Ты чего здесь? удивился Михеев.
Так, я вот и пришел узнать, делать-то чего теперь мне? неуверенно произнес Толька.
Отправляйся обратно и телят в деревню гоните, устало ответил председатель.
Понятно, протянул Ларионов. Я так и думал.
Ну, коли понятно и думал, так действуй, проговорил Михеев. Кобылу только смотри не гони шибко. Кроме нее сейчас в деревне лошадей нет.
А Рыжко? Я его видел, попытался возразить парень.
Ты еще Карюху помяни, перебил его председатель. Они сами себя-то еле носят. С делянки пришли чуть живые. Теперь и хлысты не на чем возить. Пока в себя не придут. Да! Телегу оставь быстрее обернешься.
Не, без телеги никак, не согласился Толька. Скарбу много обратно нужно везти.
Ну, тогда, одна нога здесь, другая там, раскуривая самокрутку, произнес Михеев. Все. Давай езжай, заключил он и отвернулся от Тольки.
Когда мальчишка удалился, Михеев кивнул в его сторону и добавил:
Хороший парень у Ивана растет. В лес зимой к себе возьмешь.
Ивана
Ивана Емельяновича Ларионова.
Хорошо, согласился Ямпольский. А лошади? Лес и сейчас вывозить не на ком.
Лошади будут, в голосе председателя чувствовалась твердая уверенность.
Хорошо, повторил поляк.
Несмотря на темноту, Сергей быстро нашел замаскированный лаз в заброшенный погреб Агафьи. Забравшись внутрь, подождал, пока глаза хоть немного привыкнут к темноте. Однако светлее не стало и ему пришлось воспользоваться спичками. Света оказалось достаточно, чтобы разглядеть лежащие в углу слитки. Не веря себе, Ямпольский потер глаза, но ничего не изменилась: кучка маленьких кирпичиков как прежде поблескивала тусклым светом. Тем временем спичка догорела, обожгла пальцы и погасла. Сергей зажег другую и осторожно взял в руки один из слитков. Для своих небольших размеров он оказался довольно увесистым. Сомнений, в том, что это золото, у него не осталось. Стараясь не выронить, он повертел слиток в руках и даже попробовал на зуб. После чего взял еще один кирпичик, тоже внимательно его разглядел и положил обратно.
Откуда тут оно? Что со всем этим делать? Как поступить? Вопросы один за другим возникали в его голове. Он еще раз осмотрел находку и вылез наружу. Успокоившись, Сергей прикрыл вход лежащими тут же досками и снова задумался. И тут его осенило. Это же было именно то золото, в похищении которое много лет назад Ямпольский участвовал, и которое вскоре после ограбления парохода бесследно исчезло. Он попытался сообразить, как оно могло оказаться здесь, да еще и у деревенского мальчишки, но кроме ничего разумного в голову не пришло.
Спустя пару минут Сергей прервал свои размышления. Время, да и место для этого было неподходящим. Не хватало, чтобы его тут увидели. Или мальчишка передумает и вернется. Да и смысла особого именно сейчас устанавливать истину он не видел. Все одно кроме Тольки никто об этом не скажет. Да и мальчишка, может, еще не захочет. Парень, по всей видимости, он не простой. Хорошо, что появится в деревне лишь через несколько дней. А потому время подумать над всем этим у него еще будет.
Ямпольский на всякий случай огляделся по сторонам, вслушиваясь в ночную тишину. Где-то вдалеке тявкнула собачонка и снова все стихло. Сергей, чуть пригнувшись и аккуратно ступая на землю, скрылся за баней. Какое-то время он сидел неподвижно, прислушиваясь и всматриваясь в темноту. Наконец, убедившись, что рядом никого нет, он с наслаждением зевнул и пошел спать.
За весь следующий день ему в голову толком ничего и не пришло. Здравые мысли так и не посетили. Лишь на двух из них он задержал свое внимание и постарался сосредоточиться. Во-первых, сообщать о находке кому-либо нельзя. Жизненный опыт ему однозначно говорил, что ничем хорошим это для него не закончится. Время сейчас не подходящее для таких находок и особенно откровений. Не делай, как говориться добра с вытекающим из этого общепринятым выводом. И, во-вторых, Тольке Ларионову лучше от такого богатства держаться подальше. Целее, как говорится, он и его родня будет. А потому оставлять золото в погребе никак нельзя и нужно до возвращения мальчишки перепрятать его. Ну, а что делать дальше, решит потом.
Ямпольский так и сделал. Присмотрел подходящее место у колхозного поля, а уже следующей ночью вместо прогулки перетаскал туда все слитки.
Часть первая
Октябрь 1945 года
Генерал вышел в прихожую, прикрыл за собой дверь и остановился. По привычке прислонился спиной к стене и задумался. Слова дочери о том, что какой-то деревенский мальчишка нашел в Ачеме золотой слиток, его серьезно озадачили. Он был уверен, что со всем этим золотым прошлым давно покончено и более эта тема ему не интересна. Но оказалось, что все это не так. Прошлое не хотело его отпускать. И для этого потребовалось совсем немного. От одного упоминания о золоте, сердце снова учащенно забилось и желание во что бы то ни стало завладеть им, подступило с новой силой.
Телефонный звонок прозвучал неожиданно и вывел Иварса из задумчивости. Он с раздражением посмотрел на оживший аппарат и тот, словно почувствовав недовольство хозяина квартиры, тут же замолк. «Ошибся кто-то, не успел подумать Озолс, как тот зазвенел снова». Озолс несколько раз глубоко вдохнул, стараясь взять себя в руки.
Папа, ты тут? Тебе плохо? проговорила выглянувшая на звонок Катя.
Иварс постарался улыбнуться.
Задумался чего-то, произнес он, приходя в себя.
Звонят! Тебе, наверное. Или мне взять трубку? дочка внимательно посмотрела на отца.
Да, да, слышу. Минуту. Я сам возьму, Иварс оторвался от стены и поспешил к телефону.
Дверь за Катей закрылась, и Озолс снял трубку.
Генерал Озолс, спокойным голосом произнес Иварс, стараясь скрыть остатки волнения. Слушаю вас.
Джень добры, пан офицер, раздалось та том конце провода.
На приятный тембр и иностранный акцент знакомого голоса сердце генерала отреагировало моментально. Ощутив в груди легкое покалывание, Озолс прижал к ней руку, словно стараясь раздавить неприятные ощущения. От волнения на лбу тут же вступила неприятная испарина, а на ладонях появилась неприятная липкость. Звонившего человека он узнал сразу. Вот только имя вылетело из головы, и вспомнить никак не удавалось.
Э Ты? в голосе Иварса чувствовалась явная растерянности. Неужели? Слушаю тебя, проговорил он, уже в который раз за последнее время стараясь взять себя в руки.
Буквально накануне ему сообщили, что звонивший ему сейчас человек месяц назад утонул. Он только-только свыкся с этой мыслью, и вот на тебе: тот говорит с ним, как ни в чем не бывало.
Так, пан офицер, с каким-то металлическим равнодушием ответили на том конце провода. Так, повторил голос снова.
Ты где? придя в себя, спросил Иварс. Ты в Ленинграде?
Спрашивать о чем-то ином он не стал. Интересоваться у человека, почему тот живой, а не мертвый на его взгляд было глупо. По крайней мере, сейчас и по телефону.
В Ленинграде, пан офицер.
Позвонил, значит, есть что сказать?
Так, пан офицер.
Вот заладил! Адрес мой знаешь?
Так, пан офицер.
Ты где?
Я близко, пан офицер, все с таким же металлическим холодком отвечал звонивший ему мужчина.
Тогда встретимся напротив моего дома в сквере через полчаса. Успеешь? спросил Иварс.
Назначая встречу, он понимал, что кому-кому, а ему этот человек без особой надобности никогда бы не позвонил. Тем более в нынешней ситуации. А раз так, значит, что-то случилось. И причина тут иная, нежели история его очередного воскрешения.
Так, донеслось в ответ. Буду.
Озолс положил трубку.
Кто-то из гостей? спросила вышедшая из комнаты Татьяна Ивановна. Заболел кто? глядя во встревоженное лицо мужа, спросила она.
Нет. Это по другим делам, ответил Озолс, пытаясь скрыть от жены свое взволнованное состояние. Не беспокойся, на работу не вызывают.