тряслись. Том говорил себе, что не сделает этого, но голова расходилась по швам и тело брал озноб он вышел на крыльцо, накинув на себя блейзер, и стоял там, выкуривая сигарету, глотая кофе и наблюдая, как день барахтается в сером молоке, холодный и пасмурный, болезненный, как и он сам. Интересно, где сейчас Роуз? Что она делает? Куда бежит от себя? Том надеялся, что она сможет найти дверь. Сможет спасти себя. Что насчёт его самого Бросив окурок на тротуар, Том поежился и вошёл обратно. Он не сделает этого, нет. Он обещал себе. Сделать это как просунуть голову в петлю. Нет, он не будет, он не станет. Нет